Посмертные записки Пиквикского клуба - Диккенс Чарльз (читаем книги TXT) 📗
Следующее утро было весьма неблагоприятно для путешествия – туманное, сырое и дождливое. Лошади, запряженные в пассажирские кареты, проехав по городу, окутаны были таким облаком пара, что наружные пассажиры стали невидимками. Газетчики промокли, и от них пахло плесенью; вода стекала со шляп торговцев апельсинами, когда они просовывали головы в окна кареты и освежали пассажиров струей воды. Евреи, торговавшие перочинными ножами с пятьюдесятью лезвиями, в отчаянии закрыли их. Продавцы карманных записных книжек спрятали их в карманы. Цепочки от часов и вилки для поджаривания гренков продавались по пониженной цене, а на пеналы и губки спроса вовсе не было.
Предоставив Сэму Уэллеру спасать багаж от семи-восьми носильщиков, которые неистово на него набросились, как только карета остановилась, и убедившись, что они приехали минут на двадцать раньше, чем следовало, мистер Пиквик и его друзья нашли приют в зале для пассажиров – последнем пристанище человеческой скорби.
Зал для пассажиров в «Погребе Белого Коня», конечно, не комфортабелен, иначе он не был бы залом для пассажиров. Комната эта расположена направо от входа, и в нее как будто ввалился честолюбивый кухонный очаг в сопровождении мятежной кочерги, щипцов и совка. Она разбита на отделения для одиночного заключения пассажиров и снабжена часами, зеркалом и живым сервантом, каковой предмет обстановки содержится в маленькой конуре для мытья стаканов, в углу комнаты.
Одно из отделений было занято на сей раз человеком лет сорока пяти, с сердитыми глазами, блестящей лысиной, обрамленной довольно густыми черными волосами, и с большими черными бакенбардами. Его коричневый сюртук был застегнут до подбородка, а большая дорожная шапка из тюленьей кожи, пальто и плащ лежали на скамье подле него. Когда вошел мистер Пиквик, он оторвался от своего завтрака со свирепым и решительным видом, преисполненным достоинства; осмотрев критически этого джентльмена и его спутников, к своему полному удовлетворению, он начал сквозь зубы напевать какой-то мотив, как бы желая выразить подозрение, что его хотят задеть, но из этого ничего не выйдет.
– Лакей! – крикнул джентльмен с бакенбардами.
– Сэр? – отозвался человек с грязным лицом и таким же полотенцем, вылезая из вышеупомянутой конуры.
– Еще гренков.
– Слушаю, сэр. – С маслом, не забудьте, – свирепо сказал джентльмен.
– Сию минуту, сэр, – ответил лакей.
Джентльмен с бакенбардами продолжал напевать себе под нос и в ожидании прибытия гренков подошел к очагу и, заложив под мышки фалды сюртука, посмотрел на свои башмаки и задумался.
– Интересно, где останавливается в Бате эта карета, – тихо сказал мистер Пиквик, обращаясь к мистеру Уинклю.
– Гм... э... что такое? – проговорил незнакомец.
– Я обратился к своему другу, сэр, – ответил мистер Пиквик, всегда готовый вступить в разговор. – Я хотел бы знать, у какой гостиницы в Бате останавливается карета? Быть может, вы мне сообщите?
– Вы едете в Бат? – спросил незнакомец.
– Да, сэр, – отозвался мистер Пиквик.
– И эти джентльмены?
– И они также, – сказал мистер Пиквик.
– Не внутри, надеюсь? Будь я проклят, если вы собираетесь ехать внутри! – воскликнул незнакомец.
– Не все, – сказал мистер Пиквик.
– Надеюсь, не все! – выразительно произнес незнакомец. – Я занял два места. Если они попробуют всунуть шестерых в этот адский ящик, который вмещает только четверых, я найму дорожную карету и подам в суд. Я заплатил за проезд. Это не пройдет. Я сказал клерку, когда брал места, что это не пройдет. Я знаю, как это у них делается... Я знаю, что они проделывают это ежедневно, но со мной они этого никогда не проделают. Тем, кто меня знает, это хорошо известно, черт побери!
Свирепый джентльмен неистово позвонил в колокольчик и объявил лакею, чтобы тот подал гренки через пять секунд, иначе ему придется плохо.
– Мой дорогой сэр, – сказал мистер Пиквик, – разрешите мне заметить, что такое волнение совершенно излишне. Я взял только два места внутри кареты.
– Рад это слышать, – отозвался свирепый человек. – Беру назад свои слова. Прошу извинения. Вот моя карточка. Разрешите познакомиться.
– С большим удовольствием, сэр, – ответил мистер Пиквик. – Нам предстоит быть попутчиками, и, надеюсь, мы будем довольны обществом друг друга.
– Надеюсь, – сказал свирепый джентльмен. – Уверен, что будем. Мне нравятся ваши лица, они приятны. Джентльмены, ваши руки и фамилии. Познакомимся.
Разумеется, за этой любезной речью последовал обмен дружескими приветствиями, и свирепый джентльмен тотчас же начал сообщать друзьям теми же короткими, резкими, отрывистыми фразами, что его фамилия Даулер, что он едет в Бат для развлечения, что прежде он служил в армии, что теперь он занялся коммерцией, как подобает джентльмену, что он живет на получаемые от этого доходы и что лицо, для которого заказано второе место, – не более и не менее как миссис Даулер, его законная супруга.
– Она прекрасная женщина, – сказал мистер Даулер. – Я горжусь ею. У меня есть для этого основания.
– Надеюсь, я буду иметь удовольствие судить об этом, – с улыбкой заметил мистер Пиквик.
– Будете, – отозвался Даулер. – Она познакомится с вами... она оценит вас. Я ухаживал за ней при своеобразных обстоятельствах. Я добился ее, дав опрометчивую клятву. Я ее увидел; я ее полюбил; я сделал предложение, она мне отказала. «Вы любите другого?» – «Пощадите мою стыдливость». – «Я его знаю?» – «Знаете». «Очень хорошо; если он не уедет отсюда, я сдеру с него кожу».
– Помилуй бог! – невольно воскликнул мистер Пиквик.
– Вы содрали кожу с этого джентльмена, сэр? – осведомился мистер Уинкль, сильно побледнев.
– Я написал ему записку. Я сказал, что это мучительная вещь. И это так.
– Несомненно, – вставил мистер Уинкль.
– Я сказал, что дал слово джентльмена содрать с него кожу. Моя репутация была поставлена на карту. У меня не было иного выхода. Как офицер службы его величества, я был обязан содрать с него кожу. Я жалел о такой необходимости, но я должен был это сделать. Он внял убеждениям, он понял, что законы службы выше всего. Он бежал. Я женился на ней. Вот и карета. Это ее голова.
Тут мистер Даулер указал на только что подъехавшую карету, из открытого окна которой выглядывала довольно хорошенькая особа в ярко-синей шляпе, отыскивавшая глазами кого-то в толпе на тротуаре, – должно быть, этого неистового человека.
Мистер Даулер расплатился и выбежал со своей дорожной шапкой, пальто и плащом; мистер Пиквик и его друзья последовали за ним, чтобы занять места.
Мистер Тапмен и мистер Снодграсс уселись на задних наружных местах кареты; мистер Уинкль расположился внутри, и мистер Пиквик готовился последовать за ним, как вдруг Сэм Уэллер подошел к своему хозяину и, шепча ему на ухо с видом глубоко таинственным, попросил разрешения поговорить с ним.
– Ну, Сэм, – сказал мистер Пиквик, – что случилось?
– Чудные дела делаются, сэр, – ответил Сэм.
– Что такое? – осведомился мистер Пиквик.
– А вот что, сэр, – отозвался Сэм. – Я очень боюсь, сэр, что владелец этой-вот кареты хочет сыграть с нами дерзкую штуку.
– В чем дело, Сэм? – спросил мистер Пиквик. Наши фамилии не занесены в список пассажиров?
– Фамилии не только занесены в список пассажиров, сэр, – отозвался Сэм, – но одну из них они вдобавок еще написали на дверце кареты.
С этими словами Сэм указал на ту часть каретной дверцы, на которой обычно значится фамилия владельца; а там и в самом деле золотыми буквами внушительных размеров была начертана магическая фамилия «Пиквик».
– Ах, боже мой! – воскликнул мистер Пиквик, совершенно потрясенный таким совпадением. – Какая изумительная вещь!
– Да, но это не все, – сказал Сэм, снова привлекая внимание своего хозяина к дверце кареты. – Им мало было написать «Пиквик», они еще поставили перед ним «Мозес», а это уж я называю прибавлять к обиде оскорбление, как сказал попугай, когда его не только увезли из родной страны, но заставили еще потом говорить по-английски.
