Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL" (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
— Земля вызывает Марка, — напомнил о своем присутствии Антон, успевший расплести веревку. Черт…
— Да, я здесь, — в раскаянии сказал я, подходя к месту будущей «казни». Член заметно набух, мокрые, холоднеющие на воздухе плавки неприятно облегали бедра.
Я послушно поднял руки, прижатые запястьями друг к другу, Антон с ловкостью бойскаута привязал их к ветке у меня над головой — так, что, согнутые в локтях, они заслоняли мое лицо. Так это его фантазия, обездвиживание на свежем воздухе?.. Быстрее, чем я додумал этот риторический вопрос, Антон сдернул с меня шорты до щиколоток!
— А это-то зачем?!
— Пусть посушатся, — с нотками сарказма в голосе ответил он.
Искренне сожалея, что согласился незнамо на что, я переставлял ноги, чтобы Антон снял мои шорты окончательно, и вскоре они повисли на низкой ветке неподалеку, как стиранное белье на веревке. В оставленном на пеньке пакете Антон отыскал свернутую в тугой маленький рулончик ленту, черную, из довольно толстой ткани. Он подходил ко мне с ней, словно маньяк с удавкой, из-за наклона головы чуть вперед взгляд его виделся мне тяжелым, потемневшим, сверкающим неподъемным металлом годами угнетаемых сексуальных желаний, и улыбка не особо улучшала это действительно пугающее выражение лица. Все еще завораживающее… Подчиняющее… Оно было последним, что я увидел перед тем, как лента обвилась вокруг моей головы и закрыла глаза наглухо от едва пробивающегося сквозь кроны блеклого света. В темноте я сильнее ощутил грубость волокон веревки вокруг запястий, наготу всего тела, бессилие посаженного на цепь пленника, вдобавок лишенного зрения…
— Тебе очень идет… — жаром дыхания ошпарило ухо, а грубым рокочущим шепотом — все сознание в целом. Я ждал прикосновений, последующих слов — хоть чего-нибудь! — но услышал только удаляющиеся шаги, намеренно громкие, перерубающие пополам валяющиеся в траве сухие ветки.
— Антон?.. — позвал его я в Пустоте, облизал пересохшие губы, сперто сглотнул. Ответом мне был далекий шелест листвы, прохладный легкий ветер приблизился, пробудил мурашки по всему телу и полетел дальше, вглубь леса.
Обострившимся до предела слухом или же фантазией, подсовывающей, как привыкла, мне свинью, я слышал невидимую даже самому внимательному глазу жизнь леса… Я чувствовал, как с той же скоростью, что и кровь в моих жилах, во всем, что окружало меня в тот момент, циркулируют соки; как вместе с тем информация о моем присутствии, о тугости веревки от ветки — по ней — достигает ствола, входит в землю, где распространяется по корням вокруг, эквиваленту сарафанного радио. Новый легкий порыв ветра решил прогуляться по лесу — и коже. Высокие травы по его приказу склонились к моим ногам, однако, видя лишь фантазией, я ощутил, как тонкие, но крепкие побеги вьюнка окольцовывают мои ступни, змеями поднимаются к икрам. В нос затянуло отчетливый аромат одеколона Антона; мокрая шершавая ветка беззвучно, под шелест листвы ее братьев, кольнула чувствительный бок, последовала за дернувшимся от нее телом, вскользь оцарапала ребра до приятной, сбивающей с толку дрожи. Сам лес озлобился на людей, веселья ради заставляющих природу проглатывать мусор, а я попался ему под руку в самый неподходящий момент… Корявую ветвь подменили две густо увешанные листьями: шелестя, они, точно щупальца инопланетной твари, изучали изгибы шеи, тяжко вздымающуюся грудь, вздрагивающий от всякого прикосновения живот да широко разведенные бедра… Невесомое скольжение по коже будоражило куда сильнее прямых давящих прикосновений; как и неизвестность происходящего со мной; как и огромное открытое пространство, не имеющее безопасных городских стен.
Прохладные капли росы приземлились одна за другой на вставший член. Нечто гладкое, силиконовое, сплошь покрытое неровностями, стимулирующими головку, обхватило ее с двух сторон, размазало влагу, заставляющую плоть пылать, совсем как в поезде… Через несомкнутые губы вырывалось сбивчивое тяжелое дыхание; сердце мое усилило удары и, казалось, способно стало пробить грудину, чтоб глотнуть немного свежего воздуха. Однако вряд ли это помогло бы ему успокоиться, как не помогало мне. Из-за покрывшей весь член смазки я чувствовал пульсирующий жар, как если бы невидимые губы легко смыкались кольцом вокруг головки. Вкруговую по ней рисовали узоры, крупные пупырышки этих двух невероятных языков или чем бы это ни было попадали порой в отверстие уретры, дразнили отзвуками приятной, едва осознаваемой боли, старались протиснуться под складки крайней плоти, окончательно сдвигая ее. Нечто такое же скользкое, с массажными буграми, начало чертить неспешно линию по внутренней стороне бедра — вверх… Поднявшись к промежности, оно продолжило след смазки по шву и всей поверхностью — шириной с пару пальцев — чувственно лизнуло сфинктер. Я не сдержал мычащий стон, зажатый меж двух сдвигающихся стен — меж двух стимуляций. Лес ответил на прорвавшийся на волю голос прохладой ветра и шелестом листвы. Мне чудилось, что в этом шуме — пересуды, осуждение и смех, подбрасывающие хворост в костерок стыда, потрескивающий у меня в груди… Сладостное истязание головки не прекращалась ни на секунду, в задницу все глубже вторгалось такое же «орудие пытки», эластичными буграми стимулируя поневоле расслабляющийся анус и стенки внутри. Не слыша собственных мыслей — вряд ли сохранив хоть одну, я уже дышал стонами; не заметил, как прогнулся в спине, на языке тела бесстыдно умоляя безжалостно расправиться со мной…
Вдруг живой лес отстранил от меня свои путы, послышался хлесткий звук, как если бы врач сдернул с кисти перчатку, только ниже, резиновее. Покрытое лубрикантом щупальце вместе с тремя сухими горячими пальцами коснулось ягодицы, в кольцо мышц уперся желанный член и без промедлений был втолкнут внутрь — неторопливо, но настойчиво раздвигал пульсирующую от нетерпения плоть, заполнял до предела… Игры в живой лес закончились, понял я в тот момент, когда окутанный ледяным парфюмом Антон прижался к моей спине разгоряченной грудью, губами впился в шею, словно вот-вот собирался воткнуть в нее клыки и напиться глинтвейном, приготовленным им в моих венах… Ветка захрустела: забыв про нее, я двинул отчасти уже затекшими руками, желая обнять через плечо потерявшуюся на три года часть своего естества. Его ладонь поднималась по моему плечу и предплечью, на запястье пальцы потянули за конец веревки, хитро запрятанный между тугими кольцами узлов, и руки мои, наконец, опустились, вот только остались в связке друг с другом. Никуда не делась и повязка.
Осторожно, не разъединяя извращенной «собачьей» сцепки, мы опустились на траву, корни неприятно уперлись мне в предплечья, тотчас запачкавшиеся землей. Посреди дикого вечернего леса — со связанными руками и повязкой на глазах, коленями стоя на влажной траве, а лбом к кистям и корням приникнув, — я раз за разом принимал член во всю длину; имеющий возможность лишь стонать от навязываемого экстаза, но не освободиться от него… Приближаясь к разрядке, Антон вновь позволил мне ощутить вес и тепло его тела. Рьяные рывки его бедер сводили с ума, давным-давно превратили нас обоих в бездумных зверей, подчиняющихся инстинктам, низменным желаниям!.. На плече у меня красовался розоватый укус, следы от зубов меркли быстро, но скорее, чем на коже б не осталось красноты, два животных стона-рыка сплелись воедино! Сперма выплеснулась внутрь меня — и на латексные напальчники на правой руке Антона, беспощадно выдаивающей мой член…
За стеной частого хрипловатого дыхания пел соловей и еще какая-то птаха, с обожанием в голосе подражающая ему на свой манер. Завалившись спиной на траву, как и Антон по правую руку от меня, я сдвинул повязку на лоб — оступился ослабевшим сознанием и чуть не свалился в небесную пропасть, прикрытую волнующимися кронами, будто гигантская ловчая яма.
— С ума сойти… — задыхаясь, проговорил я.
С улыбкой истинного морального удовлетворения Антон сдернул полупрозрачные розовые напальчники: один — с указательного и безымянного пальца, второй — с большого (их третий близнец валялся здесь же в траве, как и пустой пакетик от согревающего лубриканта).
