Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
— Дорогу королю! — кричит охрана; толпа расступилась, и когда корольНаваррский предстал перед его величеством, он склонился перед ним, а Валуа егообнял.
Вторая Книга Царств, глава I, стихи 19 и 25
В одно прекрасное утро появился оставшийся в живых брат Гиза Майенн сотрядом конницы, чтобы схватить короля. И, конечно, предатели, которых вокругнего всегда было достаточно, завели короля туда, где он, без сомнения, быпогиб. Какой-то мельник узнал его по лиловому кафтану и сказал: — Сир! Куда вы?Там засели фроятисты! — Майенн уже начал наступление. Отважный Крийон не смогудержать предместье и возвратился в город с таким малым числом солдат, что емупришлось самолично запирать городские ворота. Короля Наваррского уже не было,но он отъехал недалеко, и за ним послали. И полутора тысячамаркебузиров-гугенотов удалось спасти Валуа. Члены Лиги хотели было хитростьюостановить их натиск; они закричали: — Храбрые гугеноты, мы воюем не противвас, только против короля, а ведь он вас предает! — В ответ раздался залп.
Все же немногочисленный отряд гугенотов вынужден был под конец отступить;они отходили медленно, неохотно, продолжая стрелять, и треть из них былаперебита. Крийон, солдат короля, с тех пор заявлял о своем пристрастии кгугенотам. Видя, что друзей у их государя теперь прибавилось, сражавшиесяпочувствовали новый прилив вдохновленного мужества и решимости — настолько, чтосам Валуа устремился на поле боя. А Лига бежала без всяких причин —единственной оказался страх. Как счастлив был Генрих, что ему уже не нужнобиться против короля, только против врагов короля. Это давало ему внутреннееудовлетворение, а оно дороже иной крепости. Он привел к королю свои войска,перешел мост с тысячью двумястами конников и четырьмя тысячами аркебузиров, икогда те предстали перед Валуа, король спросил: — Почему все они бодры ивеселы, разве нет больше войны? — А Генрих ответил: — Сир! Хотя мы днем и ночьюна коне, но это добрая война. — И Валуа понял; он впервые рассмеялся от всейдуши, смеялся и Генрих.
Король, охваченный новым порывом мужества, собрал к лету пятнадцать тысячшвейцарцев, и притом без денег. Вместе с его собственными войсками и отрядамиНаварры у него оказалось сорок пять тысяч солдат, сильное войско; оно должнобыло вернуть ему столицу королевства — и могло это сделать. А тем временемвойско Майенна прямо таяло, и в конце концов у него осталось всего пять тысячсолдат; ни испанцев, ни немцев не было уже и в помине, ибо если народ вовлеченв движение обманное и постыдное, то достаточно свежего дуновения мужества, каквсе рушится, и никакие массы это движение уже не поддержат. Даже в осажденномПариже вдруг зароптали открыто. Люди в коричневых сутанах не могли появлятьсяна улицах без оружия. А где же Лига? Где правящая партия? От этого чудовищаосталось, в сущности, немного — оно состоит теперь наполовину из бесноватых инаполовину из трусов. И, кроме этих двух человеческих разновидностей, там нетникого.
Старые полководцы короля толком не знали, нужно ли начать осаду Парижа.Осада могла очень затянуться; а если она ни к чему не приведет, войско Лиги,наверно, опять увеличится. Однако на этом настаивал Генрих Наваррский,пользуясь всем своим авторитетом. — Решается судьба королевства, — говорил он.— Не забывайте: мы пришли сюда, чтобы целовать этот прекрасный город, а неподнять на него руку. — Он сказал еще многое, отчего взятие столицы сталоказаться задачей более славной, чем какая-либо иная. А смелому верят, и этодает ему силу. Поэтому тридцатого июля королевское войско взяло Сен-Клу, центргорода и мост. Король остался в Сен-Клу, а Наварра занял другое предместье.
Два дня спустя, когда он и его храбрый отряд только что сели на коней, вдругмчится галопом какой-то дворянин и шепчет ему на ухо несколько слов. Наварратотчас поворачивает коня. Он берет с собою в Сен-Клу двадцать пять дворян. —Сир, зачем вы едете к королю? — Друзья его только что пырнули ножом в живот! —Они замолчали, пораженные, а когда заговорили меж собой, то лишь вполголоса.Тут, конечно, вся Лига постаралась, говорили они. Эта партия, да и все движениетаковы, что не способны честно бороться, а только убивать горазды. Монахи вПариже недаром предсказывали чудо, они знали, какое! Вот чудо и свершилось,правда, оно приняло вид убийства. И к нашему государю явились трое молодыхлюдей: они поклялись поступить, как Юдифь, только от их руки-де должен пастьновый Олоферн. Да руки коротки — он умеет справляться со своими убийцами. Абедняга Валуа — нет. Кто же его пырнул?
Скажи пожалуйста, какой-то монашек, двадцать лет ему, толстогубый такой,наверно, одним был из вожаков этой самой возвышенной духом молодежи, а теперьдворяне Наваррского короля, приехав, увидели во дворе только растерзанныйкоричневый комок. Почему-то, свершив свое дело, он не пытался бежать: сталлицом к стене и шепчет: «Яков, где ты?» А его самого так звали — Яков.
Наследник престола находился в комнате умирающего: сначала можно былодумать, что рана не столь опасна, и все-таки она оказалась смертельной, но вминуту смерти наследника не было подле Валуа, он куда-то уходил. Когда онвернулся, первыми упали к его ногам шотландские гвардейцы покойного короля ивоскликнули: — О, сир! Теперь вы наш король и государь!
В первую минуту Генрих не понял, несмотря на всю веру в свое предназначение.Им овладел страх и грозное предчувствие: «До сих пор я сражался только за своедело, теперь же становлюсь на место побежденного, он лежит заколотый убийцей, акак-то еще я буду лежать в свой смертный час?» Опустив голову, поднялся он полестнице, вошел в опочивальню и долго смотрел на умершего. Мы ведь и тут еще,на земле, видим умерших — очами духа видим мы несравненно большее числоумерших, чем живых; и кто осознает это, ему кажется, что обитает он в одноммире с ними и он с ними говорит. И Генрих Наваррский сказал, обращаясь кусопшему Генриху Валуа: «Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! Какпали сильные на брани. Сражен Ионафан на высотах твоих».
А у тела уже молились два монаха, некий господин д’Антраг поддерживалподбородок умершего. Новому королю еще предстоит немало хлопот с этимигосподами, а также и со всеми остальными, которые вдруг набились в комнату,словно по уговору. Они глубже надвигали шляпы, вместо того чтобы снять их передновым королем, или бросали их на пол и громко клялись: — Лучше тысячу разумереть, лучше сдаться любому врагу, чем пустить на престол короля-гугенота. —Они старались, чтобы в этих словах звучала вере и убежденность, но в нихзвучала фальшь, особенно потому, что некоторые из этих господ тотчас послеубийства уже присягнули наследнику. Но тогда их пугала мысль о собственнойсудьбе; они еще не сговорились предать королевство и идти с Лигой. Послесовместного обсуждения они решили, что это самое надежное. Ведь у ФилиппаИспанского золота было все еще больше, чем у кого-либо на земле.
Но не от Генриха могли они скрыть свои намерения: он ни на миг не поверил вих пламенное благочестие. Генрих приказал сшить себе траурное платье излилового кафтана покойного: он спешил, и у него не было денег на материю.Лиловый кафтан ушили, но придворные его все же узнавали и подталкивали другдруга локтем из презрения к бедности короля: тут уж не разживешься. Ониотправили в покои Генриха посольство с требованием переменить веру, и притомнемедленно. Неотъемлемым признаком королей Франции является-де миропомазание изсвященного сосуда и коронование рукою церкви. Генрих побледнел от гнева. Пустьдумают, что от страха, ибо в это мгновение он, казалось, был у них в руках:ведь они не могли знать, что он давно привык иметь дело с убийцами.
Он отказался выполнить их требование с таким величием, какого они от него неожидали: занимая престол, он не отречется от своей души и сердца. Потом окинулвзглядом собравшихся. Тут была вся знать, но кого же они выслали вперед, комупредоставили держать слово перед Генрихом? Некоему д’О, всего-навсего О, да они с виду таков: пузатый молодой человек, который благодаря милостям прежнегокороля стал лодырем и вором; один из тех, кто поделили между собой страну идоходы. Так за тем им еще нужен какой-то король? И этот бесчестный негодяйосмелился его, человека, который всю жизнь боролся, наставлять на путь истины иссылаться на единство нации! Да, ведь в назидания пускаются обычно бесчестныелюди! Генрих пристально посмотрел на него и заговорил с особенной твердостью:— Среди католиков моими сторонниками являются все истинные французы и всечестные люди, — После столь явного оскорбления присутствующие смолкли — иоттого, что это бросил им человек с решительным лицом, и оттого, что это былаправда.
