Посмертные записки Пиквикского клуба - Диккенс Чарльз (читаем книги TXT) 📗
После этого разоблачения некоторых тайн медицины мистер Боб Сойер и его друг Бен Эллен откинулись на спинки стульев и неудержимо расхохотались. Когда они насладились шуткой в полное свое удовольствие, разговор перешел на темы, которыми мистер Уинкль интересовался более непосредственно.
Кажется, мы уже упомянули, что мистер Бенджемин Эллен делался сентиментальным после бренди. Это обстоятельство не является исключительным, что мы сами можем подтвердить, ибо нам приходилось изредка иметь дело с пациентами, проявлявшими те же симптомы. В этот период своего существования мистер Бенджемин Эллен отличался, пожалуй, более сильным предрасположением к сентиментальности, чем когда бы то ни было, а причина сей болезни состояла вкратце в следующем: он уже около трех недель гостил у мистера Боба Сойера; мистер Боб Сойер не мог похвалиться воздержанностью, так же как не мог мистер Бенджемин Эллен похвалиться очень крепкой головой; результат был тот, что в течение вышеуказанного промежутка времени мистер Бенджемин Эллен все время переходил от опьянения частичного к опьянению полному.
– Мой дорогой друг, я очень несчастен! – сказал мистер Бен Эллен, воспользовавшись временным отсутствием мистера Боба Сойера, удалившегося за прилавок для того, чтобы отпустить несколько подержанных пиявок, о коих было упомянуто выше.
Мистер Уинкль выразил свое искреннее сожаление по поводу сказанного и спросил, не может ли он как-нибудь облегчить скорбь страдающего студента.
– Никак, старина, никак! – сказал Бен. – Вы помните Арабеллу, Уинкль? Мою сестру Арабеллу – девчонку с черными глазками, – она гостила у Уордля? Не знаю, заметили ли вы ее; славная девочка, Уинкль. Может быть, черты моей физиономии помогут вам вспомнить ее лицо?
Мистер Уинкль не нуждался ни в каких средствах, чтобы вызвать в памяти очаровательную Арабеллу, и, пожалуй, это было к счастью, ибо черты физиономии ее брата Бенджемина, бесспорно, не могли в достаточной мере освежить в его памяти ее образ. Он отвечал со всем возможным самообладанием, что превосходно помнит молодую леди, о которой идет речь, и от души надеется, что она в добром здоровье.
– Наш друг Боб – чудесный парень, Уинкль! – был единственный ответ мистера Бена Эллена.
– Конечно, – сказал мистер Уинкль, не очень обрадованный этим близким сопоставлением двух имен.
– Я предназначил их друг для друга, они созданы друг для друга, посланы в мир друг для друга, рождены друг для друга, Уинкль! – сказал мистер Бен Эллен, энергически ставя на стол свой стакан. – Тут особое предназначение: разницы между ними всего пять лет, и оба празднуют день рождения в августе.
Мистеру Уинклю так хотелось услышать продолжение, что он не очень удивился такому необычайному совпадению, сколь ни было оно чудесно. Тогда мистер Бен Эллен, пролив несколько слезинок, стал говорить о том, что, невзирая на все его уважение, почтение и благоговение к другу, Арабелла беспричинно и неблагодарно проявила самую определенную антипатию к его особе.
– И я думаю, что загвоздка в какой-то более ранней привязанности, – сказал в заключение мистер Бен Эллен.
– Есть у вас какие-нибудь предположения, кто может быть предметом ее любви? – спросил мистер Уинкль с великим трепетом.
Мистер Бен Эллен схватил кочергу, воинственно взмахнул ею над головой, нанес сокрушительный удар по воображаемому черепу и, наконец, заявил очень выразительным тоном, что он хотел бы только угадать, кто это, – вот и все.
– Я бы ему показал, что я о нем думаю, – сказал мистер Бен Эллен.
И кочерга снова описала круг еще более неистово.
Все это действовало, конечно, весьма успокоительно на чувства мистера Уинкля, который безмолвствовал в течение нескольких минут, но в конце концов собрался с духом, чтобы спросить, находится ли мисс Эллен в Кенте.
– Нет! – ответил мистер Бен Эллен с хитрой миной и опустил кочергу. – Я считаю, что дом Уордля не вполне подходящее место для упрямой девушки, поэтому, раз я являюсь ее естественным защитником и опекуном, ибо наши родители умерли, я привез ее в эти края, чтобы она провела несколько месяцев у старой тетки в славном, скучном, глухом месте. Думаю, это ее излечит, старина. А если не излечит, я ее повезу ненадолго за границу и посмотрю, как это подействует.
– А тетка живет в Бристоле? – запинаясь, спросил мистер Уинкль.
– Нет, не в Бристоле, – ответил мистер Бен Эллен, указав большим пальцем через левое плечо, – в той стороне, вон там. Но тише, вот Боб! Ни слова, мой дорогой друг, ни слова!
Как ни был краток этот разговор, он пробудил в мистере Уинкле величайшее волнение и тревогу. Мысль о том, что у нее была привязанность, не давала ему покоя. Не он ли объект ее? Не из-за него ли прекрасная Арабелла взирала с презрением на веселого Боба Сойера, или у него был счастливый соперник? Он решил увидеть ее во что бы то ни стало, но тут возникло непреодолимое препятствие, ибо он никак не мог угадать, означают ли пояснительные слова мистера Вена Эллена «в той стороне» и «вон там» расстояние в три, в тридцать или в триста миль.
Но в настоящее время ему не представилось случая поразмыслить о своей любви, так как возвращение Боба Сойера непосредственно предшествовало появлению мясного паштета из булочной, для уничтожения которого этот джентльмен настоятельно предложил мистеру Уинклю остаться. Скатерть была разостлана поденщицей, которая занимала место экономки мистера Боба Сойера; а когда третий нож и вилку позаимствовали у матери мальчика в серой ливрее (ибо домашнее хозяйство мистера Сойера было поставлено на скромную ногу), они уселись за обед, к которому было подано пиво «в самой подходящей для него оловянной посуде», как заметил мистер Сойер.
После обеда мистер Боб Сойер потребовал самую большую ступку из находившихся в лавке и начал приготовлять в ней ароматический ромовый пунш, уверенно и с ловкостью аптекаря размешивая и растирая пестиком соответствующие составные части. Мистер Сойер, будучи холостяком, владел одним-единственным стаканом, который был предоставлен мистеру Уинклю как гостю, мистер Бей Эллен приспособил себе воронку, заткнув пробкой узкий конец ее, а Боб Сойер воспользовался одним из тех стеклянных сосудов с широким отверстием и различными каббалистическими знаками, в которых аптекари обыкновенно отмеряют жидкие лекарства при изготовлении своих микстур. Когда с предварительными приготовлениями было покончено, пунш отведали, объявили превосходным, и, условившись, что Боб Сойер и Бей Эллен имеют право наполнять свои сосуды дважды на каждый стакан мистера Уинкля, они честно принялись за дело с большим удовольствием и в добром согласии.
Пением не развлекались, ибо мистер Боб Сойер сказал, что это было бы непрофессионально; но в награду за такое лишение говорили и хохотали так громко, что, по всей вероятности, их слышали на другом конце улицы. Эти разговоры существенно помогли скоротать время и развить ум подручного Боба Сойера, каковой подручный, вместо того чтобы посвятить вечер обычному занятию – писанию собственного имени на прилавке, а затем стиранию его, прильнул к стеклянной двери, и в одно и то же время мог и слышать и видеть.
Веселье мистера Боба Сойера стремительно переходило в буйство, мистер Бен Эллен быстро впадал в сентиментальность, и от пунша почти ничего не оставалось, когда мальчик, вбежав в комнату, объявил, что некая молодая женщина приглашает Сойера, преемника Нокморфа, немедленно прибыть на одну из ближайших улиц. Это положило конец пирушке. Мистер Боб Сойер, уразумев сообщение после двадцатикратных повторений, обвязал голову мокрым полотенцем, чтобы протрезвиться, и добившись этого только отчасти, надел зеленые очки и отправился в путь. Не поддаваясь ни на какие уговоры подождать возвращения Боба и убедившись в полной невозможности завязать с мистером Беном Элленом хоть сколько-нибудь разумный разговор на тему, особенно близкую его сердцу или на какую бы то ни было другую, мистер Уинкль попрощался и вернулся в «Кустарник».