Моника (ЛП) - Адамс Браво Каридад (библиотека электронных книг txt) 📗
- Секретарь, заберите вердикт присяжных, и прочтите полным голосом. А вы, обвиняемый, встаньте…
- Вот вердикт, сеньор председатель, - пробормотал секретарь. – Суд присяжных сообщает: «Перед честью и совестью, перед Богом и перед людьми… Нет… Обвиняемый не виновен!»
Волна бешеной радости наполнила нагроможденные публикой скамейки. Странный гомон, одобрение каждого, протесты других сотрясали широкую трибуну с размещенными на них важными персонами, почетными гостями. Буря самых различных эмоций пробегала от одного конца до другого, весь зал стоял на ногах, Хуан искал глазами Монику. Он видел, как она, подняла дрожащие руки, словно благодарила Бога, отступая назад, дрожа от волнения, пока не оперлась о спинку стула, оставшись неподвижной рядом с Ренато, пока с другой стороны его брата, превратившегося теперь в его злейшего врага, не появилась другая женщина, которая однажды зажгла его сердце и его плоть, и которая с ложной заботливостью повернулась к Ренато, играя спектакль с еще большей пародией:
- Дорогой Ренато, не надо так беспокоиться. Эти вещи случаются, и никому до этого нет дела…
- Тихо! – просил председатель. – В соответствии с этим вердиктом, суд полностью оправдал Хуана Дьявола, оставляя за собой право предостеречь и посоветовать ему впредь быть более благоразумным. Во исполнение воли народа, выраженной в вердикте присяжных, приказываю немедленно отпустить его на свободу, так как нет причин его задерживать… А…! Судебное разбирательство сеньора личного обвинителя закончилось…!
Все пришло в движение… Сегундо Дуэлос, Колибри, остальные члены экипажа Люцифер, лейтенант Бриттон и другие моряки Галиона, с воодушевлением подбежали к Хуану и окружили его. Судьи спускались с трибун, удалялись жандармы, председатель суда пожал руку Ренато и сказал ему:
- Сожалею всей душой, сеньор Д`Отремон, но этого ожидали все. Также сожалею, что должен присудить вам оплату судебных издержек, закон есть закон, и мы не можем принимать решения по своему усмотрению, как сеньоры присяжные.
- Я вам очень благодарен, сеньор председатель, и меня не удивили результаты. Я понимал, что иду на риск…
- И с врагом в собственном доме… - председатель бросил многозначительный взгляд в сторону Ноэля, который скрылся в толпе. Затем он обернулся к Монике, но она, казалось, не видела и не слышала, что происходит. Она оставалась неподвижной, напряженной, ее руки вцепились в спинку стула, и наконец, она шагнула, как во сне…
- Моника…!
Галереи опустели. Голос Хуана остановил Монику, ее пошатывало, она словно больше не могла и вот-вот упадет. Он протянул руки, чтобы поддержать ее, подбежал к ней; но взглянув на нее что-то парализовало его душу, губы задрожали:
- Моника… Я думал, ты уходишь… Считаю, что должен поблагодарить тебя, но, тем не менее, не нахожу слов, чтобы выразить это. Ты была такой благородной, такой великодушной… Твое безумное предложение отдать приданое, и как ты говорила в мою поддержку…
- Я думаю, что все, или почти все говорили в твою пользу, Хуан. Тебе не за что меня благодарить, потому что я не сказала ничего, кроме правды…
- Но сам факт, что эта правда есть в твоем сердце, уже много значит для меня. Ты так отчетливо запомнила тот вечер, когда я рассказал тебе о мучениях Колибри, и ты…
- Я не забыла ни один час, проведенный с тобой, Хуан, - призналась Моника. И тут же изменившись, почти яростно произнесла: - Не думаю, что ты должен тратить время на излишнюю учтивость. Ты лучше меня знаешь, кого больше всех должен благодарить. Прибереги свою благодарность для нее и поблагодари ее, как она того заслуживает. Она тебя ждет...
- А…? Не знаю, кого ты имеешь в виду, Моника… Клянусь, что не понимаю…
- Ты прекрасно понимаешь. Конечно же, наименьшее, что ты можешь сделать – скрыть, но со мной нет необходимости притворяться. Я обязана быть осторожной… Я умею молчать и буду дальше это делать…
- Молчать? О чем молчать?
- Не спрашивай слишком много, так как мое терпение и воля имеют пределы, ведь я тоже могу сойти с ума и крикнуть от боли, хотя человек может вынести и большее…
- Клянусь тебе, что…
Хуан резко замолчал… Очень близко к Монике, сзади возвышалась горделивая фигура Ренато, бледного от гнева, со сжатыми челюстями и горящими глазами. Моника обернулась по выражению лица Хуана и в страхе отступила… Как две шпаги скрестились в воздухе взгляды двух братьев, но ничего не вырвалось, никаких оскорблений, готовых сорваться с губ обоих. Словно два разных мира столкнулись лоб в лоб, приумножая жар яда той братско-вероломной крови, пока Ренато наконец не нашел самое жестокое оружие, которым можно ранить брата: презрение. И повернув голову, не обращая внимания на Хуана, он сказал Монике:
- Полагаю, бессмысленно тебя просить вернуться в наш дом…
- Совершенно бессмысленно! – взорвался Хуан, уже не контролируя овладевший им гнев. – Прости, что отвечаю за тебя, Моника, но мы еще женаты и нет места позору, нет надобности давать тебе развод, которого так страстно желает Ренато. Больше всего я дорожу свободой, которой ты добилась для меня, за что я тебе благодарен…
- Сегодня все против меня, но из-за этого я не падаю духом, - с неудержимой желчью признался Ренато. – Я уже вижу, Моника, что ты хочешь исполнить до конца роль примерной супруги. К несчастью, у меня нет власти помешать этому… Всегда к твоим услугам, Моника. На всякий случай, хочу сказать, что мать ожидает тебя в старом доме, как и я жду тебя в своем; несмотря ни на что, если ты захочешь вернуться, двери моего дома всегда открыты. Доброго вечера… - с высокомерным выражением Ренато покинул супругов и удалился быстрым шагом.
- Оставь меня, Хуан, - уныло попросила Моника. – Ты уже поблагодарил меня… эту благодарность я не заслуживаю, поскольку не выполнила свой долг…
- Что с тобой? – с болью удивился Хуан. – Значит, на суде ты говорила только потому, что считала долгом восстановить справедливость? Значит, ты встала на мою сторону, но против Ренато, по велению совести, а не сердца?
- Полагаю, для тебя это одно и то же.
- Не одно и то же, учитывая, что я тебя спрашиваю. Не одно и то же, когда я требую… Да, я требую, чтобы ты призналась откровенно…
- Не думаю, что ты имеешь право что-либо от меня требовать. Наш долг выполнен… Полагаю, что сегодня твоя гордость и самолюбие удовлетворены. Сегодня ты можешь не сомневаться в чувстве к женщине, которая однажды тебя предала. Ради тебя она лгала, обманывала, подкупала… Ради тебя она подверглась опасности, придя даже в тюрьму, чтобы броситься в твои объятия…
- Кто тебе сказал, Моника…? Кто…? Неужели…?
- Я сама тебя видела, но теперь это не важно, потому что это касается меня, а кому я важна? Кому я могу быть важна?
- А если ты мне важна больше всех, больше всего на свете?
- В качестве кого? Трофея? Или оружия против Ренато?
- Почему ты не забудешь Ренато? Ты не можешь произнести и двух слов, чтобы не назвать его имя?
- Это ты бросил ему вызов. Из-за ненависти, не ради любви ты держишь меня… Но знаешь ли ты, что такое любовь?
- И почему же я знаю об этом меньше, чем Ренато? Твой Ренато!
- Он не мой Ренато и никогда им не будет!
- Возможно он уже твой, возможно теперь он научился любить тебя, и ты все еще вздыхаешь по нему. Но ты не будешь принадлежать ему! Ты не будешь принадлежать ему никогда! Никогда!
Бешено, слепой от гнева, как тогда в те бурные дни, после вынужденной свадьбы, увозя ее через поля к Люциферу, говорил Хуан, сжимая сильными руками изящные запястья Моники; прикрыв глаза она откинула назад голову. Она чувствовала угасшие мечты, как душа переполнялась горем, но прикосновение этих рук, властных и нежных, грубых и горячих, захватило ее таким удовольствием, которого она еще никогда не чувствовала, словно ее воля разрушилась, было желание не думать ни о чем, не говорить ничего, снова очутиться в тех ужасных часах прошлого: быть трофеем в его руках. Принадлежать ему пусть с печальной участью рабыни, пусть даже кровь в ее сердце разочаруется, что другая владеет сердцем Хуана.
