Дальние пределы человеческой психики - Маслоу Абрахам (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗

ряду технических навыков и умений, потому что практически весь опыт,

десятилетиями накапливаемый профессорами инженерных наук, теперь

совершенно устарел. Согласитесь, что сегодня бессмысленно учить делать

кабриолеты. Некоторые преподаватели этого института, насколько мне

известно, отказались излагать по старинке своим студентам накопленные

ими знания и умения, а вместо этого направили свои усилия на то, чтобы

воспитать новый тип инженера, в сущности новый тип человека, который

не чувствовал бы себя потерянным в быстро меняющемся мире, человека,

которого изменения воодушевляли бы, человека, способного к

импровизации, уверенного, мужественного, сильного человека, который

мог бы с честью и с радостью встретить неожиданную, новую для него,

ситуацию.

Сегодня меняется все: меняется международное право, меняются взгляды

на политическое устройство мира, меняется вся международная

обстановка. Представители разных государств, встречаясь в ООН,

общаются друг с другом на разных языках, на языках разных эпох. Один

начинает дискуссию в терминах международного права девятнадцатого

века, другой оппонирует ему с совершенно иных позиций, с позиций

другого времени. Все изменяется.

Я хочу вернуться к названию этой главы и пояснить, что я хотел

сказать. Мы должны стремиться стать другими - людьми, которым ни к

чему делать

Креативность и готовность к ней

/ 1

мир статичным и стабильным, замораживать его, людьми, которые не видят

необходимости делать то, что делали их отцы и деды, людьми, которые с

уверенностью смотрят в неведомый завтрашний день, людьми, настолько

уверенными в своих силах, чтобы с воодушевлением смотреть в лицо

грядущим переменам и жить, импровизируя и приспосабливаясь к ним. Это

и есть новый тип человека. Гераклитовский тип, если хотите. Общество,

взрастившее таких людей, сможет выжить; общество, которое не сможет

вырастить такого человека, обречено.

Вы могли заметить, что в рассуждениях о креативности я делаю упор на

импровизацию и вдохновение и остерегаюсь рассматривать креативность с

точки зрения практической выгоды, с точки зрения продуктивности в виде

творимых художественных произведений. По правде говоря, мне претит

это. Почему? Как уже известно из психологических исследований процесса

творчества и творческих людей, креативность делится на первичную и

вторичную. Первичная креативность, или этап вдохновенного творчества,

обязательно должна быть отделена от вторичной - от процесса

детализации творческого продукта и придания ему конкретной предметной

формы. Эта вторая стадия включает в себя не только и не столько

творчество, сколько тяжелую рутинную работу, успех ее в значительной

степени зависит от самодисциплины художника, который порою тратит всю

жизнь на то, чтобы освоить конкретные орудия творчества, проникнуть в

сущность материала, развить инструментальные умения и навыки, прежде

чем наконец становится готов в полной мере выразить то, что он видит

или чувствует. Я уверен, что многие из вас знают, что значит

проснуться среди ночи, взбудораженным некой идеей, вдохновением,

мыслью, например, о романе, пьесе или стихотворении, рвущемся из

самого сердца - и знают, насколько редко этот творческий экстаз

заканчивается чем-нибудь путным. Такое озарение не стоит и ломаного

гроша. Между вдохновенным замыслом и романом, таким, к примеру, как

<Война и мир> Толстого, лежит титанический труд, огромная

самодисциплина, изнуряющие дни, месяцы и годы приобретения опыта,

множество набросков и черновиков, отчаяние перед чистым листом бумаги,

многократное переписывание набело неудачных фрагментов и т. д.

Вторичная креативность, на которой зиждется реальный художественный

продукт - великие картины, великие романы, мосты, изобретения и т. п.

- направила бы нас к изучению совершенно иных человеческих

добродетелей, таких как упорство, терпение, трудолюбие и выносливость,

поскольку именно они лежатв основании этого этапа творчества. Мне

кажется разумным остаться ближе к поднятой нами проблематике и

сосредоточить внимание на начальной стадии творчества - на мгновениях

озарения и вдохновения, не беспокоясь о том, что по большей части они

ни к чему не приводят. Отчасти поэтому инспирационную фазу процесса

творчества лучше начать изучать на примере детского творчества.

Высокая изобретательно сть и креативность у детей бесспорна,

72

Креативность

и детей очень мало беспокоит проблема продуктивности творческого

процесса. Представьте себе ребенка, который, глядя на свои пальцы,

постигает десятичную систему исчисления. Разве это не момент

постижения истины, не мгновение высшего озарения, не процесс

творчества; разве можно отмахнуться от величия этого события, исходя

из некого априорного определения, утверждающего, что творчество должно

быть социально полезным или что оно должно быть облечено в

высокохудожественные образы, или в невиданные доселе новаторские

формы?

По этой же причине я решил не рассматривать здесь научное творчество,

а воспользоваться другими примерами. Большинство нынешних исследований

креативности использовали в качестве испытуемых деятелей науки,

маститых и признанных ученых - нобелевских лауреатов, великих

изобретателей и т. п. Беда этих исследователей заключалась в том, что,

стоило им всерьез заняться проблемой творчества ученых, как тут же они

сталкивались с печальным фактом, что группа ученых по оценкам

креативности отличалась от среднестатистической не так значительно,

как можно было ожидать. Не становились исключением и те из ученых,

которые действительно открыли или создали что-то новое, внесли большой

вклад в науку. Этот парадокс понять нетрудно. Он происходит не из

природы творчества, но скорее из сущности современной науки. Если бы я

мог позволить себе быть несколько вольнее в рассуждениях, я попробовал

бы определить науку как общественный институт, дающий возможность

нетворческим людям творить. Не подумайте, что я решил выместить на

ученой братии горечь от бесцельности научного прогресса. Напротив,

меня восторгает возможность, предоставляемая любому, порой самому

заурядному человеку, служить великому делу, творить, невзирая на то,

что величие дела зачастую несоизмеримо с масштабом творца. Наука в

наше время стала ремеслом, общественно-полезным, имеющим упорядоченную

структуру ремеслом, которым в состоянии овладеть даже человек

заурядных способностей, принося при этом пользу в деле распространения

знания. Я заявляю об этом, понимая остроту и драматичность моих слов.

Становясь участником научного процесса, ученый принимает ход истории

науки и вливается в него, он опирается на плечи многочисленных

предшественников, принимает правила этой игры и становится членом

дружной команды с тем, чтобы его собственные несовершенства стали

незаметны и незначительны. Пройдя этот путь, он заслужит уважения и

почитания как участник уважаемого и почтенного дела. Если потом он

совершит какое-то открытие, я уже буду понимать это так, что открытие

явилось продуктом всего общественного института, к которому он

принадлежит, результатом совместной работы многих и многих людей. Если

он не сделает этого открытия, кто-то другой обязательно сделает это за