Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Таковы прихоти наслаждения. И вот однажды ночью король Наваррский вдругпотерял сознание; к счастью, он лежал на супружеском ложе. Обморок продолжалсяцелый час, и Марго крайне встревожилась. Она старалась привести его в чувство ихлопотала над ним, как то предписывает долг заботливой жене: позвала своихфрейлин и слуг и не отходила от него ни на минуту, иначе он бы умер. Этотприступ слабости — явное предостережение: Марго посоветовала ему бытьосторожнее. — С вами этого никогда еще не случалось. Вы слишком предаетесьнаслаждению. — Словом, он остался очень доволен вниманием супруги, расхваливаяее потом, и она же была первой, с кем он снова вкусил наслаждение.
Поворот
Слишком много было сомнений, обдумывании и откладывании. И наконец 15сентября 1575 года наступил крутой поворот: герцог Алансонский исчез. Когдапришло время идти к столу, мать велела искать его по всему дому, она былачрезвычайно озабочена состоянием его здоровья — ведь она знала из собственногоопыта, как легко отправить человека на тот свет. Однако трупа не нашли.Неужели д’Алансон бежал, даже не доверившись сестре? Та была, как обычно,занята своим двором и служением музам. Но королек! Мадам Екатерина ужеготовилась к тому, что и его не увидит, — и вдруг он с самым невинным видомвозвращается после игры в мяч, да еще перед тем принимает ванну.
— Что тебе известно, королек? Признавайся! Не то пожалеешь!
Генрих рассмеялся: — Мой д’Арманьяк мне только что сообщил, будто кузенудрал в карете, которая казалась пустой. Хотите, я открою вам, мадам, чтовоспоследует? Двуносый обратится к стране и к народу с призывом восстать. Атогда вы, мадам, помиритесь с ним и дадите ему то, что он потребует.
«Сердится, — подумала мадам Екатерина, — вероятно, потому, что егозаподозрили в сообщничестве; и, конечно, не зря заподозрили». Все же условияего плена пока не стали суровее. Пророчество Генриха сбылось в точности,воззвание к стране и народу появилось. В нем августейший принц, ссылаясь навсеобщее недовольство, на то, что очень многие умеренные католики и протестантыжаждут мира, требовал справедливости и к нему самому. Ибо, проживая во дворцесвоего брата-короля, он-де получал только неприятности и никаких денег. Тут-тостарая королева увидела верный способ вернуть свое дорогое детище; поэтому,несмотря на все, она отнеслась к воззванию менее серьезно, чем ее сын-король,которого эта история сильно расстроила. Да и город Париж был опять взволнованпредчувствием бед и захватывающих событий. Как! Родной брат короля, именуемыймонсеньером, последовал примеру принца Конде и бежал в Германию! И они уже идутсюда с огромными войсками, французы и немцы, — да, соседка, ровно сто тысяччеловек, провалиться мне на этом месте, ежели я вру! И тогда сначала некоторыепарижане, а затем все стали видеть на багряном вечернем небе фигуры вооруженныхлюдей.
Только мадам Екатерина сохранила здравый смысл, невзирая на все видения ислухи. Генрих Наваррский, по ее мнению, вел себя более загадочно, чем ее сынд’Алансон, которого она знала вдоль и поперек и не боялась. Неожиданно положилаона перед королем Наваррским воззвание его сообщника — пусть Генрих прочтетвслух. После трехлетних упражнений Генрих научился владеть своим лицом прилюбых обстоятельствах. Не дрогнув бровью, он уронил: — А я знаю его. Я и самтак писал, когда был заодно с адмиралом и с гугенотами. Скоро монсеньер другоезапоет. Сначала воображаешь невесть что, а потом все-таки начинаешь плясать подчужую дудку. Это не для меня.
Было ли презрение Генриха искренним или напускным — неизвестно, но егодорогая приятельница осталась при своем глубоком недоверии. С этого дня онаучредила за ним еще более строгий надзор и приставила к нему новых шпионов, окоторых он и не догадывался. Им было поручено пользоваться всяким случаем ивызывать его на неосторожные высказывания. Она оплела его черной паутинойсыска, а ему больше чем когда-либо удавалось обманывать двор своим неизменнымблагодушием и притворным легкомыслием. Но в нем происходила мучительная борьба,и на душе становилось все мрачнее — так уже было однажды.
«Перевертыш начал действовать, пока я медлил! И вот все было, оказывается,впустую: и долгое притворство, и бесконечное обдумывание, и постоянное изучениелюдей… Несчастье заставило меня пройти суровую школу, и все-таки я остаюсьтам же, где был в утро после Варфоломеевской ночи».
Волнения продолжались две недели, затем Перевертыш пошел на попятный и началторговаться с матерью, мадам Екатериной, относительно размеров вознаграждения,за которое он согласен изменить своим союзникам. Тем хуже для Генриха! «Такоеничтожество — и осмелился объявить себя вождем, а я от излишних наслажденийупал в обморок. Почему же все так выходит? Довольно, я больше не спрашиваю!Школа несчастья кончилась, а вместе с нею и немощь мысли. Я подам весть моимпротестантам на юге, пусть вскорости ждут меня к себе. И если даже они менясейчас презирают за то, что я, вот уже больше трех лет, строю из себя шута приэтом дворе, то я докажу им, что я поистине сын их королевы Жанны, и совсемдругой чеканки, чем Перевертыш! И другой, чем Голиаф! Ибо я знаю: эта школапройдена не напрасно. И знаю: королевство я объединю».
Его пылкая гордость взволнованно твердила ему эти слова, ничто не моглоподорвать его уверенности — ни позорное положение, а его еще придется терпетьдо известного срока, ни новый срам, причиной которого был Перевертыш: онвыступил вместо Генриха и чуть было ему самому все не испортил. Генрих несомневался в успехе. И сейчас, когда все казалось проигранным, он был большечем когда-либо уверен, что впереди победа. Если народ действительно ждет вождя,то чем больше ложных вождей этот народ разоблачит и отринет, тем неотвратимеепоявится и выйдет на правильный путь его настоящий вождь.
И вот когда он ожидал, чтобы истекло положенное время, его постиг последний,особенно тяжелый удар; однако он выдержал и его. Последней покарала Генриха еголюбимая сестричка. Юная Екатерина долго и тщетно ждала, чтобы ее дорогой брат,наконец, вспомнил их мать Жанну, господина адмирала и всех убиенных друзей.Однажды во дворце Конде она тайком сказала старухе-княгине: — Я знаю его, ведьмы — одна кровь и плоть. И я была тогда здесь, в комнате, с ним и с господиномадмиралом, который был еще жив. Разразилась ужасная гроза, двери распахнулисьнастежь, я так и ждала, что сейчас войдет наша покойная мать и позовет его:пусть отомстит за нее. Но оказалось, что это принцесса Валуа, и она увела еговенчаться. Я постоянно вспоминаю о том вечере, мой милый брат тоже ничего незабыл. Я поклясться готова, что он с тех пор притворяется перед всем двором идаже передо мной, своей сестричкой. Когда придет день, он выпрямится и покажетсебя.
Волнуясь, она вскочила с места и не могла скрыть легкой хромоты. Екатеринабыла все так же бледна и казалась по-прежнему девочкой, из-за слабых легких.Она жила, замкнувшись в этом доме, ибо питала отвращение к королевскому двору,где, по словам ее матери, «женщины зазывают к себе мужчин». ПринцессаЕкатерина Бурбон осталась протестанткой. Она не могла понять отступничествасвоего брата, каким бы трудным ни было положение, в котором он очутился. Но всеже она одобряла его поведение, ибо он был ее братом и главой их дома, инеизменно защищала Генриха, его увлечения и его ошибки переддворянами-протестантами, которые тайком приезжали из провинции; а они потомвозвращались к себе, увозя некоторую надежду. Екатерина была слаба, одинока и,казалось, могла вызвать только жалость. Однако многие из них знавали еще еемать и были поражены благородной стойкостью дочери: им чудилось, что с нимиговорит сама королева Жанна, и они еще раз преклонялись перед ее бессмертнойдушой.
Все же трудно дольше трех лет защищать бездеятельность человека, особенноесли и сама начинаешь сомневаться в его правоте. «Он ничего не забыл, я знаю,но среди тех, кто его держит в плену, можно и утратить свою веру. Пусть онснова обретет ее с помощью господа. Я хочу нанести ему целительный удар.
