Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Чего тебе надо? – донесся вопрос.– Что там у тебя приключилось? – Желанную весть я с собою привез. Не медлите! Сделайте милость!
Открыли ворота… И входит хитрец. Шаги его подлые слышу… …Все это рассказывал в детстве отец, Под теплой овчиной – на крыше.
Подробно рассказывал, так, будто сам В ту пору в Дарго побывал он… …Сидит на подушке могучий имам, Вокруг него – книги навалом.
Сидит, возвышается он, как всегда, Фигурой своею прямою. Сам – снега белей. А его борода Окрашена огненной хною.
Там сабля – гурда. У нее на клинке Слова, что душа не забудет: «Кто в бой устремился со мною в руке, Того не тревожит, что будет…»
Пришелец, согнувшись дугой, говорит: – Отец наш, пророком избранный! Не гневайся, мудрый, что жалкий мюрид Тебя потревожил столь рано!
– Какой ты мюрид, мы проверим потом, В минуты военной тревоги. Пока ты – мой гость… Так порадуй мой дом: Поешь после дальней дороги.
– Держу уразу я… Баракала ! За добрую встречу спасибо! Дорога моя недалекой была: В Анди я оставил наиба.
– Наиба Хунзаха? Услышать я рад, Что близко родное мне сердце. Покамест со мною мой Хаджи-Мурат, Нам есть на кого опереться!
А скоро ль, скажи, он прибудет сюда, Наиб мой – воитель геройский?.. Покамест рука у наиба тверда, Не страшно нам царское войско!
(«Наиба Шамиль поминает добром, Рассказы о ссоре их – ложны, – Подумал хитрец. – Тут нельзя напролом, Поищем тропу осторожно!»)
– Имам! Не затем появиться к тебе Дерзнул – человечек я малый, Чтоб речи вести о себе, о семье, – Другое меня волновало.
Недобрая весть по горам пронеслась, Подобная дальнему грому… Неужто аллахом врученную власть Решил передать ты другому?..
И люди болтают, что этот – другой – Доверья – увы! – недостоин. Конечно, в боях он – бесстрашный герой, В сраженьях – испытанный воин…
Но ты ж прозорлив, о великий имам! – Ты знаешь, что в сердце героя Соседствуют зло и добро пополам, И зло побеждает порою…
– На что намекаешь? Скажи мне прямей! Да взвешивай каждое слово. Не то головою ответишь своей! Будь верен лишь правде суровой!
– Имам, я дерзаю тебя остеречь, Хоть вызову гнев твой, быть может… И все же наиба недавняя речь Имама Шамиля тревожит.
– А что говорил он? – Неясно весьма. Сказал, что у нас в Дагестане С недавней поры пресвятая чалма – Гимринцев одних достоянье.
Сказал… О, мудрейший, казнить не спеши! – Гимринцы, мол, жалкие души. Не воины будто они – торгаши, Удел их – грошовые груши.
Что, мол, измельчали они на глазах, В уме – барыши постоянно, А рядом, в двух выстрелах, – гордый Хунзах, Где выросли беркуты-ханы.
Еще он сказал… Не раскроется рот… Сказал он… Ох, вымолвить тяжко! Сказал он, что будет имамом лишь тот, Чья шашка – острейшая шашка.
Та шашка, что всех побеждает в бою, Исполнена огненной силы… – Притом показал он на шашку свою? – Да, мудрый! Да, так оно было!
Шамиль побледнел. – Как заржавленный нож, Вонзились слова твои злые… Но кто поручится, что ты мне не лжешь? С тобой я встречаюсь впервые…
– Премудрый! За дерзость меня не суди, Что смею давать я советы… Гонца снаряди ты к наибу в Анди И сможешь проверить все это.
Ведь путь из Дарго до Анди – недалек, Всю правду узнаешь ты скоро. Наибу вели: пусть прискачет он в срок, Для важного, мол, разговора.
Коль совесть чиста у него – он придет, О дружбе твоей беспокоясь… Когда ж не увидишь его у ворот – Поймешь: нечиста его совесть.
V
Мчится ветер. Мчится птица. Разъяренный мчится бык. Но всего быстрее мчится Неуемный клеветник.
Вслед за каждой доброй вестью, По дороге напрямик, С доброй вестью мчится вместе Быстроногий клеветник.
Ни пред чем не отступает, Щелка? – в щелку вмиг проник. Никому не уступает Злого дела клеветник…
И в Анди примчал проклятый Тотчас следом за гонцом. Входит он к Хаджи-Мурату С озабоченным лицом:
– Что, наиб? Для разговоров Повелел прийти имам? Ты ж, забыв коварный норов, Поспешаешь в петлю сам?
– Верно, я имаму нужен, Потому он шлет приказ. Знаешь сам: своею дружбой Он дарил меня не раз.
– Ох, беспамятное сердце У тебя, наиб, в груди! Доверяй, да не усердствуй, А спокойно рассуди.
Не таков святейший, чтобы Быть вторым в большой борьбе. Дышит он сокрытой злобой, Полон зависти к тебе.
– Мне завидовать?! Ему ли! Он – любим и знаменит… – Но о ком в любом ауле Песнь хвалебная летит?..
Кто у нас всего известней? Перед кем враги дрожат? Славят в сказке, славят в песне Лишь тебя, Хаджи-Мурат.
Вспомни, скоро ль на папаху Он тебе надел чалму?.. Рвать с тобой не стал он с маху: Пригодишься, мол, ему…
Там, где спор идет оружьем, Там, где саблями гремят, Шамилю, конечно, нужен Удалец Хаджи-Мурат!
А потом – уйди с поклоном И о славе позабудь!.. Ты железом раскаленным Вбит ему, имаму, в грудь.
И гвоздем, а может, шилом, Колет душу эта злость… Слышал я, что порешил он Вырвать напрочь этот гвоздь.
Заманить тебя он хочет – Вероломен и хитер. Ох, в Дарго недаром точат Нож булатный и топор!
Знай, что он тебя обманет, На порог взойдешь едва, – С плеч слетит и в воду канет Удалая голова!
VI
В молчании выслушал Хаджи-Мурат Все речи советчика злого. Отправил его. И внимательный взгляд В окно устремил он сурово.
Он вспомнил родимый Хунзах… На плато Дома – точно тесные ульи… На вид неказисты жилища… Зато – Помощники в каждом ауле.
А здесь… Здесь чужое Анди – за окном. Чужие кружатся дороги. Ни друга, ни брата в селенье чужом. Никто не окажет подмоги!..
Он вспомнил все то, чем грозил клеветник – Советчик с повадкой лисицы. Пусть всех очернил этот злобный язык, В словах его – правды крупицы.
Шамиль – непонятен… Всегда ли он друг? Не балует ласковым словом. Не ценит наиба военных заслуг, Чуть что – рассердиться готов он.
Монет и овец я недавно привез Имаму из Табасарана, Шамиль помолчал и, кривясь, произнес: «Нам люди нужны, не бараны…»
Не раз и не два меж двоих, леденя, Свистели холодные ветры. И все же имаму до этого дня Всегда я служил беззаветно.
Что б там ни случилось, Гимры и Хунзах В боях забывали раздоры И яростно бились с оружьем в руках За вашу свободу, о горы!..
Однако – довольно у нас шептунов… И если ни конным, ни пешим Сейчас не явлюсь я к имаму на зов, Нашепчут: «Вот видишь – он грешен!»
Напомнят, что было годами назад: Не подвиг, свершенный тобою, А то, что имам предыдущий, Гамзат, Убит был твоею рукою.
Смешают и правду, и ложь пополам, Доверье имамово руша… На многое может решиться имам, Когда распалят его душу!
Все знают, что пули меня не страшат, Однако ж не бросится сдуру Навстречу погибели Хаджи-Мурат, Подобно наивному туру!
Отвага во мне неизменно жива! Пустым я не верю хабарам. И все же – одна у меня голова, И я не отдам ее даром!
Отстаивать душу свою на войне Должны мы по воле пророка… Он хлопнул в ладоши: – Мюриды! Ко мне!.. Готовьтесь к дороге далекой!
VII
Три долгие дня в беспокойстве Шамиль: «Кому там открыли ворота? Кто там – вдалеке? Не клубится ли пыль? Как будто там близится кто-то…»
Три долгие ночи премудрый не спит. От близких волненье не прячет. – Мюриды! Вы слышите топот копыт? Не всадник ли улицей скачет?
Нет, топот не слышен. И всадника нет. Безлюдны и близи и дали. «Там нет никого», – раздается в ответ. «Все тихо», – мюриды сказали.
И вновь не ложится имам дотемна И ночью не дремлет нимало… Наиб не явился. Явилась весна, Пласты ледяные взломала.
Но вот – за воротами топот и стук, Чуть слышный за грохотом речек… Ворота открыли. Но входит не друг, А лгун и коварный советчик.
– Где был ты? – В Анди. – Что в суме? – Ничего! В уме я довез через горы Привет от наиба. – Ты видел его? – К тебе он прибудет не скоро…
С оружьем в руках он сидел на коне. Сказал: «Шамилем я обижен. Коль нужен ему, пусть прискачет ко мне, По крови ничуть я не ниже».
Сказал, что в высоком Хунзахе рожден, Что ханская кровь в его жилах, Грозил, что уйдет из-под наших знамен, От разных придирок постылых.
