Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
меня.
— Сенна, — зовёт он.
Я
не
поднимаю
голову.
Стараюсь
не
рассыпаться на части. На моей тарелке рис. Я считаю
зёрна.
— У меня ушло много времени... — он
замолкает на мгновение, — …для того, чтобы
перестать ощущать тебя повсюду.
— Айзек, не надо. Правда. Я понимаю. Ты
хочешь быть со своей семьёй.
— Мы не очень хороши в этом, — констатирует
Айзек. — В разговорах. — Он опускает свою тарелку.
Я слышу звон серебряных приборов. — Но хочу,
чтобы ты знала одну вещь обо мне. Хочу здесь
ключевое слово, Сенна. Я знаю, тебе не нужны слова
от меня.
Я пытаюсь отгородиться от его слов с помощью
риса; всё, что стоит между мной и моими чувствами
— рис.
— Ты молчала всю жизнь. Ты молчала, когда
мы
встретились,
молчала,
когда
пострадала.
Молчала, когда жизнь продолжала наносить тебе
удары. Я тоже был таким, в некоторой степени. Но не
так, как ты. Ты само спокойствие. И я попытался
расшевелить тебя. Это не сработало. Но это не
значит, что ты не разбередила мне душу. Я слышал
всё, что ты «не говорила». Я слышал всё так громко,
что был не в состоянии отгородиться от этого. Твоё
молчание, Сенна, я слышу его так громко.
Я опускаю тарелку и вытираю ладони о штаны.
По-прежнему не смотрю на него, но слышу тоску в
голосе Айзека. Мне нечего сказать. Не знаю, что
сказать. Это доказывает его точку зрения, и я не хочу,
чтобы он был прав.
— Я слышу тебя до сих пор.
Я
встаю.
Задеваю
свою тарелку, и она
опрокидывается.
— Айзек, прекрати.
Но он этого не делает.
— И это не я не хочу быть с тобой. Это ты не
хочешь быть со мной.
Я
бросаюсь
к
лестнице.
Игнорирую
перекладины и спрыгиваю… приземляюсь на
корточки.
Чувствую себя зверем.
«Жизнь которррую вы выбиррраете и есть
ваша сущность».
Я зверь, сосредоточенный на выживании.
Ничего не даю. Ничего не принимаю.
ДЕПРЕССИЯ
От меня воняет. Не тот запах, который
источаешь в жаркий день, когда солнце поджаривает
кожу и человек пахнет как копч ёная колбаска.
Хотела бы я пахнуть именно так. Это означало бы,
что тут есть солнце. Я чувствую затхлый запах, как от
старой куклы, которая была заперта в шкафу в
течение многих лет. От меня несёт не мытым телом и
депрессией. Да. Я лениво размышляю о вони, и о
том, как некрасиво седая прядь свисает мне на лицо.
Я даже не стараюсь убрать её с глаз. Я лежу,
свернувшись под одеялом как эмбрион. Понятия не
имею, как долго я лежу здесь — несколько дней?
Недель? Или может мне просто, кажется, что недель.
Я состою из недель, дней недели и часов недели, и
дней и минут и секунд и...
Я даже не на чердаке. Там теплее, но несколько
дней назад я выпила слишком много стопок виски и
пока была в полубессознательном состоянии и
боролась с тошнотой, наткнулась на комнату с
каруселью. У меня слишком сильно кружилась
голова, чтобы разжечь огонь, так что я лежала и
дрожала под одеялом, стараясь не смотреть на
лошадей.
Пробуждение было похоже на утро после
ночной попойки, когда оказываешься в постели с
бойфрендом лучшей подруги.
Сначала я была слишком потрясена, чтобы
двигаться, поэтому просто лежала, парализованная
стыдом и тошнотой. Мне казалось, что находясь там,
я кого-то предаю, но я так и не разобралась кого.
Айзек не искал меня, но если учесть, что мы всю
ночь передавали друг другу бутылку, он, вероятно,
чувствовал себя так же ужасно, как и я. Последнее
время мы так и живём: после ужина встречаемся в
гостиной, чтобы выпить из бутылки, которая уютно
ощущается в наших руках. Послеобеденная выпивка.
Только наши порции еды становятся вс ё меньше и
меньше:
горсть
риса,
небольшая
кучка
консервированной моркови. Последнее время в
наших желудках больше алкоголя, чем еды. У меня
вырывается стон при мысли о еде. Мне нужно
пописать и, возможно, вырвать. Я туда -сюда вожу
кончиком пальца по хлопковому постельному белью.
Туда-сюда, туда -сюда, пока не засыпаю. « Landscape»
по-прежнему играет. Песня не прекращает играть
никогда. Наш Смотритель Зоопарка жесток.
Туда-сюда, туда -сюда. Слева от кровати на
стене наклеены обои, на которых изображены
крошечные карусельные лошадки, плавающие на
кремовом фоне. Вот только они не злятся, как
лошади, прикреплённые к кровати. У них нет
широких ноздрей, и не видно белков глаз. К их
хохолкам привязаны цветные ленты, а драгоценные
камни красного цвета украшают сёдла. Справа от
кровати стена выкрашена в синий, в центре комнаты
кирпичный камин. Иногда я смотрю на синюю стену,
но остальное время мне больше нравится считать
маленьких лошадок на обоях. А потом наступают
моменты, когда я зажмуриваю глаза и представляю,
что дома в своей постели. У меня другие простыни, и
одеяло не такое тяж ёлое, но если я буду лежать
неподвижно...
Именно тогда всё меняется. Я уже не уверена, что
хотела бы находиться в собственной постели. Там так
же холодно, как в этой. Я не хочу быть нигде. Я
должна принять холод, снег и тюрьму. Я должна
быть как Корри Тен Бум ( Прим. пер.: Корри Тен Бум
— голландская праведница, помогавшая евреям во
время Второй Мировой войны) и попытаться найти
цель в страдании. На этой мысли я вхожу в ступор.
Мои мысли, двигающиеся по кругу целый день,
отключились. Я просто смотрю в одну точку. Пока , в
конце концов, не приходит Айзек; он приносит
тарелку с едой и ставит её на тумбочку возле
кровати. Я ничего не трогаю. И так в течение
нескольких дней, пока он не начинает умолять меня
есть. Двигаться. Поговорить с ним. Я смотрю на одну
из двух стен и проверяю, как долго могу обходиться
без чувств. Я мочусь в постель. В первый раз — это
несчастный случай, мой мочевой пузырь, натянутый
как шарик, наполненный водой, достигает своего
предела. Затем это происходит снова. Во сне я
перекатываюсь по кровати и нахожу новое место. Я
просыпаюсь ближе к камину в едва влажной одежде,
но это не беспокоит меня. Я, наконец, в том
состоянии, когда ничто меня не беспокоит.
Всплеск
Я извиваюсь в горячей воде, корчась от
неожиданности. Чуть не задыхаюсь, пока пытаюсь
выбраться, цепляясь ногтями за бортики ванной. Он
бросил меня туда как кусок мыла. Вода хлюпает
через борт ванны и его штаны и носки становятся
мокрыми. Я борюсь ещё несколько секунд, пока его
руки удерживают меня в воде. У меня нет сил, чтобы
бороться. Я позволяю себе погрузиться в воду. Ванна
настолько полна, что я могу погрузиться в неё
полностью. Я тону, тону, тону в океане.
Но покой мне только снится, потому что он хватает
меня под руки и пытается придать моему телу
сидячее положение. Задыхаясь, я хватаюсь за
бортики ванной. На мне ничего нет, за исключением
спортивного бюстгальтера и трусиков. Он наливает
шампунь мне на голову, а я луплю его по рукам, как
ребёнок, пока его пальцы не касаются кожи головы.
Только тогда я успокаиваюсь. Мо ё тело, ещё секунду
назад такое напряжённое,
обмякает,
а доктор,
потирая мне голову, вымывает из неё всякое желание
