Ватажники атамана Галани - Хапров Владислав Викторович (бесплатные полные книги txt) 📗
В городе живёт множество иноземных купцов, в особенности армян, персов, бухарцев и индусов. А вокруг, в степи, обитают многочисленные кочевые орды ногайцев и калмыков.
Рыбные угодья здесь богаты осетром и белугой, которая вырастает порой до невиданных размеров. Соль со здешних солончаков расходиться по всей России. Зато хлеб, несмотря на обилие пахотных земель, как и в Саратове, никто не сеет, из-за постоянной угрозы нападения степняков. Его привозят сплавные караваны из Нижнего.
Мы устроили стан на Заячем острове в получасе плаванья на лодке от Астрахани. Галаня велел нам с Мишкой Баламутом сосчитать всех казаков и разделить их на две равные части, которые тут же окрестили «гулящими сотнями», хотя людей в той и в другой было не менее двухсот. Каждая «сотня» гуляла в городе посменно один день и одну ночь. Всего Галаня хотел пробыть в Астрахани шесть дней.
Мы с Мишкой записались в первую «гулящую сотню» и в тот же день отправились в город. Сойдя с лодок, под любопытствующие взгляды зевак, казаки разбрелись по Астрахани.
Атаман велел своим браткам быть паиньками и они были паиньками: местных не задирали, гуляли хоть и шумно, но не безобразничали. Чинно жрали канновку, играли в кости и карты и даже если проигрывались в драку не лезли.
Астраханские портные и сапожники озолотились. Казаки скупали самое дорогое платье как русское, так и иноземное, обувались в сафьяновые сапожки и туфли с серебряными пряжками. За всё платили не жилясь, сколько попросят.
Мы с Мишкой Баламутом тоже принарядились. Мишка оделся как настоящий франт, в европейское платье с кружевами. У сапожника купил замшевые ботфорты. Он чисто выбрился, надел закрученный парик, приобрёл изящную тросточку и даже не поскупился на дорогие карманные часы. После чего Мишка стал сам на себя не похож. Ни холоп ни разбойник, а самый настоящий галантный кавалер, на которого встречные барышни бросали нежные взгляды и вздыхали вслед. Ходил он важно, разговаривал красиво, даже не матерился.
Я же оделся более обычно для воровского казака, в алую парчовую рубаху с галуном, кафтан из самого лучшего сукна и сафьяновые сапожки.
Принарядившись, мы отправились искать подходящий трактир, где и жрачка вкусна и девки пригожи. Нашли таковой за стенами Белого города, недалеко от Исадных ворот. Там упились до бесчувствия. Проснулись мы на улице, в одних подштанниках. Башка трещала, глаза лезли из орбит.
— Ты помнишь, что было? — спросил я Мишку.
— Не-а.
— Я тоже.
— Нас что ограбили?
— Не знаю. Идём разберёмся.
Мы ворвались в трактир грязным провонявшим перегаром вихрем. Мишка схватил трактирщика за грудки и, вытащив из-за стойки, задал ему прямой и понятный вопрос, отчего мы, два почтенных господина, при деньгах, валялись в одном исподнем на улице, как два голодранца. Тот, заикаясь от страха, сказал, что никто нас не грабил. Загуляли мы вчера без оглядки. Пили, ели и угощали всех, кто был в трактире. Непотребным девкам серебра отсыпали, чтобы те плясали на столах нагишом. Когда деньги кончились, пропили одёжку, трость и часы. А когда начали буянить, требуя, налить вина в долг, нас из трактира и выставили.
Так как мы маялись жесточайшим бодуном, Мишка вынужден был заложить последнее оставшееся у него имущество — парик. Удивительно, как его не спёрли, пока мы дрыхли на улице. Затем отправились на берег, где нас дожидались лодки. Прохожие пялились нам вслед, но тут же в страхе отворачивались, такие свирепые у нас были рожи.
Когда мы подплыли к острову, то увидели, что там развернулась настоящая ярмарка. На траве в беспорядке валялись бухарские ковры, тюки шёлка, зендень, сафьян, зуфь, мешки с индийскими пряностями, горы золотой и серебряной посуды, кольца браслеты, серёжки. Казаки до хрипоты торговались с понаехавшими на остров скорыми людьми, среди которых были и калмыки и татары и персы, а особенно много было оборотистых сметливых бабёнок с толстыми кошелями. Лучший товар, как и было уговорено, приберегли для армян и отдали за полцены.
Весь день к острову подходили лодки. Приезжали рыбаки и крестьяне, привозили продукты. «Коты» доставляли весёлых девиц, сивушники — бочки с хмельным питьём. Последних пришлось отгонять от казаков, стоявших в караулах. Есаул Лёшка Кортнев обещал, что если обнаружит в дозоре пьяного, лично зарубит его на месте. И зарубил бы.
Ближе к полудню наконец появился тот, кого я ожидал. Матвей Ласточкин подплыл к острову на косной лодке и причалил к нашему стругу.
— Осетринка, молочко, пиво, — прогнусавил он.
— Пиво, — встрепенулся Мишка Баламут. — Всё отдам за пиво.
— Осетры тоже не помешают, ушицу сварим, — сказал я и спрыгнул в лодку.
Пока я перебирал рыбу, Матвей Иванович шепнул мне:
— Завтра приходи в пивоварню, что за аптекарским садом возле собора Казанской богоматери. Там спокойно. Ваши на тот берег Кутума не забредают. Спросишь меня. Хозяин мой старый приятель.
Я выбрал двух больших осетров, заплатил за них по гривеннику, прихватил в придачу две крынки пива и вернулся на струг.
На следующий день вновь пришёл нам черёд идти в загул. Я долго думал, как мне избавиться от Мишки, но тот сам решил эту проблему.
— Я вчера свёл знакомство с одной бабёнкой, — сказал он мне, когда мы причалили к берегу. — Так она меня сегодня звала к себе «чаёвничать».
— Иди, ублажай свою бабёнку, дон Гуан, — захохотал я, хлопнув Мишку по плечу. — Я тоже, пожалуй, пойду поищу с кем «почаёвничать».
Пожелав друг другу удачи, мы разошлись в разные стороны. Я отправился на другой конец города и не без труда нашёл указанную пивоварню. Хозяин сказал мне спуститься в подклеть. Там за крепким дубовым столом сидел Матвей Ласточкин и хлебал щи.
— Садись, Артемий, — сказал он.
Я присел рядом на лавку.
— Есть будешь?
Я отрицательно мотнул головой.
— Вижу, жив здоров, значит моя наука не прошла даром.
— Не прошла Матвей Иванович. Только благодаря ей и сижу сейчас перед тобой. Как там Иринка и Горошина?
— Горошина совсем зажралась. Рыбьими головами и потрохами нынче брезгует. Подавай ей молоко да осетринку. Брюхо уже по полу волочиться. А Иринка всё по тебе вздыхает. Даже хотела со мной в Астрахань ехать, чтобы повидаться. Пришлось строго-настрого наказать ей сидеть дома. Не до сердечных дел сейчас. Надо нынче же имать Галаню и его братков.
Я кивнул:
— Надо Матвей Иванович.
Матвей Ласточкин вытащил из кармана кафтана государеву бумагу, которую хранил всё это время у себя и положил передо мной на стол.
И вдруг мне словно ножом полоснули по сердцу. Я два месяца провёл среди казаков. Грелся с ними у одного костра, ел из одного котла. Не все они были законченными подонками. Большинство беглые мужики, озлобленные на власть за непосильные поборы да разные работы, на которые их сгоняли словно скот, и где они мёрли тысячами с голодухи да от болезней. В Персии, эти мужики прикрывали мне спину и не раз спасали жизнь. А я теперь должен предать их и обречь на лютую смерть.
Матвей Ласточкин внимательно взглянул на меня и сразу понял, что твориться в моей душе.
— Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, — сказал он. — Ты сдружился с этими людьми. Они стали тебе ближе, кого бы то ни было. Когда превращаешься в волка трудно опять стать человеком. Но помнишь, что я говорил тебе? Прикажу — убей. Прикажу — пытай. И ты обещался меня слушаться. Обещался ведь?
— Обещался, — тяжко вздохнув, подтвердил я.
— Тогда слушайся, коли желаешь себе добра.
— Хорошо, Матвей Иванович. Я буду тебя слушаться, — переборов муки совести согласился я. — Говори, что нужно делать.
— То-то. И смотри не дури.
Сначала ты должен сговориться с губернатором Волынским. Он сегодня вечером устраивает у себя ассамблею. Гостей будет много, а значит неразберихи ещё больше. Ты должен проникнуть в его дом.
— Но как?! — воскликнул я.
— Я об этом позаботился, — ответил Матвей Ласточкин. — Когда-то я помог хозяину этой пивоварни избавиться от разбойничьей шайки, обложившей его непосильной данью. Он, в качестве ответной любезности, готов подсобить нам. Воевода велел доставить на его двор три бочки пива, чтобы угощать гостей. В последней из них будешь сидеть ты. Знакомец мой никогда не прочь насолить Волынскому. Воевода товар у него берёт, а платить, шельма, не платит.
