Гроздья гнева - Стейнбек Джон Эрнст (серии книг читать бесплатно txt) 📗
Вечерние сумерки мало-помалу становились все мягче; первые минуты члены семьи, сидевшие и стоявшие у грузовика, молчали. Потом отец, обращаясь не к кому-нибудь в отдельности, а ко всем сразу, начал свой отчет:
— Ободрали нас как липку. Скупщик знал, что ждать нам нельзя. Выручили всего восемнадцать долларов.
Мать беспокойно переступила с ноги на ногу, но смолчала.
Ной, старший, спросил:
— Сколько же у нас всего денег?
Отец начал выводить цифры в пыли, бормоча что-то себе под нос.
— Сто пятьдесят четыре, — сказал он. — Но Эл говорит, что надо сменить шины. Говорит, на этих далеко не уедешь.
Эл впервые принимал участие в семейном совете. До сих пор он стоял позади вместе с женщинами. И он тоже солидно начал свой отчет:
— Машина старая. Я ее всю осмотрел, прежде чем покупать. Хозяин мне зубы заговаривал, но я его не слушал. Запустил пальцы в дифференциал — опилок нет. Открыл коробку скоростей — тоже нет. Проверил сцепление, проверил колеса, нет ли восьмерки. Подлез под кузов — рама не сломана. Аварий с ней как будто не случалось. Заметил, что один аккумулятор с трещиной — велел заменить целым. Покрышки ни к черту не годятся, но размер ходовой. Такие всегда достанешь. Особенной прыти от нее ждать нечего, но утечки масла нет. Почему я сказал, покупайте эту, — потому что машина самая что ни на есть ходовая. Этих подержанных «гудзонов» сколько угодно продают, и части дешевые. Можно было бы выбрать за те же деньги какую-нибудь побольше да понаряднее, но у них части дорогие и не всегда их найдешь. По-моему, так правильно. — Последняя фраза должна была выражать его покорность семье. Он замолчал, дожидаясь, что скажут другие.
Дед был теперь только номинально главой семьи, власть уже ушла из его рук. Положение, которое занимал дед, было почетно и освящено обычаем. Но право на первое слово, независимо от того, что он мог сболтнуть глупость, все еще оставалось за ним. Поэтому мужчины, сидевшие на корточках, и женщины, стоявшие позади, ждали, что скажет дед.
— Правильно, Эл, — начал он. — Я был такой же щенок, как ты, бегал задрав хвост, но от дела никогда не отвиливал. Ты молодец, Эл. — Заключительная фраза прозвучала как благословение, и Эл чуть покраснел от удовольствия.
Отец сказал:
— Как будто все правильно. Будь это лошадь, мы с Эла не стали бы спрашивать. Но в машинах он только один и разбирается.
Том сказал:
— Я тоже кое-что смыслю. Мне приходилось водить грузовик в Мак-Алестере. Эл правильно сделал. Все как надо. — Этой похвалы было достаточно, чтобы окончательно вогнать Эла в краску. Том продолжал: — Вот еще что… проповедник… просится с нами. — Он замолчал. Его слова были услышаны, но семья приняла их молча. — Он человек не плохой, — добавил Том. — Мы его давно знаем. Иной раз заговаривается, но глупостей от него не услышишь. — И Том предоставил решать этот вопрос семье.
Свет постепенно убывал. Мать отделилась от группы и ушла в дом, и через минуту оттуда донеслось звяканье печной дверцы. Потом она снова вернулась к погруженному в размышления совету.
Дед сказал:
— Тут по-разному можно решить. Говорят, будто проповедники приносят несчастье.
Том сказал:
— Он уже больше не проповедник.
Дед помахал рукой:
— Кто был проповедником, тот проповедником и останется. От этого никуда не уйдешь. Некоторые считают за честь держать при себе проповедника. Кто умрет — он похоронит. Свадьба — особенно если с ней надо поторапливаться — тоже без него не обойдешься. Родится ребенок, надо крестить, — а проповедник под рукой. Я всегда говорил: проповедник проповеднику рознь. К ним с разбором надо подходить. Этот мне нравится. Он простой.
Отец ткнул прутиком в пыль и, посучив его между пальцами, вырыл в пыли ямку.
— Тут не в том дело, хороший он или плохой, принесет он удачу или несчастье. Надо все рассчитать. Невесело это, да что поделаешь. Сейчас посмотрим. Дед и бабка — двое. Я, Джон и мать — пятеро. Ной, Томми и Эл восемь. Роза и Конни — десять. Руфь и Уинфилд — двенадцать. Еще собаки — ведь их здесь не бросишь. Собаки хорошие, пристрелить рука не поднимется, а отдать некому. Итого четырнадцать.
— Это не считая кур, которые еще остались, и двух свиней, — вставил Ной.
Отец сказал:
— Свиней я хочу засолить на дорогу. Ведь мясо понадобится. Повезем солонину в бочонках. Вот я и не знаю, куда же мы его поместим? И сможем ли мы прокормить лишний рот? — Он спросил, не поворачивая головы: — Как думаешь, ма, — сможем?
Мать откашлялась:
— Не в том дело — сможем или нет. А вот захотим ли? — твердо сказала она. — Смочь мы ничего не сможем. Если полагаться только на это, так нам и в Калифорнию не доехать. А что захотим, то сделаем. И если уж на то пошло, так наши семьи давно живут в здешних местах, и я еще не слышала, чтобы кто-нибудь из Джоудов или Хэзлитов отказывался накормить, приютить или подвезти человека, когда он просит об этом. Джоуды бывали всякие, но таких сквалыг еще не попадалось.
Отец вставил:
— А если места не хватит? — Он взглянул на нее, повернув голову набок, и устыдился собственных слов.
— Места и так не хватает, — ответила мать. — Места есть только на шестерых, а нас двенадцать. Одним больше, одним меньше — не все ли равно? Разве здоровый, сильный мужчина может быть в тягость? И в следующий раз, когда у нас опять будет больше ста долларов да две свиньи, и мы призадумаемся, сможем ли прокормить человека… — Она не договорила, и отец отвернулся от нее, обиженный такой проборкой.
Бабка сказала:
— С проповедником будет хорошо. Он сегодня утром хорошую молитву прочел.
Отец переводил глаза с одного лица на другое, ища признаков раскола, и наконец сказал:
— Позови его, Томми. Если уж он едет с нами, его место здесь.
Том встал и пошел к дому, окликая проповедника:
— Кэйси! Эй, Кэйси!
Из-за дома донесся приглушенный голос. Том зашел за угол и увидел проповедника: он сидел, прислонившись к стене, и смотрел на вечернюю звезду, мерцавшую в светлом небе.
— Ты звал меня? — спросил Кэйси.
— Да. Мы решили: если уж ты едешь с нами, так пойдем туда, поможешь нам все обдумать.
Кэйси поднялся с земли. Он знал, что такое семейный совет, он знал, что его приняли в семью. И положение, которое он сразу занял, было высокое, ибо дядя Джон, подвинувшись, освободил ему место между собой и отцом. Кэйси присел на корточки лицом к деду, восседавшему на подножке грузовика.
Мать снова ушла в дом. Послышалось лязганье железной створки фонаря, и в темной кухне вспыхнул желтоватый свет. Она сняла крышку с большой кастрюли, и из дома потянуло запахом вареного мяса и свекольной ботвы. Все ждали, когда мать выйдет на темный двор, потому что ее голос на семейном совете решал многое.
Отец сказал:
— Надо подумать, когда нам выезжать. Чем скорее, тем лучше. Осталось прирезать свиней, засолить мясо и уложиться. Чем быстрее все это сделаем, тем лучше.
Ной поддержал его:
— Если взяться за дело как следует, так завтра все будет готово. Послезавтра и поедем.
Им возразил дядя Джон:
— Днем, в жару мясо не остынет. Неподходящее время для убоя. Что с парным мясом будем делать?
— Давайте прирежем сегодня. За ночь все-таки немного остынет. Поужинаем и прирежем. Соль есть?
Мать сказала:
— Да. Соли много. И два хороших бочонка есть.
— Так вот, так и сделаем, — сказал Том.
Дед заерзал на месте, стараясь встать.
— Темнеет, — сказал он. — Есть хочется. Вот приедем в Калифорнию, я там с виноградом не расстанусь, так и буду ходить с кистью: чуть что — и в рот. Ей-богу! — Он встал, и остальные мужчины тоже поднялись.
Руфь и Уинфилд как одержимые скакали в пыли. Руфь сдавленным голосом прошептала Уинфилду:
— Резать свиней, и в Калифорнию. Резать свиней, и в Калифорнию — все сразу.
И Уинфилд окончательно обезумел. Он приставил палец к горлу, сделал страшное лицо и, слабо вскрикивая, закружился волчком.
