Вкус яблочных зёрен (ЛП) - Хагена Катарина (читать книги онлайн полностью .txt) 📗

сестёр пахли яблоками, так же как их одежда и руки. Они варили яблочный мусс и сидр, и

желе с корицей, и большей частью в карманах их передников были яблоки, а в руке

надкусанное яблоко. Берта сначала быстро выгрызала широкое кольцо вокруг яблока, потом

аккуратно обкусывала огрызок внизу, потом вверху, а сам огрызок выкидывала далеко

высокой дугой. Анна ела медленно и с удовольствием, снизу доверху — всё. Яблочные

семечки она пережёвывала ещё часами. Когда Берта говорила ей, что семечки у яблок

ядовитые, Анна возражала, что у них вкус марципана. Только стебелёк она выплевывала. Об

этом мне рассказывала Берта, когда увидела, что я ем яблоки так, как она сама. Но ведь так

едят яблоки почти все люди.

Летом Карстен Лексов отпустил школьников из-за жары, для сбора ягод, как он это

назвал. Берта рассмеялась и сказала, что такие уроки ей больше по душе. Карстен Лексов

заметил маленькие белые зубки своей ученицы и беспорядочную лёгкость её руки, с которой

она откидывала волосы назад и пыталась пригладить их в косы. Так как её учитель по-

прежнему смотрел на неё и, возможно, она разозлила его своим развязным высказыванием,

Берта покраснела и ушла прочь. Господин Лексов смотрел вслед Берте с бьющимся сердцем

и ничего не сказал. Анна всё видела и узнала этот взгляд, которым смотрел Лексов вслед

Берте, она узнала его, как узнают собственное лицо в зеркале, и поспешила с пунцово-

красными щеками и опущенной головой за своей сестрой.

Анна любила Лексова, Лексов любил Берту, а Берта? Она на самом деле любила

Хайнриха Люншена, Хиннерка, как все его называли. Он был сыном хозяина деревенской

гостиницы, и был никем, у него не было земли. Семье принадлежали только два маленьких

пастбища на дальней окраине деревни, и даже их сдавали в аренду ещё большему бедняге.

Хиннерк ненавидел хозяйство своих родителей. Он ненавидел запах кухни и застоявшегося

пива утром в таверне. Также он ненавидел страстные и громкие ссоры своих родителей, и

такие же страстные и громкие примирения. Один из его младших братьев, Хиннерк сам был

самым старшим, однажды сказал, пока они оба сидели в тёмной кухне и вслушивались в

особенно яростный спор, что скоро у них снова родится братишка. Хиннерк вскочил, он

ненавидел бесконечные беременности матери.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, всегда когда они ругаются, у нас вскоре появляется братик. — Хиннерк холодно

рассмеялся. Он должен выбраться отсюда, потому что ненавидел всё это.

Господин Деельватер заметил его, потому что пастор и старый учитель хвалили ум

парня сверх всякой меры. Хиннерк был умнее всех в деревне, он очень хорошо это понимал,

а также и некоторые люди, которые не были глупы, тоже это заметили. Хиннерк часто бывал

у Деельватеров. Он помогал во время сбора урожая и зарабатывал так немного денег.

Немного больше денег юноша зарабатывал у пастора, что подвигло Хиннерка, который был

очень гордым, возненавидеть и его, и при первой же представившейся возможности он

объявил о том, что покидает церковь, сразу во время похорон его матери. Стоимость

проповеди можно было бы и сэкономить, любая другая речь была бы также хороша, они все

были одинаковыми, пастор только вставлял нужное имя, но даже это было для него трудным.

Пастор, который вложил очень много денег в образование Хиннерка, который всегда

предоставлял ему свою не слишком обширную библиотеку, был глубоко оскорблён, не

только из-за неблагодарности и неуважения Хиннерка, а и потому, что тот слишком близко

подобрался к правде. Но оба юридических экзамена уже были с честью сданы, и молодой

юрист, недавно обручившийся с дочерью Деельватеров, уже был финансово независим от

пастора.

Пастор знал об этом, и он так же знал, что Хиннерк знал, что он знал это, и этот факт

больше всего его раздражал.

Я вспоминала о Хиннерке Люншене как о любящем деде, у которого был дар везде, где

бы он ни прилёг, сразу засыпать, и который с удовольствием пользовался этим даром.

Конечно, его настроения были непредсказуемы. Но он больше не был полон ненависти,

мужчина стал горделивым нотариусом, представительным владельцем канцелярии, гордым

супругом прекрасной женщины и вместе с этим он стал гордым владельцем

представительного поместья, гордым отцом трёх прекрасных дочерей и ещё прекраснейших

внучек, как он всегда заверял меня и Розмари, нагружая при этом на хрустальные тарелочки

огромные порции шоколадно-ванильно-земляничного мороженного. Всё перевернулось,

теперь многие ненавидели Хиннерка, а сам он больше никого не ненавидел, в конце концов,

он достиг всего, чего хотел. Хиннерк всё ещё был самым умным мужчиной в деревне и об

этом теперь знали все.

Он даже нарисовал герб семьи, чтобы забыть о своём низком происхождении, что

было, конечно же, глупостью, ведь, в конечном счёте, люди приходили к нему потому, что

он мог говорить с ними на их диалекте, а не из-за его высокого происхождения. Так что

картина герба в раме осталась в чулане, бывшей девичьей комнате, где он до сих пор и висит.

Ещё я помнила, при взгляде на него на резко очерченных губах Хиннерка играла загадочная

улыбка, удовлетворение или же самоирония? Наверное, он сам этого не знал.

Берта любила Хиннерка. Она любила его мрачную ауру, его молчание и его едкий

сарказм по отношению к другим. Однако всегда, когда он видел её и Анну, его лицо

светлело, он вежливо улыбался и шутил, и мог экспромтом сочинить сонет о яблочном

огрызке, который Анна как раз хотела засунуть в рот, или же спеть торжественную оду о

левой косичке Берты, или пробежать по двору на руках, так что курицы с встревоженным

кудахтаньем разлетались в разные стороны. Обе девушки громко смеялись, Берта неловко

теребила бант на своей косе, и Анна выкинула с наигранным равнодушием и скрытой

улыбкой свой огрызок в сирень и отказалась доедать его в этот раз.

Но Хиннерк сначала хотел жениться на Анне. Конечно, он знал, что та старшая дочь

Карла Деельватера, если бы она ей не была, наверное, он её бы и не захотел, и уж точно не в

качестве жены. Его привлекало не только её наследство. По крайней мере, не только оно.

Более того, он восхищался её статусом, её спокойной самоуверенностью, которой ему так не

хватало. Конечно, Хиннерк также видел её красоту, её тело с полной грудью, округлыми

бедрами и гибкой спиной. Радушное безразличие, с которым Анна относилась к нему,

возбуждало его, но он всегда следил за тем, чтобы относится к обеим девушкам с

одинаковым вниманием. Из расчёта или уважения? Из привязанности к Берте или из-за

сожаления к младшей дочери, о чувствах которой он должен бы был быть в курсе?

Моя бабушка знала, что она была лишь вторым выбором Хиннерка. Берта как-то

сказала об этом мне и Розмари, без горечи, даже без сожаления, очень содержательно, как

будто так оно и должно было быть. Нам это не понравилось, мы почти разозлились на Берту,

любовь не должна быть такой, мы так думали. И хотя мы не сговаривались, но никогда не

рассказывали об этом Мире. Теперь, узнав, что Инга не была дочерью Хиннерка, мне было

понятнее отсутствие горечи в словах Берты о Хиннерке, также как и её преданность. К тому

же, у неё всё происходило так, как должно было происходить, куда яблоки падали, там они и

лежали, как она всегда говорила, яблоки от яблони недалеко падают. В конце концов, Берта в

свои 63 года упала с яблони и после этого воспоминания одно за другим выпадали из её

памяти, и она подчинилась этому распаду печально и без боя. Как все повороты судьбы —