Собрание стихотворений и поэм - Гамзатов Расул Гамзатович (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Пел Махмуд, и всадники внимали Слову друга, дрогнувшей струне: «Эту землю пламя обнимает, И душа моя в сплошном огне.
Кровь свою пролив на поле брани, Где грохочут лютые бои, Я еще ведь и тобою ранен, Пропадаю без тебя, Муи.
Понимаю, мы с тобой неровня. Твой отец – служака, богатей. Я, рожденный угольщиком скромным, Недостоин прелести твоей.
Хижина моя – неровня дому, Что построен для твоей семьи. Ты родней обещана другому, Я отвергнут, бедная Муи.
Ну а твой жених… Каким же слогом Мне обрисовать его дано? Кто он? Бык, родившийся безрогим, Иль петух, ощипанный давно?
Но пока, врагами ошельмован, Я скрывался в ближней стороне, Вышла ты за этого, другого… Где найду забвенье? На войне?
Я в атаках проявляю рвенье, Но воюю и с самим собой, Ибо я не нахожу забвенья, Продолжается неравный бой.
Безответны все мои посланья, И погашен свет в моем окне. Только старики на годекане, Как всегда, судачат обо мне.
Сплетницы, к источнику спускаясь, Перемыли косточки мои… Я стихом печальным откликаюсь, Все еще сгорая от любви.
Как поверить мне в твою жестокость, В лицемерье этих глаз и губ? Я отвергнут, предо мною – пропасть. Все стерплю я, ибо – однолюб!
Как сложилось… Мы с тобою ровня. Но – уж ты, Муи, не обессудь – В здешние соборы и часовни Я вхожу, чтоб на тебя взглянуть.
Здесь повсюду дева пресвятая – Символ первозданной чистоты. Росписью любуюсь, узнавая И твои прекрасные черты.
Знаю, мусульманину негоже К иноверцам заходить во храм, Но мадонна на тебя похожа, Имя у богинь одно и то же, Ведь Мария – это Мариам.
Я готов оружье бросить в бездну, Я мечусь – подстреленный джейран. Исцеляюсь я от ран телесных, Погибаю от сердечных ран.
Изувечен муками такими, Я готов – опять не обессудь – Скакуна армейского покинуть, Пешим ходом устремиться в путь.
Снится мне – Бетли все ближе, ближе, Мнится мне, что я пришел домой, Снова луг высокогорный вижу И тебя, цветок альпийский мой.
Создавать поэму нелегко мне О моей и о твоей судьбе. Понимаю, мы с тобой неровня, Но опять все песни о тебе.
Мариам, невечны наши сроки, Очень краток времени запас. Может, эти горестные строки – Все, что уцелеет после нас…»
III
Так аварца посещала Муза, Струны стройно вторили словам. Пел Махмуд под перебор кумуза: «Земляки, теперь взываю к вам.
Вам не надоела эта бойня, Эта обоюдная резня? Есть и дали и дела достойней Для джигита и его коня.
Всадники, солдаты Дагестана! Дети ждут, не убраны хлеба. Ну а мы воюем непрестанно, Множим не потомство, а гроба.
Здешние поля и перевалы Мирною зимой белым-белы. Нынче снег набух от крови алой, Почернел от пепла и золы.
Обращаюсь к вам, сыны Кавказа, Обитатели иных краев. Пусть меня поймете вы не сразу, Свой напев я повторить готов.
Истина проста и неизменна – Кличут нас родные очаги. Обращаюсь к вам, солдаты Вены: Что делить нам? Разве мы – враги?
Братья, слову моему поверьте, Безнадежна эта крутоверть. Лишь любовь дарует нам бессмертье, А война повсюду сеет смерть».
Те, кто мог, переводили с ходу Строки дагестанского певца, Что доступны каждому народу И способны пробудить сердца.
Тут и вправду совершалось чудо. Примолкал губительный металл. Понимали русские Махмуда, К австро-венграм голос долетал.
IV
Хоть разноязычны, но не глухи – Многие постигли этот зов. …Но дошли о песнопевце слухи До высоких воинских чинов.
Тех, что, состоя при генерале, Хоронясь от стали и свинца, Подчиненных дружно призывали Драться до победного конца.
Шаркуны из тылового штаба Зашумели, проявляя прыть: «Этому смутьяну нам пора бы Трибуналом строго пригрозить».
…Офицер и четверо конвойных Суетливо ускоряли шаг. Но Махмуд прошествовал спокойно В белый генеральский особняк.
Он предстал перед чинами штаба, В чем-то схож с пружиною стальной. Сабля на боку, папаха набок, И кумуз у горца за спиной.
Он не дрогнул и при генерале, Не страшась допросов и улик. Лишь усы густые оттеняли, Чуть заметно, побледневший лик.
Штабники меж тем от мелкой дрожи Удержаться не могли никак. Генерал молчал, усатый – тоже, Бравая осанка, грудь в крестах.
Он шагнул к окну, откинул шторы, Дымные открылись небеса, Битвой перепаханные горы И полусожженные леса.
Изрекло начальство: «Погляди-ка. Это – фронт. Война идет кругом. Ты ж себя ведешь и вправду дико, Чуть ли не братаешься с врагом.
Патриоты храбро умирают За царя, за родину… А ты Разве не рожден в орлином крае? Разве не рожден для высоты?
Ты для боя создан от природы, Пламенем воинственным взращен. Но, увы, в семье не без урода. Ты нарушил воинский закон.
Ты обязан быть рубакой храбрым, Отчего же, как презренный трус, Всем внушаешь, что дороже сабли Твой туземный, как его… кумуз?
Ноешь и бренчишь… Но здесь не место Для таких кавказских серенад. Слух прошел, твои пустые песни Подрывают ратный дух солдат.
Говорят, за прелюбодеянье Ты бывал в своем селенье бит. Тем, кто изменил на поле брани, Кара пострашнее предстоит.
Ты теперь на фронте, не в ауле. Избиенье – это пустяки. Трибунал тебе присудит пулю За богопротивные стишки.
Пуля приготовлена… Однако Я в последний раз тебе даю Право искупить вину в атаке, Умереть не в сраме, а в бою».
V
Все на этом завершилось вроде, Но аварец в жуткой тишине Вдруг промолвил: «Ваше благородье, Разрешите оправдаться мне».
«Замолчать!» – осатанели стражи. Но остановил их генерал: «Отчего же?.. Пусть он сам расскажет, Как присягу воина попрал.
Это даже, знаете, забавно, Выслушать резоны дикаря…» И Махмуд свой новый бой неравный Начал, с высшим чином говоря:
«Ко всему готов я… Воля ваша. Я – солдат. Вы – полководец мой. Я не трус. Мне смертный час не страшен. Разрешите дать ответ прямой.
Зло и недоверие изведав, Доложить осмелюсь, ваша честь, Что наветы – спутники поэтов, Что моих завистников не счесть.
Не впервые устремляюсь в битву, Но всегда на линии огня Песня заменяет мне молитву, Очищает, грешного, меня.
Я рискую жизнью не впервые, Знаю все провинности мои. Люди молятся святой Марии, Я – своей возлюбленной Муи.
Верно, я рожден в краю орлином, Где в цене отвага и полет. Но любовь и мир – мои вершины, Лишь они превыше всех высот.
Вы могучи, ваше благородье, Все у вас – войска, чины и власть. Я – песчинка малая в народе, Призванная без вести пропасть.
Наши силы неравны, я знаю. Уж от века так заведено. Конь казенный, сабля фронтовая, Вот и все, что мне подчинено.
Есть у вас и бомбы, и снаряды, И неумолимый трибунал. У меня – кумуз. Иной отрады Я, пожалуй, в армии не знал.
Горы и долины вам подвластны, Наши судьбы, чаянья и сны. Я – певец любви моей несчастной, Мне подвластны только две струны.
Что могу я? Дом родной восславить И друзьям своим стихом помочь…» Генерал прервал его: «Отставить! – Распалился: – Уведите прочь!
И добавил: – Этого болвана Сразу – в пекло, в сечу, под обстрел, Чтобы смертью или рваной раной Заплатил за все, что здесь напел».
VI
Не был я при давнем разговоре, Но предания о нем хранят Наши дагестанские нагорья, Склоны зеленеющих Карпат.
Что потом произошло с Махмудом? Страстью и надеждой обуян, В шрамах весь, но уцелевший чудом, Возвратился он в Аваристан.
Многое осталось за плечами У джигита. Повидал он свет. Своего певца однополчане Выбрали в солдатский комитет.
Свет забрезжил над российской ширью, И уже – начало всех начал – Посреди огня Декрет о мире В Питере бурлящем прозвучал.
Из полка, что был расформирован, Разошлись кавказцы по домам. Но порог отеческого крова Все еще окутывал туман.
Холод ощутим перед рассветом. Шел Махмуд знакомою тропой. Но судьба вершила над поэтом, Как и прежде, суд неправый свой.
В Цудахаре или в Унцукуле Он узнал, блуждая по горам, Что мечту его перечеркнули, Что ушла из жизни Маркам.
Словно холод острого кинжала Вновь пронзил израненную грудь. Бой неравный молча продолжая, Страстотерпец устремился в путь.
