Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (полная версия книги TXT) 📗
Сальваторе отрицательно покачал головой, усмехнулся.
— Ты пришла сюда не за этим, милая, — он направился в зал, проходя мимо Елены намеренно близко, — мне не ври.
От него веяло сигаретами. Елена ненавидела запах никотина. Ненавидела курящих людей с их глупыми предрассудками, мол, сигареты успокаивают. Курение — просто вредная привычка. Как она может быть панацеей?
Он скрылся в зале. Гилберт сжала зубы, решив стерпеть это пренебрежение, а потом развернулась и направилась за Сальваторе. В комнате Деймон сидел на диване, готовясь снова закурить. Елена кошачьей и развалистой походкой подошла к дивану и села рядом. Деймон тем временем достал сигарету из пачки.
— Ты разрушил меня, — смиренно произнесла она, поворачивая голову в сторону мужчины и сжимая края дивана. Сальваторе на нее принципиально не смотрел: нагляделся уже вдоволь. — Я признаю это. Вчера вечером мы с Тайлером были вдвоем и…
Она ожидала, что он ее остановит. Бросит что-то типа: «Избавь меня от подробностей», но вместо этого Доберман с кривой усмешкой уставился на говорящую, явно наслаждаясь плодами своей работы.
— И я не могу с ним забыться, понимаешь? Потому что чувствую себя лгуньей…
— М-м-м, — он улыбнулся, медленно оперся о спинку дивана и зажал сигарету между пальцами, - так, он тебя еще не трахнул, да?
Раньше бы ее эти слова исполосовали. Раньше бы эти слова ее испепели, уничтожили, причинили жгучую боль. Но теперь девушка не чувствовала ничего, кроме одного: азарта. Ей хотелось еще и еще: этот безумный фламенко ей хотелось продолжать до тех пор, пока не наступит отдышка, пока не начнут подкашиваться ноги, пока сердце не начнет выпрыгивать из груди.
Пока она не испытает наслаждение и удалость.
— В том-то и дело, — она прикусила нижнюю губу, опуская взгляд и сжимая ноги. Она делала это преднамеренно, потому что ей очень хотелось отплатить той же монетой. — Но получилось не так, как мы того ожидали.
Она не смотрела в его глаза. Лишь повисшая пауза в воздухе говорила о том, что информация была воспринята… на полном серьезе. В начале так показалось, по крайней мере.
— И думаю, — продолжала девушка тихим голосом, — что это и не будет получаться, пока ты тут. Я уничтожена, так что твое желание сбылось.
Доберман затянулся. Он приблизился к девушке, желая выпустить дым ей в лицо. Желая увидеть, как эта врунья корчится в ласковых приступах удушья, как слезятся ее глаза, как она пытается откашляться.
Но он не стал этого делать. Его дым и так впитается в нее. Этого будет вполне достаточно.
Елена подняла взгляд. Она уже не впервой видела его так близко, не впервой чувствовала, что ее бросает в жар, что в ней пробуждается неопредолимое и неконтролируемое желание сделать что-то сумасшедше неправильное.
— А что тебе известно еще о моих желаниях? — его тембр в тишине с хриплыми нотками нашел отзвучие в ее душе. Девушка еще сильнее сжала ноги, но в этот раз она сделала это бессознательно.
Сальваторе медленно опустил взгляд с глаз этой мерзавки на ее губы, задерживая на них внимание. Он сидел близко по отношению к ней. Так близко, что эти оставшиеся ничтожные миллиметры будто и не существовали. Потом его взгляд спустился на ее грудную клетку, часто поднимавшуюся из-за сбитого дыхания. Доберман позволял себе так откровенно разглядывать ее уже не в первый раз.
Их «впервые» приобрели другой характер — «постоянные».
А потом в его внимании оказалась ее до неприличия короткая юбка. Слишком короткая для того, чтобы приходить в квартиру к одинокому мужчине, с которым Елену связывают столь амбивалентные отношения.
— Я тебя ненавижу, — прошептала она на выдохе, отворачиваясь в другую сторону, не в силах терпеть это внимание и не желая избавляться от него. — Если бы ты только знал как я тебя…
Она не договорила последнее слово. Определенность растворилась в сигаретном дыме сигарет Добермана, как и скромность. Как и трезвость ума. Мальвина хотела устроить скандал, но снова попала под воздействие азарта.
— Я тебя тоже, — он отрывается от созерцания ее, медленно опираясь на спинку дивана и тоже не договаривая необходимых слов. — Но это не мешает нам общаться.
— Это не общение… — уточняет она, сильнее сжимая ладонями края дивана. Ее дыхание окончательно сбилось: голос сникал на полуслове, а телу стало настолько жарко, что появилось чувство, будто кто-то повысил температуру в этой тесной комнате.
— Так зачем ты приходила? — спросил он, делая затяжку и смотря на напряженную ровную спину собеседницы. — Чтобы в очередной раз сказать мне то, что я и так знаю?
— Я решила бросить Тайлера, — выпалила девушка, все также не шевелясь. Понимая, что перебивать ее никто не собирается, Елена продолжила: — После всего, что случилось, я не могу с ним быть.
Она выдержала паузу. Она знала, что на нее смотрят в упор, что ее сверлят взглядом. Более того, Елена даже знала какой именно взгляд у Деймона. Но оборачиваться девушка не смела: она продолжала идти ва-банк.
— Так что можешь праздновать.
Она быстро поднялась. Она хотела было уйти, хотела, чтобы ее остановили, но ни тому ни другому не суждено было случиться. Шатенка медленно повернулась к Сальваторе, смотря на него сверху внизу, гипнотизируя его, концентрируя на себе все его внимание. Деймон прекрасно понимал, что Мальвина блефует, что ей в очередной раз просто нечего делать, и она пускается в этот пляс декаданса.
Но и ему тоже нечего делать. Он выжидает ее следующего шага.
— Ведь я рассталась с ним… Из-за тебя.
Сальваторе прищурился, выпустил дым из легких и медленно поднялся. Он хотел посмотреть в ее наглые глаза, увидеть там хоть толику человечности или благоразумия. Хотел, но не увидел. Лишь настырность. Лишь вызов. Лишь взгляд, говорящий: «Ну, попробуй приручить меня».
— Неужели ты думаешь, что я верю тебе? А? Ведь все эти твои дешевые фразы, лживые ужимки, фальшивые действия — все это я нутром чую, понимаешь? Я ведь уже предупреждал тебя, чтобы ты не провоцировала меня.
Она не изменилась. Продолжала вглядываться в его глаза, разжигая пожар их душ, разжигая фантазию и будоража сознание нехорошими фантазиями. Эта наглость стала выводить Сальваторе из себя.
— Я только понять не могу: тебе это удовольствие доставляет?
Она выше подняла подбородок, сделав шаг вперед и сократив расстояние. Его личное пространство нарушено. Ее близость запредельная. И Доберману хочется воспользоваться этим, хочется доказать этой выскочке одно: играть со спичками действительно опасно.
— Да. Так же, как и тебе.
Он сделал затяжку, отходя на некоторое расстояние, словно что-то обдумывая. И зря он наивно полагал, что эта девочка пропитана его запахом. На самом деле, он тоже впитывал ее. Все ее взгляды, все ее повадки, все ее слова — это он научил наизусть неосознанно. Ее слишком много в его мыслях, в его объятиях, в его постели, которая пропитана ее запахом.
Сальваторе разозлился. Бросив сигарету в пепельницу, он ринулся к девушке, хватая ее за талию и рывком заставляя сесть на диван. Гилберт не ожидала такой резкости, но не удивилась ее проявлению. Она была слишком беззащитной — это лишало рассудка их обоих. Она хотела подчиняться. Он хотел подчинять.
Теперь и ему стало жарко.
— Слушай меня внимательно и запоминай, — процедил он, нависая над девушкой и впиваясь в ее плечи руками, — сейчас ты собираешь манатки, сваливаешь отсюда и навсегда — слышишь? — навсегда забываешь сюда дорогу, а я, так уж быть, сделаю тебе одолжение и не расскажу твоему парню, как ты наведываешься в гости к другому мужику.
Красивая девочка Елена была слишком привлекательна, чтобы разозлиться на нее как следует. Честно, принадлежи она ему, он бы всю дурь из нее выбил. Честно, принадлежи она ему, он бы не церемонился с ней, и тогда бы эта сучка познала великую, но простую истину: не играй с людьми.
Шатенка даже не попыталась дернуться. Видимо, ей, и правда, это нравилось.
— Черта с два, Доберман! Ты воспитал меня такой! Ты сотворил из меня такую суку! Я — твое детище, поэтому даже не смей мне это костью поперек горла ставить. Я — твое отражение, Сальваторе. Твое прекрасно ужасное отражение, — и если раньше ее голос со спокойного тона переходил на высокий тон, то теперь все изменялось: с крика девушка перешла на шепот. Эта перемена была неожиданной. Действительно неожиданной за все время их сегодняшнего общения.
