Посмертные записки Пиквикского клуба - Диккенс Чарльз (читаем книги TXT) 📗

– Конечно, это довольно странно, Сэм, – сказал мистер Пиквик, – но если мы будем стоять тут и разговаривать, мы останемся без мест.

– Как! Да разве ничего не нужно сделать поэтому случаю, сэр? – воскликнул Сэм, совершенно ошеломленный тем хладнокровием, с каким мистер Пиквик собирался лезть в карету.

– Сделать? – повторил мистер Пиквик. – А что же можно сделать?

– Разве никого не нужно вздуть за такую вольность, сэр? – спросил мистер Уэллер, который надеялся, что ему будет поручено по меньшей мере вызвать тут же кучера и кондуктора на кулачный бой.

– Конечно, нет! – с живостью ответил мистер Пиквик. – Ни под каким видом! Немедленно полезайте на свое место.

– Я очень боюсь, – бормотал про себя Сэм, удаляясь, – что с хозяином случилось что-то неладное, иначе он никогда бы не снес этого так спокойно. Надеюсь, этот-вот процесс не пришиб его, но похоже, что дело дрянь, совсем дрянь!

Мистер Уэллер задумчиво покачал головой; и следует отметить для иллюстрации того, сколь близко к сердцу он принял это обстоятельство, что он не произнес больше ни слова, пока карета не остановилась у Кенсингтонской заставы. Для Сэма такой промежуток времени, проведенный в безмолвии, был столь длителен, что этот факт можно рассматривать как не имеющий прецедентов.

Ничего заслуживающего особого упоминания за время путешествия не случилось. Мистер Даулер рассказывал различные анекдоты, иллюстрирующие его собственную удаль и неустрашимость, и обращался к миссис Даулер за подтверждением своих слов; миссис Даулер неизменно сообщала, в виде приложения, какой-нибудь замечательный факт или обстоятельство, которые были забыты мистером Даулером или пропущены им из скромности; эти добавления, в каждом отдельном случае, должны были доказать, что мистер Даулер был еще большим молодцом, чем он сам себя изображал. Мистер Пиквик и мистер Уинкль слушали с большим восторгом, а в промежутках беседовали с миссис Даулер, весьма приятной и очаровательной особой. Итак, благодаря рассказам мистера Даулера, чарам миссис Даулер, добродушию мистера Пиквика и умению слушать мистера Уинкля пассажиры в карете коротали время самым дружественным образом.

Наружные пассажиры вели себя так, как всегда ведут себя наружные пассажиры. Они были очень беззаботны и болтливы после каждой остановки, и очень хмуры и сонливы на полпути, и снова очень веселы и оживленны перед остановкой. Один молодой джентльмен в резиновом плаще курил все время сигары; другой молодой джентльмен, облаченный в пародию на пальто, закуривал их в огромном количестве и, чувствуя себя явно не по себе после второй затяжки, выбрасывал их, когда ему казалось, что никто на него не смотрит. Третий молодой человек, который интересовался скотоводством, сидел на козлах, а сзади помещался пожилой джентльмен, хорошо знакомый с сельским хозяйством. Постоянно сменялись рабочие блузы и белые куртки, которые получали от кондуктора предложение «подвезти» их и знали каждую лошадь и каждого конюха на этой дороге и в стороне от нее. Обед по полкроны с едока был бы дешев, если бы умеренное количество едоков могло поглотить его во время краткой остановки. В семь часов пополудни мистер Пиквик со своими друзьями и мистер Даулер с супругой разошлись по своим комнатам в гостинице «Белый Олень» против Большой галереи минеральных вод Бата, где лакеев можно принять по костюму за учеников Вестминстерской школы, если бы они не нарушали иллюзии тем, что держат себя гораздо учтивее.

На следующее утро, едва был убран со стола завтрак, лакей подал визитную карточку (мистера Даулера, который просил разрешения представить своего друга. Немедленно вслед за визитной карточкой явился собственной персоной мистер Даулер со своим другом.

Друг оказался очаровательным молодым человеком, не старше пятидесяти лет, одетым в очень яркий синий фрак с ослепительными пуговицами, черные панталоны и пару тончайших и безукоризненно вычищенных башмаков. Золотой лорнет висел на короткой черной ленте; золотая табакерка зажата в левой руке; бесчисленные золотые кольца блестели на пальцах, и булавка с большим бриллиантом в золотой оправе сверкала у него в жабо. На нем были золотые часы и золотая цепочка с массивными золотыми печатями; в руке гибкая трость черного дерева [115] с тяжелым золотым набалдашником. Белье у него было самое белоснежное, тонкое и туго накрахмаленное; парик самый глянцевитый, самый черный и самый кудрявый. Его нюхательный табак назывался «Смесью принца»; его духи – «Bouquet du roi». На лице его всегда сияла улыбка, а его зубы были в таком безупречном порядке, что на небольшом расстоянии не удалось бы отличить настоящие от вставных.

– Мистер Пиквик, – сказал мистер Даудер, – это мой друг Энджело-Сайрес Бентам, эсквайр, церемониймейстер Бентам; мистер Пиквик, познакомьтесь.

– Добро пожаловать в Ба-ат, сэр. Вот это поистине приобретение. Еще раз добро пожаловать в Ба-ат, сэр. Давно, очень давно, мистер Пиквик, вы не бывали на здешних водах. Кажется, будто целый век прошел, мистер Пиквик. За-амечательно.

С этими словами Энджело-Сайрес Бентам, эсквайр, церемониймейстер, взяв руку мистера Пиквика и задержав в своей руке, приподнял плечи и, не переставая, кланялся, словно для него было мучительным испытанием выпустить ее.

– Несомненно, очень много времени прошло с тех пор, как я не бывал на водах, – отозвался мистер Пиквик, – ибо, насколько мне известно, я никогда здесь не бывал.

– Не бывали в Ба-ате, мистер Пиквик? – воскликнул церемониймейстер, в изумлении выпуская его руку. – Не бывали в Ба-ате? Хи-хи! Мистер Пиквик, вы шутник. Недурно, недурно! Хорошо! Хи-хи-хи! За-амечательно!

– К стыду своему, должен сказать, что я не шучу, – возразил мистер Пиквик. – Я действительно никогда не бывал здесь раньше.

– О, понимаю! – воскликнул церемониймейстер с чрезвычайно довольным видом. – Да, да... хорошо, хорошо... все лучше и лучше. Вы тот самый джентльмен, о котором мы столько слышали. Да, мы вас знаем, мистер Пиквик, мы вас знаем!

«Судебные отчеты в этих проклятых газетах, – подумал мистер Пиквик. Здесь все обо мне знают!»

– Вы – джентльмен, проживающий в Клепхем-Грине [116], – продолжал Бентам, – у вас отнялись руки и ноги оттого, что вы по неосторожности простудились после портвейна. Вас нельзя было перевозить вследствие острых болей, вы приказали наполнить бутылки водой в сто три градуса из королевского источника и доставить целую фуру в вашу спальню в Лондоне, где вы выкупались, чихнули и в тот же день выздоровели! За-амечательно!

Мистер Пиквик поблагодарил за комплимент, заключавшийся в таком предположении, но у него хватило скромности отклонить его; и, воспользовавшись минутным молчанием церемониймейстера, он попросил разрешения представить своих друзей, мистера Тапмена, мистера Уинкля и мистера Снодграсса, знакомство с коими преисполнило церемониймейстера радостью и гордостью.

– Бентам, – сказал мистер Даулер, – мистер Пиквик и его друзья – приезжие. Они должны вписать свои фамилии. Где книга?

– Регистрационная книга знатных посетителей Ба-ата будет в галерее сегодня в два часа, – ответил церемониймейстер. – Быть может, вы приведете наших друзей в это роскошное помещение и предоставите мне возможность получить их автографы?

– Хорошо, – отозвался Даулер. – Мы засиделись. Пора идти. Я вернусь через час. Идемте.

– Сегодня вечером будет бал, – сказал церемониймейстер и, вставая, чтобы удалиться, снова завладел рукой мистера Пиквика. – Балы в Ба-ате минуты, похищенные из рая; им придает очарование музыка, красота, элегантность, мода, этикет и... и прежде всего отсутствие торговцев, которые совершенно несовместимы с раем и которые устраивают свои собственные собрания в Гилд-холле каждые две недели – собрания, по меньшей мере, замечательные. До свиданья, до свиданья!

И, уверяя все время, пока спускался по лестнице, что он в высшей степени доволен, и в высшей степени восхищен, и в высшей степени потрясен, и в высшей степени польщен, Энджело-Сайрес Бентам, эсквайр, церемониймейстер, уселся в элегантный экипаж, который дожидался его, и укатил.