Самоубийство сверхдержавы - Бьюкенен Патрик (версия книг .txt) 📗
В год Мюнхенского соглашения (1938), когда мысли всего мира были сосредоточены на грядущей мировой войне между фашизмом, большевизмом и демократией, Беллок бросил взгляд на «сонный юг» и с поразительной четкостью разглядел оживление былого соперничества. «Мне всегда казалось возможным и даже вероятным, что произойдет возрождение ислама, что наши сыновья или внуки наши окажутся свидетелями нового этапа той грандиозной схватки между христианской культурой и ее главным противником на протяжении свыше тысячи лет» {243}.
Но как умиротворенный исламский мир может угрожать западной цивилизации? Что такого есть у этого отсталого мира, чего недостает современной Европе?
Приверженность вере в Бога.
«В исламе никогда не было такого растворения исходной доктрины… такого универсального краха религиозности, как в Европе. Вся духовная сила ислама по-прежнему ощутима, будь то в Сирии и Анатолии, в Восточной Азии и Аравии, в Египте или Северной Африке.
Окончательные плоды этой приверженности, этого второго периода исламизации, мы, возможно, увидим не скоро, но я не сомневаюсь, что рано или поздно это произойдет» {244}.
Эти пророческие слова написаны семьдесят лет назад, когда большая часть исламского мира находилась под властью Европы. Ислам, говорил Беллок, есть «самый грозный и стойкий враг, которого знала наша цивилизация, и в любой момент он вновь способен стать серьезной угрозой» {245}.
Полвека спустя Фуад Аджеми поблагодарил гарвардского профессора Сэмюела Хантингтона за его «замечательное предвидение» столкновения цивилизаций, очерченное Беллоком в 1938 году:
«Отношения между исламом и христианством… часто бывали непростыми. Каждый становился для другого Чужим. Конфликт двадцатого века между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом – всего лишь мимолетное и поверхностное историческое явление в сравнении с продолжающимся, глубоко конфликтным сосуществованием ислама и христианства» {246}.
Исламская альтернатива
Как и предрекал Беллок, вызов гегемонии светского Запада бросил окрепший ислам, который, имея 1 570 000 000 последователей, заместил католицизм в качестве крупнейшей мировой религии {247}. Ислам сегодня является основной религией сорока восьми государств, то есть четверти всех членов Организации Объединенных Наций. Мусульмане в настоящее время составляют 5 процентов от общей численности населения Европейского союза, их доля даже выше среди населения Великобритании, Испании и Нидерландов {248}.
Популярный миф утверждает, будто большинство мусульман являются арабами. Шестьдесят процентов мусульман проживают в Азии. В Индии 150 миллионов мусульман – седьмая часть населения страны, вдвое больше, чем в Иране. В Германии численность мусульман выше, чем в Ливане. Китай, где 26 миллионов верны исламу, превосходит по численности этой религиозной общины Сирию. В России мусульман больше, чем в Иордании и Ливии, вместе взятых. Исламизация планеты очевидна {249}.
Что позволяет утверждать, что ислам меняет и покоряет Запад?
Во-первых, благодаря высоким темпам рождаемости, исламское население неуклонно растет, тогда как западное сокращается. Во-вторых, иммиграция возвращает ислам в Европу – через пятьсот лет после его изгнания из Испании и спустя три столетия после отступления с Балкан. Миллионы иммигрантов заполнили «пробелы», возникшие вследствие старения, вымирания и абортов. В-третьих, когда-то воинствующей была христианская церковь, а сегодня таковой стала мечеть.
В-четвертых, ислам дает правоверным ясные, убедительные и последовательные ответы на великие вопросы жизни: кто сотворил меня? Почему я здесь? Как жить праведно? Уготовано ли мне место на небесах? «Настаивая на личном бессмертии, единстве и бесконечном величии Бога, Его справедливости и милосердии, на равенстве людей перед Творцом, ислам обретает силу», – писал Беллок {250}. Ислам предоставляет причину жить и причину умирать за веру. Это воинственная вера. А за что готов отдать жизнь светский, гедонистический западный человек, который считает, что иной жизни у него не будет? Где вы, мученики материализма?
Мусульманский мир, как и последние остатки христианства, ужасается сибаритству Запада. Как пишет Джеффри Кунер, «главнейшим источником глобальной ненависти к Америке выступает наша декадентская поп-культура» {251}. Многие западные авторы и мыслители разделяют вынесенный исламом приговор светской культуре Запада. Англо-американская культура, по характеристике английского журналиста Малькольма Маггериджа, «нигилистическая в целях, этически и духовно пустая и поистине гадаритская [53] в устремлениях» {252}.
Наконец, ислам является универсальной религией, которая утверждает, что только она предлагает путь к спасению, только ей суждено стать религией всего человечества. Ислам делит мир на «потерянных» и «избранных», Дар аль-харб и Дар аль-ислам [54]. Христианские миссионеры, которые проповедуют в Дараль-ислам, и мусульмане, обратившиеся в христианство, рискуют смертным приговором – от государства, чиновника любого ранга или уличной толпы. Для мусульман не существует равенства религий, считается кощунством и вероотступничеством относиться ко всем религиям одинаково. На светском Западе нетерпимость признается тяжким грехом, но она символизирует крепкую веру.
Когда Абдул Рахман, сорокаоднолетний афганец, обращенный в католицизм, пытался забрать своих дочерей у бабушек и дедушек, которые тех воспитывали, его арестовали и обвинили в вероотступничестве. Рахман отказался отречься от христианства. Прокурор потребовал смертной казни, и афганский народ поддержал это требование. Только бегство в Италию помогло Рахману сохранить жизнь {253}. Это произошло на шестой год после того, как США освободили Афганистан от талибов.
Исламское присутствие в Европе возрастает, и этим пользуются популистские партии, требуя остановить иммиграцию из мусульманских стран и обеспечить главенство западных ценностей. В ноябре 2009 года швейцарцы проголосовали против разрешения на строительство минаретов и молитвенных башен в местных мечетях {254}. В 2010 году выяснилось, что предложенный президентом Франции Николя Саркози запрет на ношение мусульманской женской одежды [55] поддерживают 70 процентов французов и большинство населения Германии, Великобритании, Голландии и Италии {255}.
Тем не менее, европейские элиты тяготеют к самоуспокоенности. Роуэн Уильямс, архиепископ Кентерберийский, полагает «практически неизбежным», что Великобритания «вынуждена будет смириться» с фактом, что «миллионы мусульман не признают британскую правовую систему. Прежний подход, «один закон для всех», кажется несколько чрезмерным» {256}.
То есть британский закон должен пополниться шариатом, сводом религиозных правил ислама, и начать нужно с законов о браке и финансовой деятельности, продолжает архиепископ Уильямс, иначе Великобритания окажется в состоянии бесконечной культурной войны со своими мусульманами. «Мы не желаем… противостояния, в котором закон будет противоречить совести людей. Нужно найти способ конструктивной адаптации ряда аспектов мусульманского права» {257}. Мусульман нельзя ставить в «такое положение, когда им придется выбирать между лояльностью культуре и лояльностью государству» {258}.
