Медный гусь - Немец Евгений (е книги .TXT) 📗
– Сущий дьявол! – выдохнул Прохор, глядя на воровского атамана.
Рожин поднял штуцер, поймал голову Яшки поверх граненого ствола, взял чуть выше и бабахнул. Пуля смела с ворюги шапку, но сам он даже не шелохнулся. Потом Яшка неспешно шапку поднял, водрузил на голову и погрозил пушечному расчету тобольчан кулаком.
– Тьфу ты, напасть! – выругался Рожин, но тут увидел, что вор склонился над фальконетом, гаркнул. – Ложись!
В следующее мгновение шарахнула пушка воровского струга, ядро угодило в остатки бруствера, мешки с глиной разлетелись, сбив с ног Прохора и опрокинув орудие. Лис кинулся к Пономареву, Рожин с Мурзинцевым, выплевывая глину и протирая глаза, вцепились в лафет, пытаясь вернуть пушку на место.
Яшка отвернулся и что-то крикнул подельникам. Он давно понял, что его отряд на суше перебили, ждать помощи не от кого, а стало быть, битва проиграна, да еще и с полным разгромом. Разбойничий струг сбросил скорость, остановился, а потом, петляя, пошел назад.
– Бежит, сволочь! – процедил Рожин. – Вася, помоги!
Лис, убедившись, что Прохор цел, поспешил сотнику с толмачом на помощь. Наконец пушку поставили на место, спешно зарядили.
– Я сам! – Мурзинцев отстранил Рожина и Лиса, склонился над фальконетом.
Струг Яшки отошел уже метров на сто, Мурзинцев навел пушку, прикинул опережение, перекрестился и поджег фитиль. Из мушкетов уже никто не стрелял, да и в колокол монахи больше не били, так что над Обью повисла звенящая тишина, какая случается сразу, как гроза отгремит. Пушка люто выхаркнула ядро, разбив тишину, как молоток фарфор. Целое мгновение все, затаив дыхание, смотрели на удирающий струг, а потом оттуда донесся звук треснувших досок и всплеск воды. Судно Яшки Висельника заваливалось на борт, воры бросили весла и спускали на воду шлюпку.
– Таки уйдут, гады, – процедил Васька Лис. – В шлюпку из пушки ни за что не попасть.
– Там еще одно судно, – произнес толмач, пристально вглядываясь в реку.
– Струг? – тут же спросил сотник, тоже обратив взор на водную хлябь.
– Неводник, кажись, – ответил Рожин.
– Откуда ему тут взяться? – удивился Васька Лис.
Шлюпка воров от поврежденного струга сначала шла вверх по Оби, на юг, но вдруг резко свернула к берегу.
– Это остяки! – догадался Рожин. – Остяцкий неводник, отрезали ворам путь к отступлению. Живо разбойникам на перехват!
Рожин, Мурзинцев и стрельцы бросились по ступеням к причалу и дальше вдоль берега. Следом бежал Игнат Недоля с монахами.
Когтистый старик
Шлюпка разбойников причалила за «Настиным камнем» – так Рожин окрестил валун, на котором неделю назад отыскал дочь кузнеца. Открытая полоса берега до камня простреливалась далеко, и воры могли устроить засаду, так что толмач вскарабкался на склон и осторожно повел товарищей меж деревьев.
До валуна добрались без происшествий, засады не было. Торопились разбойники, даже шлюпку выволакивать не стали, и теперь она лениво покачивалась на волнах, медленно отдаляясь от берега. А дальше на стрежне дрейфовал неводник, полный угрюмых остяцких воинов с копьями и луками в руках. Белые сестры стояли на носу, опираясь на железные копья, все такие же недвижимые, как каменные изваяния. Их слепые глаза смотрели на камень, и каждому человеку на берегу, кто встречался с ними взглядом, казалось, что старухи заглядывают им в душу.
– У меня от этих ведьм мурашки по коже, – тихо произнес Васька Лис, поежившись.
– Спокойно, Вася, сейчас у нас с ними один враг, так что бояться нечего, – ответил Рожин и неводнику поклонился.
Сотник, на Рожина глядя, тоже поклон остякам отвесил, а следом за ним и все остальные. Даже Васька Лис спину согнуть для некрестей не побрезговал, хоть лицом изобразил недовольство.
Остяки на неводнике, словно только этого и ожидали, копья и луки опустили, засуетились, на весла сели. Судно неторопливо развернулось и направилось вверх по Оби, в Атлым-вош, домой.
– Ху-у-ух, пронесло, – выдохнул Недоля. – А то я уж приглядывал местечко поукромнее, от стрел хорониться.
– Не в этот раз, – отозвался толмач, изучая полоску берега, где высадились разбойники. – У воров один ранен, они с ним далеко не уйдут. Нагоним быстро.
Но быстро догнать не удалось. Вора, что оставлял кровавый след, вскоре нашли. Свои же, от обузы избавляясь, перерезали ему горло. Дальше след распадался на три ветки и куриной лапой указывал на юго-восток, на восток и северо-восток. Сотник разделил подопечных на три отряда, каждый из которых взял отдельное направление поисков. Рожин возглавил группу, которая пошла по самому незаметному следу, через болота и бурелом, на северо-восток: чуял толмач, что Яшка путь выберет замысловатый и путаный. Васька Лис и монах Михаил – единственный уцелевший в группе Мурзинцева у пушечного расчета – сопровождали толмача.
Час спустя с юга донеслась мушкетная пальба.
– Одного взяли, – заключил Васька Лис.
Еще через полчаса снова послышалось эхо далеких выстрелов. Видно, группа, которая ушла на юго-восток, тоже настигла своего беглеца. А Яшки Висельника по-прежнему видно не было. Осторожничал вор, уходил со знанием дела, как волк от охотников. Рожин шел за ним, не столько по следам ориентируясь, сколько на чутье полагаясь.
К полудню преследователи вышли к подножию высокого холма, а на вершине их ждал беломошный бор. После непролазного бурелома тайги, мрачного под разлапистыми кронами древних кедров и елей, после серой затхлости болот бор распахнулся светлым простором. Сосенки и березки, как неразобранные девицы на Масленицу, разбрелись и поодиночке застыли, оставив поляны на откуп солнцу. Махровое одеяло белого мха смахивало на снег, оно и скрипело под ногами, как снег. А над ним висела дымка, не густая, но за двадцать метров взгляд в ней увязал, терялся. И еще было так тихо, что казалось путникам, будто они не на лесную опушку вышли, а на дно Оби опустились. Не крякали кедровки, не тарахтели дятлы, не всхлипывали кулики. Беломошный бор спал и в дреме грезил о солнечных январских морозах.
Рожин замер, жестом приказал не шевелиться остальным, прислушался, огляделся. След Яшки Висельника пропал окончательно – перина мха, как лебяжий пух, под ногой пригибалась, а ступишь дальше – следа уже и не видать.
– Ух… тихо-то как, – прошептал Васька Лис.
– Зачарованный лес, – зашептал вслед за Васькой брат Михаил, перекрестился, добавил: – Наши сюда не ходят, кажут, остяцкая нежить тут водится.
– Потому тихо, что в таких борах любит гнездиться хищная птица, – спокойно произнес Рожин. – Так что мелкие птахи, мыши-полевки и даже зайцы стараются держаться отсюда подальше. А вон и князь таежного неба…
Рожин указал рукой на ветку высокой сосны, там неподвижно и даже торжественно восседал птичий царь – беркут. Карие глаза небесного хищника из-под бровей смотрели настороженно, да и голову птица пригнула, вперед вытянула, будто прислушивалась к людскому разговору. Черный блестящий клюв, словно отполированный, выходил из бледно-желтой восковицы, как лезвие кинжала-джамбии из костяной рукояти. В следующее мгновение беркут крылища распахнул, пальцы-перья растопырил, будто покрасоваться решил, а затем снова собрался, с лапы на лапу переступил и замер, продолжая невозмутимо людей разглядывать.
– Красавец, – оценил Рожин. – Белых перьев нет уже – взрослый, матерый…
– Господи, в крылах вся сажень будет, – удивился Васька Лис. – Вот же огромная тварюка!
Но толмача беркут больше не интересовал, в глубине бора он что-то рассмотрел и теперь осторожно с места тронулся, подав товарищам знак следовать за ним. Вскоре и стрелец с монахом сквозь дымку разглядели контур маленького сруба с двухскатной крышей, размерами с добрый сундук. В тыловой стене, как и положено избе, имелась крохотная дверца, но окна отсутствовали. Если какое существо и обитало в этом жилище, то рост оно должно было иметь с полметра, да и то в двери ему бы пришлось на четвереньках забираться. Самое же удивительное было то, что сруб парил в воздухе, возвышаясь над землей на три метра.
