Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Дал шпоры коню и ударился вскачь… Имам, он задумал измену!.. – Умолкни! Я знаю: он сердцем горяч, Но разум при нем, несомненно.
Я знаю, как дорог ему Дагестан – Все горы его и отроги… Но этой весною какой-то шайтан Сбивает наиба с дороги.
Не верится мне, что в арбу впряжены Коварство и с нею отвага, И я подожду до ухода весны, Не делая ложного шага.
…И снова томится недели подряд Шамиль в ожиданьях упорных. И все ж наконец – снаряжает отряд Из воинов самых отборных.
– Скачите в Анди!.. Коль наиба там нет, За ним снарядите погоню. На лучших конях устремитесь вослед, Пусть скачут без отдыха кони…
Поймайте его! По рукам и ногам Скрутите! Веревку такую Возьмите, чтоб он, головою рискуя, Бежать бы не смог! – приказал им имам.
Ведите в Дарго, обходя все места, Где пропасти, ямы и щели. Иначе уйдет он… Он вам – не чета! – Как было в Буцринском ущелье:
Прикован к солдату, он спрыгнул в провал, В своем безрассудстве удалом. Он руки и ноги себе поломал, Но воли своей не отдал он.
…Шумят над горами косые дожди… Шамиль вопрошает мюрида: – Вернулся отряд, снаряженный в Анди? – Нет, мудрый. Отряда не видно.
Напрасно имам возвращения ждет, На крыше напрасно стоит он. Отряд не вернулся. Вернулся лишь тот, Кто был вожаком у джигитов.
– Где пленник? – Святейший! Казнить повели! – Вожак отвечает со стоном. – Связать беглеца мы никак не смогли: Он скрылся за русским кордоном.
VIII
Дождь по склонам ручьями льет. Над потоками пляшет град. Отдалясь от родных высот, Оглянулся Хаджи-Мурат.
«Вот она и порвалась, нить, Нас связавшая с Шамилем, Видно, час пришел – изменить Тем, кто в сердце живет моем.
Мне пути обратного нет. Вкруг стеною стоят леса…» И джигит, подняв пистолет, Трижды выстрелил в небеса.
– Ухожу, родной Дагестан! Дагестан мой, прощай, прости! Путь ведет меня в русский стан, Мне других путей не найти!
И в ответ из мглы облаков, Точно оклик: «Куда идешь?» – Раздается клекот орлов – Он с аварскою речью схож.
Вот они уже за спиной – И Хунзах, и аул Анди, Дом кунацкий и дом родной, Все осталось там, позади…
Кровли, что поросли травой, На аульских крышах дымки, Родника говорок живой – Навсегда теперь далеки.
Высоко, над горной травой, Голубеет родная высь. Дагестан окликает: «Стой!» Дагестан взывает: «Вернись!»
Птички маленькие, крича, Опускаются на кусты: «Стой, Хаджи-Мурат, ча-ча! На кого нас бросаешь ты?»
«Стой, мой сын! – побелев от ран, Головой качает седой Вслед ушедшему Дагестан. – Ты куда устремился? Стой!..»
Есть преданье, что до сих пор, По утрам туманом одет, Всей тоскою угрюмых гор Дагестан глядит ему вслед…
Вспять дорога зовет, маня. «Воротись!» – велит синева, И, стремясь удержать коня, Обвивает ноги трава.
И печален и одинок Из воронки военных лет Беглецу кивает цветок, «Воротись! – он лепечет вслед.
Воротись! На Хунзах взгляни! На родимые выси гор!..» …Но уже мелькают огни. – Кто идет? – окликнул дозор.
– Эй, откуда? – Мы из Анди! – Стой! Не то мы стрелять начнем! – Не стреляй, урус, погоди! Мы к тебе сегодня с добром!..
Подошла пора перемен. Говорит солдату солдат, Что сардару русскому в плен Отдается Хаджи-Мурат…
IX
Напрасно горы заклинали: «Стой!..» Хаджи-Мурат с мюридами своими Ушел… О нем нам рассказал Толстой, Запечатлев для русских это имя.
Могу ли после гения писать?.. Что извлеку из тайного запаса? Вот разве песни, что мне пела мать, Еще – отца неспешные рассказы…
Ну да, я опирался лишь на них, С профессорами не вступал я в споры, Я просто подтверждал, слагая стих, Прямые ваши показанья, горы!
Пусть много книг поздней я прочитал, Случалось, путался на перепутье, Но вашу правду, горы, я впитал Всей кожей, всей своей кавказской сутью.
Народные преданья – мой родник. С тобою мы, мой Дагестан, – едины! И потому я черпал не из книг, Из глуби сердца – прошлого картины.
И не отец мой (даже не отец!), А Дагестана вздыбленные скалы Мне рассказали, как встречал конец Тот, чья душа в плену затосковала…
О чем тревожился Хаджи-Мурат, Когда отдался в плен по доброй воле? «Вдруг свяжут и забросят в каземат?.. Кем буду я тогда? Рабом, не боле!»
Однако же он встречен был добром, В плену ему поверили на слово. Как знатный гость, сидел он за столом У главного – у графа Воронцова.
Здесь все пытались пленника развлечь То оперой, услышанной впервые, То песнями… Но что – чужая речь? Что для него обычаи чужие?!
Для воина, кто спать привык в седле, Невыносима теплая перина!.. Дни шли… И вспомнил он о Шамиле, И понял: клевета всему причина!..
Во сне он видел милые места, Плато хунзахское, родные скалы… Ну да, всему виною – клевета! Она меж ним и Родиною встала…
Стал ненавистен пленникам Тифлис… И вот они на боевом кинжале Не изменять друг другу поклялись И вместе от охраны ускакали…
Но путь завел в болото под Нухой, И там охрана их настигла скоро. И завязался там неравный бой, Тот, о котором рассказали горы.
Поведано горами – не людьми, Как под Нухой, на землях топких, влажных, Против семидесяти и семи Сражалось семь… Всего лишь семь отважных!
Солдаты сосчитать их не могли: Дым выстрелов окутал все окружье, И поднимались мертвые с земли И заряжали для живых оружье.
Убитые не прерывали путь, – Ведь души их в сраженье не ослабли, И, если пуля пробивала грудь, Рука бойца не выпускала сабли.
Не раздавался ни единый стон – У них мгновенья не было для боли, Лишь топи чмоканье да сабель звон То рисовое оглашали поле.
Была щитом их дальняя гряда, Им помогали горных гроз раскаты… Сраженье прекратилось, лишь когда Срубили голову Хаджи-Мурата.
Она упала наземь тяжело, Как будто бы – из камня, не из плоти…
…Семь лет прошло. И семь еще прошло. И раскопали землю на болоте.
И видят: голова еще цела. И будто (утверждают очевидцы) Жизнь из нее доныне не ушла: Из шеи кровь горячая сочится.
И будто Дагестан потрясся весь, Когда джигиты завершили битву. До Шамиля домчалась эта весть. И встал имам. И прочитал молитву.
О тех, кто был так беззаветно смел, Чьей храбрости еще не знают цену, О том, кто изменить горам хотел, Но чья душа отринула измену…
И много позже, в день, когда Гуниб Уже готовился к последней сдаче, Шамиль промолвил, голову склонив: – Простите, горы! Не могу иначе.
Народ устал от бедственной войны. Уж столько лет никто не сеет хлеба! Сражались наши лучшие сыны За вас, о горы! И за наше небо!
Их больше нет… Где наш Ахбердилав? Где Алимбек?.. Они помочь не в силах! Лежат в земле, за вашу вольность пав, И памятников нет на их могилах!
Погибли все, чья слава так светла! У Шамиля нет более опоры. Мой Дагестан, я завершил дела, И вот я ухожу… Прощайте, горы!
Я защищал вас много лет подряд От всех врагов – от дальних и от ближних, И будь со мною мой Хаджи-Мурат – Мой первый друг, отважный мой сподвижник –
Я б возродил в груди священный гнев, Но нет его… – Он подавил рыданье. И горы, саван на себя надев, Стояли вкруг в торжественном молчанье.
X
…В те дни бурлил, как на огне котел, Весь Дагестан. Клубился дым туманом. Но дни бежали, Целый век прошел, И встала тишина над Дагестаном.
Давно замолкли выстрелы в горах. Лишь альпинисты покоряют кручи. Истлел в земле былых героев прах. А клевета?.. Но клевета живуча.
Не страшно приближаться к мертвым львам, Они и мухи не обидят даже, И клевета шипит: «Шамиль-имам Был просто псом у чужаков на страже…
А друг его – наиб Хаджи-Мурат – Лишь перебежчик – рассуждая строго. Не тем путем пошел он, говорят, Не пожелал шагать с народом в ногу!..»
Разумники шептали мне: «Чудак! Не поминай о них на всякий случай: Сегодня – друг, а завтра – снова враг. Держись подальше… Так-то будет лучше».
Ох, умники! И в наши времена Они азартно хвалят перемены! Душа их – неизменно холодна, Хоть на губах и накипает пена!..
Подобно клевете, живуч и страх. Способен позабыть о нем не всякий… Не раз я видел на своих стихах Тревожно-вопросительные знаки.
