Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
— Ты и писала, — не удержался Хаим, целуя мать в седой, пахнущий лавандой висок. Она потушила сигарку, блеснув бриллиантами на тонких пальцах, и усмехнулась: «Если бы я не писала, дорогой мой, — девочка вообще бы не знала, кто ты такой. И форму надень, тебе она идет».
Невеста оказалась хорошенькой. Она сидела, низко склонив изящную, белокурую голову, перебирая в руках простую ткань шерстяного платья. Хаим усмехнулся — мать тогда сказала ему: «Ты не беспокойся, я с ней перед хупой поговорю. Мать ее умерла, как ей восемь лет было. В Иерусалиме у них другое воспитание, она и не знает ничего. Я ей все расскажу, — успокоила его Эстер.
Батшева тихим голосом отвечала на его вопросы, а потом покраснела: «Я готовлю хорошо, и шью…, Тетя Эстер будет довольна».
— Главное — чтобы я был доволен, — чуть не ответил Хаим. Незаметно посмотрев на ее высокую, девичью грудь, на изящную, скрытую глухим воротником платья, шею, мужчина успокоил себя: «Буду».
— Овечка, — ухмыльнулся он, выходя на Парк-Роу. Щебетали птицы, он был в новой форме майора. Вдыхая ветер с моря, Хаим подумал: «Ничего, я ее обучу. Невеста должна быть девственницей, — чтобы делала то, что нравится мне. Вот и будет». Он дошел до квартиры Констанцы и посмотрел на задернутые бархатными гардинами окна второго этажа. «Тони может быть там, — понял Хаим. «Дэвид-то в школе, а вот она…, Неудобно получится».
— Хаим! — услышал он мужской голос сзади и обернулся. Младший капитан Кроу помахал ему рукой. Подождав, пока проедет экипаж, Элайджа перешел улицу. «Мы только пришвартовались, — он подал руку Хаиму. «От Олбани на пароходе добирались, меньше суток заняло. Мистер Фултон большой молодец. Папа все думает его к нам на озера заманить, пора и у нас регулярные рейсы открывать».
От Элайджи пахло гарью, углем, свежей, речной водой. Он, посмотрев на свои испачканные ногти, покраснел. «Я в машинном отделении помогал, пока по Гудзону шли. Надо же понять, как все это работает, прежде чем самому к штурвалу вставать. Папа с мамой уже на квартиру к Тедди поехали, жаль, что он сам с Мораг — занят».
— Да, — Хаим искоса взглянул на матросскую куртку Элайджи. Тот рассмеялся: «Привез я сюртук, привез». Элайджа поднял какой-то камешек. Кинув его в окно квартиры, капитан спросил: «А ты что здесь делаешь, перед хупой?»
— Я, ну…, - Хаим замялся и увидел, как окно отворилось. Белокурая, темноглазая девушка ахнула: «Капитан Кроу! Сейчас спущусь».
Тони вышла уже в уличном, из шотландки, рединготе, в коротком, по щиколотку платье. Она смешливо сказала: «Доброе утро, майор Горовиц. Вы, должно быть, маме материалы с территорий привезли?»
— Именно так, — обрадовался Хаим.
— Она кофе пьет, поднимайтесь, — велела Тони. На плече у девушки висел кожаный футляр. Она, улыбнувшись, поймав взгляд Хаима, объяснила: «Бинокль. Мы с капитаном Кроу пойдем наблюдать птиц, сейчас весенняя миграция».
— В синагоге встретимся, — Элайджа подал ему руку. Хаим проводил глазами стройную спину Тони и вспомнил: «У мамы такой же редингот есть. Это дяди Питера ткани, их вся Америка носит. Молодец он, ничего не скажешь, отличные обороты. И чай его армия стала закупать, и кофе. А Тедди прислал серебряный сервиз и написал, что никак не может вырваться — у него сессия в Верховном Суде Массачусетса, а Мораг занята в своем благотворительном комитете. Надо же, Тедди и тридцати пяти нет, а уже член Верховного Суда. Конечно, при таком-то брате».
Он поднялся наверх и увидел на столике в углу передней кофейник. Хаим сказал горничной: «Я пройду без доклада, миссис Вулф меня ожидает. И сам отнесу ей кофе».
В огромной, выходящей окнами на Парк-Роу спальне пахло цитроном и хорошим табаком. Дверь гардеробной была открыта. Хаим заметил бронзовый шелк платья на манекене. «Это она в синагогу наденет, — понял мужчина, — и на банкет».
Констанца полусидела, опираясь на шелковые подушки, в одной короткой, кружевной рубашке, рыжие волосы были разметаны по плечам. Она просматривала New York Evening Post, затягиваясь сигаркой.
— Спасибо, — рассеянно проговорила женщина, услышав скрип двери.
Хаим усмехнулся. Налив кофе в серебряную чашку, выпив, он стал расстегивать мундир.
Констанца потянулась за блокнотом и карандашом, и пробормотала себе под нос: «Массена бежит из Португалии, свадьба Наполеона, Мэдисон выступает против эмбарго на торговлю с Британией…»
— Я тебе кофе принес, — Хаим присел на постель. Констанца, подняв глаза от блокнота, холодно спросила: «Ты что здесь делаешь?»
— Я решил, — Хаим вынул блокнот из ее руки, — попрощаться с холостяцкой жизнью, моя дорогая.
Он полюбовался нежной кожей под брюссельским кружевом. Не выдержав, погладив ее по обнаженному колену, Хаим шепнул: «Ложись-ка на спину, и раздвинь ноги».
— Пошел вон отсюда, — сочно велела Констанца. Не успел Хаим опомниться, как дуло маленького пистолета уперлось ему в лоб.
— Ты видел, как я стреляю, — Констанца, держа пистолет одной рукой, второй — затянулась сигаркой. «Поэтому ты сейчас приведешь себя в порядок и отправишься к своей невесте, а в скором времени — жене. Все, Хаим, больше мы с тобой так, — она подняла темную бровь, — встречаться не будем. Ну! — женщина пошевелила пистолетом. Хаим, пробормотав что-то сквозь зубы, поднялся.
— Увидимся в синагоге, — бросила ему вслед Констанца. Когда он ушел, женщина допила кофе. Отложив пистолет, она вдруг, нежно улыбнулась: «Как это Роберт сказал — ты замужем, я женат. Просто будем любить друг друга, вот и все. А там что-нибудь придумаем».
Она вытянулась на постели. Закинув руки за голову, смотря в затянутый шелком потолок, женщина грустно хмыкнула: «Он человек чести, он никогда не бросит жену. Как Антуан. Ну и ладно, — Констанца положила ладонь на живот и рассмеялась: «Если я рожу, Дэниел устроит скандал. Мы с ним уже который год не спим. Пусть устраивает, на развод он не подаст, никогда. Он же хочет стать президентом, — Констанца перевернулась. Поболтав ногами в воздухе, подтянув к себе блокнот, она быстро написала заголовок: «Ястребы в администрации выступают за войну с Британией».
Она покусала карандаш и хмуро добавила: «Когда мы выиграем в этой войне, мой муж и въедет в Белый Дом. У нас любят патриотические истерики, а Дэниел в них отлично бьется».
Уже на лестнице Хаим прислонился к стене и тяжело задышал. Он плюнул на мраморные ступени и процедил сквозь зубы: «Сучка!».
Он приподнялся в седле и посмотрел на далекую, блестящую ленту Уобаша. «Там лесок, — пробормотал Хаим, — туда мне и надо».
Майор тронул коня и вдруг улыбнулся. Жена оказалась тихой, покорной, и делала все, что он ей велел. С ней, правда, было скучно — она вышивала, вязала, заваривала чай, а говорить могла разве что о Торе. Но большего Хаиму было и не надо. Он приезжал с границы и проводил дома недели две. Мать и Батшева хлопотали вокруг него, Хаим сидел с отцом и Натаном за бутылкой виски, слушал их рассказы о делах в администрации, сам развлекал их историями из жизни индейцев, — и уезжал обратно.
— Вернусь домой уже полковником, — довольно сказал себе Хаим, заводя лошадь в рощу, привязывая ее к дереву. Гнедой был умным конем, испытанным. Хаим знал, что он будет вести себя тихо. «Батшева, наверное, уже ребенка ждет», — Хаим устроился на теплой траве. Отсюда, в подзорную трубу, берег Уобаша был, как на ладони. Он снял с плеча ружье и прицелился.
— У того камня они и встречаются, — вспомнил Хаим, глядя на гранитную глыбу, что возвышалась посреди прерии. «Как это его индейцы называют? Менева же писал — Типпекану, как та река, что в Уобаш впадает, ниже по течению. Здесь триста футов, я их играючи всех перестреляю».
Он повертел в руках ружье и подзорную трубу и ухмыльнулся: «Если бы можно было их совместить, точность была бы еще больше. Хотя и так хорошо. Они и понять не успеют — откуда огонь, а уж тем более меня не заметят». Хаим прислонился к поваленному ветром дереву. Закурив сигару, майор стал ждать.
