Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ) - Тюрина Елена Александровна (список книг TXT, FB2) 📗
Я нашла в телефоне фотографию Лёшки. Мария растроганно нахваливала мальчика, который тоже пошёл в их семью. Всё говорила, что зря не привезли ребёнка и что они, цыгане, детей очень любят, иногда даже чужих на воспитание берут. Например, она взяла Веру, когда её родители умерли.
— Я сама пять лет как вдова. Теперь я и брат мой Яков за неё отвечаем.
Вот, значит, как. Вера — сирота и принята в этой семье из милости. Гибель её родителей окутывал ореол тайны. Я так и не узнала, что с ними случилось. Понятия не имею, к ним ли относилось краем уха услышанное «погибли в огне». А по девушке и не скажешь, что она неродная здесь. Очень уверенно держится, гордая, и одета красиво, со вкусом, хоть и просто. Золота на ней не видно, кроме тонкой цепочки с крестиком на шее. А другие и серьги, и кольца носят, и браслеты.
Услышав, что местные цыгане держат лошадей и зарабатывают тем, что катают туристов, я тут же захотела посмотреть на них. А Максим решил покататься.
— Ты когда-нибудь ездил верхом? — спросила я.
— Не-а, — беспечно бросил он, поглаживая чёрного жеребца.
— Макс! Ты же только после перелома! Вдруг упадёшь? Это же очень опасно! — я запаниковала и не знала, какие ещё привести аргументы, чтобы его отговорить от этой затеи.
Не скажу, что я следила за Максом, словно какая-нибудь ревнивица, но то, что Вера так и крутится вокруг него, трудно было не заметить. Со мной говорить избегала, да и вообще сторонилась меня. А рядом с Максимом была более разговорчивой.
Уже наступил вечер, когда в поисках Богорада, ещё пару часов назад подавшегося на конюшни, я шла к стойлам. Вокруг стало непривычно тихо. Цыгане разошлись по своим делам, дети, наверное, вернулись к играм. Каково же было моё удивление, когда, обходя кладовую, наполненную сеном, я услышала голос Максима.
— Я не настоящий цыган и не подхожу тебе.
Они стояли в глубине длинного помещения, пахнущего лошадьми, у стойла чёрного жеребца по кличке Ворон. Он и Вера… Меня пока не заметили, поэтому я остановилась.
— Подходишь, — возразила девушка, кокетливо тряхнув своими иссиня-чёрными волосами.
— Я же не женить тебя на себе хочу. Я лишь о ночи любви прошу, подарю такие ласки что тебе и не снились!
— И где ж ты всему научилась, умелица? — я расслышала в голосе Макса нотки насмешки. — Для незамужней цыганки потеря невинности — большой позор. Неужели семью свою опозорила, сошлась с кем-то вне брака?
Вера хмыкнула.
— Да и жена у меня есть, которую я люблю, — добавил Богорад, и сердце моё подпрыгнуло от радости. — А скоро дочь родится.
— Дочь? Откуда знаешь? — спросила Вера. — Талия-то у твоей жены тонкая, почти как у меня.
— Чувствую!
Цыганка звонко засмеялась.
— Тогда назови её Верой и будет красивая как я!
Макс на это не ответил.
— А если скажу всем, что ты меня снасильничал? Или что улыбкой своей совратил, одурманил.
— Даже не удивлюсь, если так сделаешь, — процедил Макс, а я вся похолодела.— Подлость ваше второе имя.
— Яков тебя батогами забьёт, — довольная собой, Вера будто издевалась и смаковала подробности того, как будут истязать Максима. — Или к коню привяжет за ноги и поволочёт по камням.
— Его за это посадят, а тебя из табора выгонят,— невозмутимо произнёс он. — Так кому хуже сделаешь?
Она молчала. А потом вдруг произнесла:
— Мы не подлые. Мы добры только к своим. А ты чужак. Потому что сошёлся с русской.
— В младенчестве моего отца от верной гибели спасла обычная русская женщина. А потом он вырос и женился на другой русской женщине. И появился я. Если бы не русские, меня бы не было. Ни меня, ни отца, ни моего сына. Так что сама видишь — я наполовину славянин. А ты похожа на избалованного ребёнка, который требует очередную игрушку. Глупая, — бросил Максим и, повернувшись к девушке спиной, пошёл прочь.
[1] Героиня моей книги «Вера. Измена цыганки».
Глава 30
Мария не любила Веру. Это чувствовалось. Постоянно одёргивала, делала замечания, прикрикивала. С другими детьми она была ласкова и улыбалась. За что так взъелась на девушку? Спрашивать об этом мы не имели права.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Теперь, заметив Веру рядом с Максимом, я внутренне напрягалась. Цыганка и до плеча ему не доставала. Казалась такой крошечной! Он её избегал. Даже мне сказал, что она его задолбала. Именно так и выразился. Грубо, пренебрежительно. Он редко говорил о женщинах в подобном тоне.
Дядька Максима, Яков, пока так и не появлялся. А вот тётушка окружила племянника вниманием с лихвой. Вечером второго дня для нас организовали целое представление. Развели костры, девушки плясали и пели, юноши играли на гитарах. Когда какой-то молодой человек вышел в центр, взял инструмент и запел, зазвучали, кажется, очень знакомые слова. Но такой вариант исполнения я слышала впервые. Голос у певца был чудесный! Бархатный, будоражащий, достигающий самой души.
Белой акации гроздья душистые
Вновь аромата полны.
Вновь разливается песнь соловьиная
В тихом сиянье луны.
Помнишь ли лето: под белой акацией
Слушали песнь соловья?
Тихо шептала мне чудная, светлая:
«Милый, навеки твоя!»
Годы давно прошли, страсти остыли,
Молодость жизни прошла.
Но белой акации запаха нежного
Мне не забыть никогда!
Это была цыганская версия знаменитого романса. Следующая песня исполнялась на цыганском языке и оказалась более весёлой, даже зажигательной. Под неё так и хотелось пуститься в пляс! Едва зазвучали первые гитарные аккорды, как все девушки расступились, образовав круг. И в него вышла Вера. Гордо тряхнула смоляными локонами, вскинула подбородок, развела руки в стороны, придерживая края юбки, словно голубка, раскрывшая крылья перед полётом. Точёные девичьи плечики задрожали, одна ножка ударила об другую. Танцовщица быстро и ловко закружила по центру импровизированной сцены. Вера двигалась с особым упоением. Или может быть даже с отчаянием. Выгибалась, кружилась, волосы её развевались, юбки взлетали пёстрыми волнами, от которых рябило в глазах. На пухлых губах играла улыбка, на смуглых девичьих щеках — нежный румянец. А острый взгляд глубоких зелёных глаз пронзал насквозь.
В какой-то момент она направилась в сторону Макса. Тот сидел у костра, положив руки на согнутые колени. Одетый в светлую муслиновую рубаху и бежевые шорты, он был очень хорош собой. В свете огня поблёскивали часы на его руке, в карих глазах плясали золотые искорки, а кожа приобрела какой-то медный оттенок.
Я играла с маленькой девочкой лет трёх. Весёлая и общительная малышка была почти единственной, кто безо всякого стеснения ко мне подходил. Со стороны видела, как Вера принялась кружиться перед Максом, будто танцевала только для него одного. Лицо Максима при этом стало непроницаемым, взгляд похолодел, на скулах заиграли желваки. Я в нём ни капли не сомневалась и была уверена, что никакой интрижки на стороне не будет. Но некоторые зрители принялись переглядываться, коситься на Макса, кривить губы в ухмылках.
Ночью мы долго гуляли по территории. Идти спать, несмотря на такой насыщенный день, не спешили. Спустились к берегу, разулись и шлёпали босиком по воде. Летняя крымская ночь была прекрасной, ею хотелось вдоволь надышаться, насмотреться на эти звёзды, наслушаться рокота моря и стрекота сверчков. Когда эти прекрасные звуки нарушил глухой крик, мы настороженно застыли и прислушались. Звуки ругани доносились со стороны дома Марии. Макс молча направился туда, а я поспешила за ним.
Здесь летом многие не запирают дома, оставляя на ночь двери открытыми, чтобы комнаты напитались прохладой. Поэтому так хорошо слышно было, что делается внутри. Когда вбежали, увидели Веру в одной ночной рубашке, сидящую на полу. Она пыталась защититься от ударов, но выходило плохо. Разъярённая Мария била, куда могла достать. И ругалась на своем языке вперемешку с русскими словами.