Дальние пределы человеческой психики - Маслоу Абрахам (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
сегодняшняя ситуация отлична от той, что была в прошлом. В этом случае
регистраторский подход потерпит крах. Регистратор, глядя на
произведение живописи, лихорадочно роется в картотеках своей памяти, в
реестре своих познаний, связанных с историей искусства, - он должен
знать, как положено реагировать на картину, подобную увиденной им.
Разумеется, на то, чтобы рассмотреть картину, у него просто не
остается времени. Ему обязательно нужно знать, кто автор этого
произведения, или его название, или течение, к которому принадлежал
художник, - что-нибудь, что помогло бы ему произвести учет. Он
восхитится картиной только в том случае, если он вспомнит, что такие
картины должны вызывать восхищение, и она не понравится ему, если не
найдет себе места в его классификации.
Для такого человека прошлое инертно, он носит его в себе как ком
непереваренной пищи в желудке. Прошлое мешает ему стать самим собой.
Хочу остановиться на этой теме. Опыт прошлого может быть задействован
только тогда и только в той степени, когда и в какой степени он заново
обретен человеком, только в том случае, если этот опыт вновь пережит и
переосмыслен. Он не может и не должен быть чем-то посторонним для
человека, он не имеет права на самостоятельное существование где-то в
закромах активного опыта. Опыт должен быть усвоен человеком (а при
этом он не может сохраниться как нечто инородное и существующее само
по себе), так же как съеденный мною вчера бифштекс сегодня уже
становится частью моего тела и перестает быть бифштексом. Усвоенное
прошлое это уже не просто прошлое. Оно приобретает черты
<внеисторичности>, как называл это Левин.
Отказ от будущего. Зачастую мы тратим время, настоящее время, только
на то, чтобы дождаться будущего, или подготовиться к будущему.
Вспомнить подобные моменты несложно. Например, вы ведете беседу, вы
76
Креативность
внимательно смотрите в лицо своему собеседнику, а сами между тем уже
давно перестали слушать его - вы думаете, что ответить ему, мысленно
репетируете свой ответ, подбираете подходящие слова. Или представьте,
насколько иначе вы почувствовали бы себя, если бы вдруг узнали, что
через пять минут вам нужно будет прилюдно прокомментировать мои слова
или оппонировать мне, - удалось бы вам остаться такими же приятными,
внимательными слушателями?
Когда мы полностью поглощены тем, что слушаем нечто интересное или
вглядываемся в некое произведение искусства, мы отказываемся от такого
рода <подготовки к будущему>. Мы не воспринимаем настоящее только как
этап на пути к будущему (разумеется, мы вовсе не отказываемся от
будущего как такового). Нет нужды приводить доказательства тому, что
такого рода забвение будущего является необходимой предпосылкой для
полной погруженности в настоящее. Не менее очевидно, что человек может
забыть о будущем, только если будущее не страшит его.
В данном случае я имею в виду только одну грань будущего. Здесь не
идет речь о той его половинке, что находится внутри нас, что стала
частью нас(89,с. 14-15).
Наивность. Я рассматриваю здесь наивность восприятия и поступков,
которыми почти всегда отличаются высококреативные личности. В
отношении таких людей общим местом стали высказывания вроде <он
чувствует сердцем>, <он простодушен, бесхитростен>, <он ведет себя как
ребенок>, <он чудаковат>, <он равнодушен к моде, закону и требованиям
света>. Такой человек и в самом деле не представляет, что от него
требуется, чтобы его сочли нормальным и приятным, чтобы его можно было
принять в приличном доме, а сам готов понять и принять все, что
происходит вокруг, без удивления, потрясения, возмущения или протеста.
Дети, как и мудрые старики, особенно предрасположены к восприятию мира
в таком нетребовательном стиле. Но похоже - а все идет к тому, если мы
примем самоощущение <здесь и сейчас> как стиль существования - что все
мы можем стать такими же наивными.
Отказ от самоконтроля. Увлеченные интересующим нас делом, мы можем
позволить себе отвлечься от всего, что непосредственно не связано с
ним. Особенно важно в данном аспекте то, что нам при этом уже не
приходится постоянно помнить о других людях, о наших с ними взаимных
обязательствах, о долге как таковом, мы можем отбросить страхи,
отложить на потом надежды и т. д. Мы становимся свободнее, обретаем
независимость от других людей, а это означает, что мы становимся
самими собой, воплощаемся в наше <реальное Я> (по Хорни), обретаем
аутентичность, возвращаемся к своей истинной сущности.
Креативность и готовность к ней
Основная причина, по которой человек уходит от своего <Я>, кроется в
невротической зависимости человека от окружающих его людей. Истоки ее
лежат в детстве, иррационально вмешиваясь в жизнь взрослого человека и
заставляя его поступать и реагировать на ситуацию так же, как это
сделал бы ребенок. (Ребенку пристало вести себя по-детски. Ведь он
действительно во многом зависит от окружающих его людей. Но однажды
ребенок должен перерасти свою зависимость. Право, неловко смотреть на
взрослого человека, который ведет себя так, словно боится, как
посмотрит на его поступки мать, или остерегается отцовского окрика,
словно он забыл, как провожал их в последний путь десять-двадцать лет
тому назад.)
Одним словом, в такие мгновения мы становимся более свободными от
других людей. Если в обычном состоянии эти другие так или иначе
оказывают влияние на наше поведение, то в такие минуты мы можем
позволить
себе отрешиться от их мнения.
Это значит, что мы сбрасываем привычные маски, мы уже не стараемся
оказать на кого-то влияние, произвести благоприятное впечатление,
сделать любезность, мы не тщимся заслужить любовь и сорвать
аплодисменты. Образно говоря, нам нет нужды продолжать спектакль,
когда занавес опущен и публика ушла. Наконец-то можно перестать
паясничать и самозабвенно, с
головой погрузиться в работу.
Отказ от Эго: самозабвенность, отказ от самоконтроля. В те мгновения,
когда вы с головой погружаетесь в дело, в нечто, лежащее вне вас, вы
меньше склонны осознавать свое поведение, контролировать себя,
осознавать себя. У вас просто не остается времени, чтобы взглянуть на
себя со стороны, глазами стороннего наблюдателя или критика. Если
говорить языком психодинамики, ваша диссоциированность при этом сходит
на нет, вы уже не раздвоены на самонаблюдающее Эго и чувствующее Эго.
(Вас не одолевает девичье смущение и не гнетет юношеская робость, вам
не мерещится, что за вами подглядывают из-за каждого куста, и проч.)
Это помогает обрести цельность, внутреннее единство,
интегрированность.
Это помогает избавиться от излишней придирчивости внутреннего цензора,
решительнее подойти к оценке явлений и выбору, не зацикливаться на
оценивании и взвешивании, одолеть тягу к мелочам и умственной жвачке.
