Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (список книг .TXT) 📗
– Канитель, – сказал Бутов, заметив в первом ряду озирающегося Рашпиндаева.
В зале затрещали стульями, в передних рядах гасили папиросы, откашливались. Около двери упал опрокинутый в давке щит. Места уже были заняты, и люди тесно набивались в проходах, обтирая стены, глядящие незабеленными пазами.
Стуков что-то написал на газетном клочке и поднялся. Он стоял несколько минут, утянув голову в широкие плечи. Из окна падал луч, который двоил бритую голову и скуластую щеку секретаря. Старый шахтер скользил небольшими темно-серыми глазами по знакомым лицам бородачей, будто изучал их, искал заранее ответа на вопрос, поднявший дыбом жителей рудника.
– Начинай, – подсказал Бутов.
– Время, – поддержали из задних рядов.
Газетный клок затрепетал в руке секретаря.
– Товарищи!
Шум утихал, как прокатившийся поток. Люди подвинулись ближе к сцене, нажали на рампу. И когда в тишину ворвался бронхиальный, свистящий и лающий кашель старика, Стуков оглянулся на Гурьяна, затем поднял голову и повернулся к собравшимся.
– Товарищи, вопрос один. Доклад директора Нарыкова о реконструкции Улентуя.
– Послушаем, – Рашпиндаев облизнул яркие губы, ему не сиделось. Щеки секретаря ячейки пятой шахты полыхали накаленной сковородой, а темные глаза беспокойно метались.
Гурьян вышел на средину сцены и начал говорить. Он с первых же слов зажал в кулаке памятку и забросил руки за спину. Шум умолк, и только в углу беспрестанно чихали. К потолку медленно полз пар, в помещении становилось душно. Пять сотен лиц сливались перед глазами докладчика, он старался и не мог уловить, угадать, что скажет этот руководящий отряд, без которого немыслимо провести намеченный план перестройки рудника.
И будто заранее возражая сторонникам инженера Клыкова, повышал голос.
– Поставили нас вы сами, и думаю, не для того, чтобы заметать следы рудника. Сила в вас. Сегодня вы должны сказать: выполним мы намеченную программу или нет. Я знаю, что кое-кто сучит веревки, но делается это едва ли на руку советской власти.
Директор сел, стирая пот с побуревшего лица. И только теперь спохватился, что сказал не то, что собирался. Нужно было познакомить партийную организацию с проектом расширения рудника, нужно было огласить исследовательские материалы. И директор не ошибся. Как только Стуков отделился от стула, Рашпиндаев и Пеночкин враз подняли руки.
– Нам слово.
– К порядку. У кого вопросы? – Секретарь опять строго глянул на Рашпиндаева и тут же услыхал бухнувший, как из трубы, голос Бутова:
– Ерши паршивые!
Из зала дружно подхватили:
– Дай, дай ему, Василий! Отведи душу!
– Чего умного может сказать эта мельница, – женским голосом врезался Яцков.
– Дай для очищения совести!
Рашпиндаев неуклюже карабкался на сцену, а вслед его подстегивали смешки:
– Запарился, горяга…
– Да вон лестница… Очурайся…
– Мозгой тронулся.
С первых скамеек гремели рашпиндаевцы:
– Зажим самокритики!
– Посмотрим, как пойдет дело…
– В болото не сядьте…
Стуков звонил чубуком трубки о пузатый графин, стучал окрашенными глиной сапогами. Гурьян смотрел вперед и по ответным взглядам, по улыбкам теперь видел, что подавляющее большинство с ним. Пыл Рашпиндаева пропал. Он беспомощно толкал в воздух короткопалыми кулаками и бросал малоосмысленное:
– В тресте – дураки. Инженеры наши – вреды. А откуда умные мы? Кавардак затеяли. Но кто отвечает за эту чехарду? Кто проверил, что у нас есть в земле? Может, там не золото, а глина.
– Глина у тебя в голове.
Яцков стоял на скамье, блестя голым затылком. Был он невзрачный и смешон среди крупных шахтеров. Протестующие выкрики ошеломили Рашпиндаева. С багровым лицом и горящими глазами он скатился со сцены. Пеночкин отказался взять слово и хватал безусым ртом воздух, как рыба, попавшая на сушу. Стуков опять колотил о графин, стараясь перекричать шахтеров.
– Голосуй, – отрывисто кинул Бутов.
– Не горячись, Нил. Товарищи, кто желает еще?
– Довольно.
– К делу валяй…
Секретарь тряхнул плечами и заглянул в газетный листок. Многолетний опыт и знание шахтеров подсказали, что слова здесь лишни.
– Гвозди резолюцию, – требовали от порога.
– Значит, голоснем? – Стуков взмахнул рукой.
– Заостряй!
Гурьян начал с запинками, не договаривал слова, исправлял текст во время чтения. И удивлялся, что голос креп с каждой секундой, легко улетал через обширное здание в нерушимую тишину. Секретарь нажал кулаком на стол и подался грудью к собранию.
– Кто против?
Вокруг Рашпиндаева и Пеночкина поднялось десятка два рук, и это рассмешило шахтеров.
– Брысь! – не вытерпел Яцков. – Ну и армию собрал. А куделились, что вся пятая за вами.
Собрание снова зашумело, заглушая свистящий кашель старика. Гурьян поднял глаза, когда густая чаща рук грозно взметнулась над головами шахтеров за его резолюцию, и легко шагнул к лестнице. В дверях к нему пристал Рашпиндаев.
– А все-таки неправильно, товарищ Нарыков, – захлебывался он. – Наш шахтком и ячейка снимают с себя ответственность за этот план.
За Гурьяна ответил Бутов:
– Мы еще посмотрим, из какого материала сделана ваша ячейка. Сам-то ты давно на Улентуе?
– Не все ли равно, товарищ, – крутил рукой Рашпиндаев. – Во всяком случае, я член партии с двадцать пятого.
– Мало, друг. Оно и видать тебя. Поди, герой гражданской войны?
Рашпиндаев сверкал белками беспокойных глаз, топтался, будто собирался перепрыгнуть через недоступную стену. Его оттесняли от директора и Бутова шахтеры.
– Смех не к месту, Нил Семенович. И тебе, как старому кадровику, довольно совестно так отвечать нашему брату.
– А ты спросил меня вчера? – Бутов выпрямился, отчего Рашпиндаеву стало страшно. – Раньше набузите, а после с разъяснением идете. Понятно, почему пятая вниз ползет. Расходился со своей ячейкой. Сколько вас нашлось таких яровитых?
– Сколько б не было, но мы же имеем голос…
– И мышь имеет голос.
Рашпиндаев потерялся среди рудокопов. По поселку перекликались собачьи голоса с людской речью, а за рудником тоскливо шумели сопки. И утром, когда шел в райком с личными делами членов своей ячейки, досадливо вспоминал насмешку Бутова. На примерзлую землю, на засушенную траву падали первые снежинки. Мутное небо шелушилось – так казалось не проспавшемуся секретарю ячейки.
В комнате Стукова плотно сидели и стояли парторганизаторы и секретари ячеек. По заключительному слову Рашпиндаев понял, что совещание о проведении штурмовки закончилось.
– Спите вы ударно, – усмехнулся один из соседей Рашпиндаева.
– Где надо, не проспим…
Секретарь пятой оборвал на полуслове. Он узнал раскрытое перед Стуковым свое личное дело.
Участники совещания расходились, торопясь на свои участки. Стуков глазами позвал Рашпиндаева.
– Садись ближе, ты опоздал, – начал он, глядя в помрачневшее лицо вчерашнего противника. А затем перелистал дело и косо передернул плечами. – Ну, познакомился я с тобой и пришел к заключению, что ты кем-то втянут в болото. Как это может быть, чтобы бывший кузнец, а теперь студент горного рабфака пошел против партийной организации рудника и потащил в эту грязь неокрепшую ячейку шахты…
– У ячейки своя голова есть, – Рашпиндаев порывисто пересел со скамьи на стул, сломал в пальцах толстую цигарку.
– Никто и не говорит, что у ней пустой котел на плечах, – Стуков собрал на лбу глубокие морщины. – Но ты забываешь, что у вас много смеси. Почти кандидатская груша, совсем неиспытанная в трудностях и непроверенная. Ну, вот, кто такой Пеночкин? И почему он вечно каркает, как отощавшая ворона?
– Пеночкин честный крестьянин-середняк, – Рашпиндаев выкинул вперед жидкую папку.
– Тут и в руку-то взять нечего, – заулыбался Стуков. – Видно, что работа его на производстве днями считается. А колупни покрепче и поглубже – смотри и не середняк окажется. Таких у тебя десятка три-четыре наскребется. Ты говоришь масса, а масса-то жидкая, выходит.
