Кольцо (Кольцо Кассандры) - Стил Даниэла (версия книг TXT) 📗
— Вряд ли, фрейлейн. Вам следует понять, что надежда, ложная надежда — вещь очень жестокая.
— Так, значит, вы все же что-то знаете? — с замиранием сердца спросила она.
— Нет, я ничего не знаю. Но подумайте сами. Ваш отец хотел спасти сына от армии, так ведь?
Она молчала. Вдруг все это — жестокий трюк, чтобы вынудить ее предать отца? Она ни за что этого не сделает. Даже этому человеку, которому она научилась доверять, нельзя говорить правду.
— Ладно, можете не признаваться. Но я думаю, что моя догадка верна. — Тут он сказал нечто такое, что заставило ее вздрогнуть:
— Я бы на его месте поступил именно так. Любой здравомыслящий человек в этой ситуации должен был попытаться спасти своего сына. Но ваш отец наверняка собирался вернуться за вами. И если он этого не сделал, вывод можно сделать только один: он погиб. Погибли оба — и он, и ваш брат. Они не смогли пробраться в Швейцарию, или же он не смог вернуться. Очевидно, их застиг на месте преступления пограничный патруль. Ничего другого произойти не могло.
— Но разве об этом не стало бы известно?
По ее щекам стекали слезы, голос ее был чуть громче шепота.
— Вовсе не обязательно. На границе мы держим не самые лучшие части. Если они кого-то убивают, то по большей части просто прячут трупы, не докладывая начальству. Я… — Он смущенно запнулся. — Я уже пытался кое-что выяснить, но никто ничего не знает. Однако вам лучше не строить иллюзий. Ваши родственники исчезли, а это означает, что они мертвы.
Она медленно отвернулась от него, склонила голову, и ее плечи задрожали. Тогда, стараясь не шуметь, Манфред вышел из комнаты. Ариана услышала, как закрылась дверь его спальни. Какое-то время девушка стояла, судорожно всхлипывая, потом легла на диван и дала волю слезам. Впервые за все время она позволила себе расслабиться. Когда приступ рыданий кончился, на нее нашло какое-то странное оцепенение.
С Манфредом они встретились только утром. Ариана отводила глаза, чтобы не видеть его сострадательного, жалеющего взгляда. Ей и без того было невесело.
Шли недели. Ариана не раз замечала, что Манфред смотрит на фотографии своих детей, и всякий раз у нее сжималось сердце — она сразу же начинала думать о Герхарде и отце, о том, что никогда их больше не увидит. Она подолгу сидела в гостиной совсем одна, и с фотографий ей улыбались детские лица. Ей мерещилось в их взглядах осуждение, ведь с Манфредом жила она, а не они.
Иногда Ариану начинало раздражать, что они так нанес смотрят — девочка с косичками и мальчик с прямыми светлыми волосами и большими голубыми глазами, весь в россыпи веснушек… Его звали Теодор… Больше всего Ариане не нравилось то, что из-за детей обер-лейтенант фон Трипп приобретал живые человеческие очертания, а это было совершенно лишнее. Ариана не хотела думать о нем, испытывать к нему какие-то чувства. Несмотря ни на что, он оставался в определенном смысле ее тюремщиком. Относиться к нему как-то иначе Ариана не желала. Ее не интересовали его мечты, надежды и печали, да и своими горестями делиться с ним она не собиралась. Фон Трипп не имел права совать свой нос в ее горе. Он и так уже чересчур много знал о ее жизни, ее боли, ее незащищенности. Он видел, как она чуть не стала жертвой домогательств Гильдебранда, видел, как больно ранило ее прощание с родительским домом. Никто на свете не имел права вмешиваться в мир ее чувств! Ариана твердо решила, что отныне будет держать все в себе. Манфред догадался о ее мыслях, и поэтому их вечера проходили в молчании. Он просто сидел у камина, курил трубку и старался не смотреть на Ариану, а та думала о своем, отгороженная от него стеной страдания.
Однажды — прошло уже три недели — Манфред внезапно обернулся к ней, встал и, отложив в сторону трубку, предложил:
— Не хотите ли пойти прогуляться, фрейлейн?
— Как, сейчас?
Ариана была удивлена и немного напугана. Может быть, это какая-то ловушка? Куда он собирается ее отвезти? Зачем? Выражение ее лица расстроило Манфреда. Он почувствовал, как велик ее страх, ее недоверие, несмотря на то что за все это время он ни разу ничем ее не обидел. Должно быть, понадобятся годы и годы, чтобы девушка забыла о подвалах Рейхстага. Что ж, ему тоже понадобится целая жизнь, чтобы забыть о развалинах дома под Дрезденом — о раздавленных куклах, осыпавшейся штукатурке, разбросанных по полу серебряных безделушках, которыми так гордилась Марианна… Ее любимые украшения расплавились от огня и превратились в бесформенные комки… То же самое произошло с их мечтами… Усилием воли Манфред заставил себя думать о настоящем и взглянул в испуганные синие глаза девушки.
— Разве вам не хотелось бы побыть на свежем воздухе?
Он знал, что за все время Ариана не осмеливалась выходить за пределы сада — по-прежнему всего боялась.
— А если начнется налет?
— Спрячемся в ближайшем бомбоубежище. Вам не о чем беспокоиться. Со мной вы будете в полной безопасности.
Ариана поняла, что упрямиться глупо. Взгляд его был мягок, голос звучал спокойно и уверенно. Она кивнула. Впервые за два месяца просто пройтись по улице! Целый месяц она провела в тюрьме, да и в Ванзее прожила почти столько же. Выходить из дома боялась, рисуя себе всевозможные страшные картины. Только теперь Манфред понял, до какой степени Ариана травмирована. Когда она надела пальто, он ободряюще кивнул ей. Когда-то точно таким же жестом он успокаивал Татьяну, свою маленькую дочь, если та была чем-то испугана.
— Все в порядке, — сказал он. — Прогулка на свежем воздухе пойдет нам обоим на пользу.
Весь вечер Манфреда одолевали тяжелые мысли. В последнее время это происходило все чаще и чаще. Причем он думал не только о детях, родителях и жене, но и об Ариане, близость которой ощущалась им все острее и острее.
— Готовы?
Она молча кивнула, и они вышли наружу. Вечер был прохладный, и Манфред положил ее маленькую руку на изгиб своего локтя. Ариана, сама того не замечая, крепко вцепилась ему в рукав, и фон Тринн сделал вид, что не придает этому никакого значения, — Красиво, правда? — улыбнулась она, глядя на осеннее небо.
Улыбка ее была прекрасна, и баловала его ею Ариана не часто, поэтому лицо Манфреда тоже просветлело.
