Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ) - Тюрина Елена Александровна (список книг TXT, FB2) 📗

Интересно, чьей идеей была именно такая композиция? Максима? Или кого-то другого? В любом случае человек, придумавший это, явно был знаком с рассказанной в письмах историей. Потому что в настолько точные совпадения я не верила.

— Давайте, отвезу вас домой, — предложила я Лёке.

Надеюсь, дорогу назад найду без проблем. Ведь нужно успеть на фуршет! Ещё утром я была твёрдо намерена уехать сразу после презентации. А потом и на открытие памятника поехала, и в ресторан собиралась. Надеялась увидеть там Максима? Приходилось признаться в этом самой себе. Но после его речи на пресс-конференции меня, как говорит иногда отец, коротнуло. До сих пор не могла вдохнуть полной грудью и привести мысли в порядок. Что-то влекло меня туда, может и на беду. Однажды я уже вошла в эту реку. А если верить пословице, в одну реку нельзя войти дважды. Потому что всё меняется и время течёт, как вода, а значит, река уже будет другой. На каждого входящего притекают новые и новые воды. Может, и с человеком так же? Может быть, он тоже становится другим? Вода утекла, и мы оба поменялись. Воротиться назад до того момента, как всё произошло, не получится. Как река движется только вперёд, так и нам нужно всё забыть, отпустить старые обиды и двигаться дальше. Раз уж так вышло, что мы снова встретились, неправильно избегать друг друга. Тем более что он нашёл в себе смелость попросить прощения. Только вот это «всё равно ты будешь моей» меня тревожило и приводило в смятение…

Глава 15

Я окончательно пришла к мысли, что пора уезжать, когда изрядно пригубившая сливовой наливки Лёка и несколько её соседок затянули любимую застольную песню всего Советского Союза — «Огней так много золотых на улицах Саратова». Ничего грустнее для меня и придумать сейчас нельзя было. На словах «а я люблю женатого» я сама чуть не разрыдалась, хоть и не пила ни капли. Не песня, а какое-то издевательство. С её помощью меня можно было бы пытать. Там каждая строчка всю душу наизнанку вывернет.

Времени уже почти пять часов дня, а мне ещё больше часа добираться. В ресторане нужно быть к восьми. Я случайно вспомнила, что телефон на режиме полёта. Включила. Оказалось, Андрей снова звонил, и Ирина. Наверное, хотела выяснить, куда я опять подевалась.

Сто раз извинившись, что уезжаю, напоследок расцелованная Лёкой, я наконец-то села в машину.

Успела заехать домой, переоделась в вечерний наряд — лаконичное чёрное платье, — поправила причёску и макияж, и почти вовремя подрулила к ресторану Purple Eye. Место почти на самом краю города казалось немного странным выбором для такого заведения. Но, судя по уставленной автомобилями парковке, отбоя от посетителей здесь не было. Насколько я знаю, в ресторане имелось четыре зала, и для нашего фуршета арендовали один из них, расположенный на втором этаже.

Пока шла к входу, невольно посмотрела на припаркованные поблизости машины. Взгляд зацепился за чёрный джип. Но потом я заметила ещё штук пять похожих.

Главным украшением этого места были лилии. Неоновые и в виде пурпурных узоров на обитых пепельным шёлком стенах, посуда и зеркала также в форме цветов. В общем, они были везде. Неудивительно, ведь Пурпл Ай — это сорт азиатской лилии бесподобного ярко-розового цвета с почти чёрным центром и напылением. Здесь всё радовало глаз и вызывало эстетическое удовольствие. Даже по фасаду здания можно было сделать вывод, что место шикарное. Что уж говорить о внутренних интерьерах. Организаторы явно не поскупились на то, чтобы порадовать своих гостей. Хотя, признаться, отдых в таком дорогом заведении в моём понимании не очень вязался с меценатством и благотворительностью.

Вместо обещанного фуршета меня ждал настоящий банкет. И гостей оказалось совсем не много. Очень уж узкий круг. Габриелян, Ростовский и Богорад сидели за одним столиком. С ними ещё какая-то хохотушка. Её звонкий смех я услышала ещё на лестнице, ведущей в зал. Ирина помахала мне, приглашая за свой столик.

— Я для вас тут местечко стерегу, — шепнула она.

Кухню ещё не успела оценить, но антураж определённо располагал к приятным беседам за чашкой кофе или бокалом вина. Потому что Максим с этой громкой, без устали смеющейся леди, увлечённо беседовал уже минут пятнадцать. Я даже засмотрелась на него. Такой весь респектабельный, официальный. И в который раз отметила про себя, что у него абсолютно цыганская внешность. Тогда в Апрельском я даже как-то пошутила на эту тему, когда мы обсуждали цыганские гадания. У него смуглая кожа, почти чёрные глаза и волосы, прямой нос, чуть вытянутое лицо, довольно пухлые чувственные губы. Такой как обожжёт взглядом, и кажется, что вот-вот зазвучит: «Спрячь за высоким забором девчонку».

К нашему столику подошёл официант и предложил выбрать напитки. Я предпочла красное вино. Ирина и ещё пара гостей, сидевших с нами, белое или коньяк. Вишнёво-алая жидкость в моём бокале красиво искрила в приглушённом свете зала. Габриелян, убедившись, что у всех есть, что выпить, попросил слова и сказал короткий тост. Бокалы нежно зазвенели, соприкасаясь. И всё же вечер был прекрасен! Я не жалела, что приехала сюда. Вино оказалось прохладное, чуть терпкое, с тонким ароматом.

Максима со своего места я не могла видеть. Только если обернусь. Мы сидели друг к другу спинами. Поэтому взглянуть в его сторону я получила возможность, лишь когда Борис Каренович произносил свою речь. Но он в этот момент глядел на Габриеляна. Тем не менее, благодаря этому короткому мигу я успела заметить свою книгу у Богорада на столе. Она лежала рядом с его приборами, а на ней — телефон Максима. Обложку я узнала бы в любом месте и при любом освещении, так что сомнений быть не могло!

Все общались и выпивали, пока ждали основные угощения. После нескольких тостов и безжалостного уничтожения первого блюда гости заметно расслабились и оживились. Многие принялись ходить по залу, подсаживаться к другим. Кто-то вышел покурить. Когда я обнаружила, что Максим остался за столиком один, — даже веселушка куда-то упорхнула, — то решила подойти. Присела рядом и увидела, что он листает книгу. Так увлёкся, что даже не сразу посмотрел на меня. А когда заметил моё присутствие, то отложил её в сторону.

— Ты не находишь, что нам нужно поговорить? — спросила прямо.

— О чём? — Максим упорно прятал от меня глаза.

— Ну, объясниться, внести ясность... — я тоже смешалась.

— Думаю, между нами всё и так предельно ясно. Мы — партнёры по этому делу. По-моему, очень благородному делу. Вон сколько хорошего сотворили.

— Да, ты прав, — согласилась я.

Что ж. Меня воспринимают как предмет интерьера. Который есть, но особых эмоций не вызывает. Значит, его красивые слова на конференции были лишь рисовкой, способом привлечь к себе внимание, показать, какой он благородный? Не удивлюсь, если вопросы журналистки, спровоцировавшие это его демонстративное извинение, были срежиссированы заранее. Я невольно вспомнила его лицо за окном больничной палаты. Оно, как фотография, навсегда впечаталось в мою память. А ведь тогда он и приходил, чтобы извиниться...

— Хотела подарить тебе свою книгу, — я показала взглядом на лежавшее рядом издание.

— Я уже купил.

— Да? — даже сама уловила в своём голосе нотки разочарования. — А я... хотела с авторской подписью...

— Ну, извини, — он виновато развёл руками.

О том, что подписать можно и уже купленный экземпляр, не подумала. Да и что я там ему напишу? «Господи, какая же дура!»— думала про себя. Десять лет назад всей душой ненавидела его за несколько брошенных слов, а сейчас от одного его присутствия у меня крышу сносит настолько, что я говорить связно не в состоянии. Он тогда, быть может, просто перед друзьями кривлялся, хотел показать, какой крутой. Вот. Я уже его оправдываю.

— Как получилось, что ты стал соучредителем этого фонда? — спросила, дабы нарушить неловкое молчание.

— Долгая история. Как-нибудь расскажу.