Наука Плоского Мира III: Часы Дарвина (ЛП) - Стюарт Йен (читать книги txt) 📗

Так что публика вполне созрела для убедительных текстов, которые могли растревожить их упрощённые библейские знания новыми верованиями и даже атеизмом. Хаксли, бульдог Дарвина, продвигал дарвинизм как альтернативу созданному Богом миру. Из заинтересованного среднего класса викторианской Англии возник наш с вами современный светский век, где Бог остался уделом чуть менее современного духовенства. Современное духовенство не верит в двенадцати-футового англичанина на небесах с Царством Небесным и вечной коктейльной вечеринкой Букингемского дворца. В частности благодаря французским философам, которые продолжали свою изощрённую богословскую критику ещё со времён Вольтера, наше духовенство отступило от строгого стиля викторианского христианства. Такая форма англиканства утверждала, что Бог действительно присматривает за британским народом сверху, и не обременяла себя прилюдными молитвами. Вполне хватало и ритуалов, если они были не такими шумными как у валлийцев или эффектными как у католиков.

Мы утратили строгие, но простые религии, мы утратили успехи в образовании, однако обрели светское общество, неоднородность которого сделала его настолько надёжным не только в викторианскую эпоху, но и позже. Тем не менее мы проводим реформы в сфере образования, которая не способна подарить обществу столь образованных людей, которые способствовали материальному и теоретическому прогрессу как викторианской, так и последующей эпохи.

Есть два пути выхода из такой плачевной ситуации. Во второй части «Науки Плоского Мира» мы называли человека — Pan narrans — шимпанзе рассказывающим. Наш общий посыл сводится к тому, что людям необходимо сочинять истории чтобы мотивировать самих себя, намечать цели и отличать добро от зла.

Мы продолжим.

Мы верим, что прогрессивный и цивилизованный человек должен называться Polypan multinarrans [90], если можно продолжить нашу метафору. Человеческие существа должны стать более разнообразными, уважать и радоваться непохожестям друг друга, а не боятся и не притеснять их. И простого объяснения не достаточно. Чтобы понимать (а это полезное философское умение для принятия важных решений) в большей части случаев, одного объяснения бывает недостаточно.

Людей вполне устраивают простые объяснения, потому что они оперируют тонкими причинно-следственными связями, похожими на наши собственные воспоминания и логические выводы. Однако реальный мир, и даже мир человеческих предпочтений, неприязней и предрассудков (настолько сильных, что наша и жизнь и жизни наших близких, не имеют смысла без них) устроен совсем не так.

Ради самих себя и ради всех за кого мы несём ответственность, ради тех кто уважает нас мы должны развить в себе такое понимание. Мы можем сделать, одновременно охватив несколько не согласующихся между собой объяснений каждой головоломки. Мультиповествование: много историй. Так что вопреки истории, которую мы вам сейчас рассказали, одного человека никогда не будет достаточно, будь-то Ньютон, Шекспир или Дарвин. Наш вымышленный Дарвин это символ бесконечного потока всех Дарвинов, бросающих вызов ортодоксальности, великолепной сети всех мыслителей-новаторов и радикалов. Люди которые с помощью скандалов стараются сохранить древние культуры не получают ничего кроме общего презрения к своим целям. Своими же методами, они губят собственное дело, кроме того их выдаёт ужасная нехватка уверенности в том, что всё, что для них имеет значение, может сохраниться и без применения принуждения и насилия.

Вернёмся снова к сержантам, как к способу в самом деле что-то выполнить: «Сержант! Выкопать траншею!». Именно так действует Polypan multinarrans. Сколько людей требуется чтобы понять устройство авиалайнера? А чтобы его построить? Рекурсия в технике действительно похожа на биологическую эволюцию и в самом деле расширяет фазовое пространство. И она расширила его настолько, что большинство из нас практически не понимает того, как устроен наш мир. А фактически это важно, что мы этого не понимаем, потому что для одного человека это было бы слишком много.

Но мы в самом деле должны понять, на что похож наш мир. В противном случае мы не просто потеряем сержантов: мы не сможем построить самолётов, которые будут летать, посудомоечных машин, которое будут мыть посуду, машины, которые не будут загрязнять воздух (как сейчас). Мы не сможем лечить (некоторые) болезни, кормить (большую часть) населения планеты, строить дома, одевать и чистить процветающее человечество.

Наш мир меняется, меняется очень быстро, тогда как мы сами являемся неизбежными участниками таких изменений. Если мы остановимся в развитии, подобно нашей вымышленной викторианской Англии, то мы погибнем. Оставаться там, где мы сейчас — это не подходящий вариант. Мы не можем существовать за счёт статических ресурсов.

Мы заставляем наш мир вращаться изобретая новые, невообразимые правила и возможности, рассматривая альтернативы и принимая решения, которые выглядят и действуют как проявление «свободы воли», если они действительно детерминированы. Мы создаём своё настоящее чтобы создать её большее будущее. В основе науки лежат технологии, а в основе технологий — наука, ступеньку за ступенькой, создавая устойчивую лестницу к экстеллекту.

Является ли это ещё одной ступенькой?

Если прошлая это чужая страна, то будущее это другой мир.

А кроме того..

Как однажды заметил Эйнштейн, самое замечательное, что вселенную можно постигнуть. Не во всех тонкостях, но хотя бы для того чтобы не чувствовать себя в ней неуютно. И в этом есть смысл — так же как и в историях о Плоском мире. Который удивителен, потому что факты не имеют смысла: таким жёстким правилам может подчинятся только хорошо созданная выдумка.

Часть этой постижимости можно объяснить. Мы эволюционировали во вселенной, и эволюционировали с тем чтобы выживать в ней. Для выживания было крайне важным умение рассказывать самим себе истории на тему «а что если..». Мы были отобраны природой чтобы рассказывать такие истории.

Тем не менее, ничуть не проще объяснить почему вселенную можно представить в виде историй, рассказанных человеком. Но если бы это было не так, мы бы не смогли их рассказать, верно?

И это вновь возвращает нас к Дарвину, архитектора нашего с вами настоящего и своего будущего, и без сомнения чуждого любому жителю викторианской Англии. В 18-ой главе он сидит на «густо заросшем берегу», наблюдая за птицами и насекомыми, и размышляет о природе жизни. Последний параграф «Происхождения видов», который начинается с лёгкого размышления о живописных берегах, завершается революционным выводом: «Таким образом, из борьбы в природе, из голода и смерти непосредственно вытекает самый высокий результат, какой ум в состоянии себе представить, — образование высших животных. Есть величие в этом воззрении, по которому жизнь с ее различными проявлениями Творец первоначально вдохнул в одну или ограниченное число форм; и между тем как наша планета продолжает вращаться согласно неизменным законам тяготения, из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм.»

Глава 25. На живописном берегу

В полночь в Главном Зале музея появились волшебники. Внутри было не слишком светло, хотя достаточно для того чтобы можно было увидеть скелеты.

— Это что-то вроде храма? — спросил Заведующий Кафедрой Беспредметных Изысканий, охлопывая свои карманы на предмет кисета с табаком и пачки Визлса. — Возможно одного из самых странных?

+++ Конечно+++ прогудел где-то рядом голос ГЕКСа.

+++ Во Всех Вселенных, Где Была Написана Теология Видов, Это Был Храм Происхождения Человека. А Здесь — Нет.+++

— Очень впечатляет. — пробормотал Декан. — Почему бы нам просто не показать ему огромную комету? Ему было бы приятно узнать о том, что именно благодаря ему человечество могло спастись.