Минута истории (Повести и рассказы) - Жданов Николай Гаврилович (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
«Не иначе, виной тому вчерашняя девушка», — подумал Косицын. И не ошибся.
Ярославцев и Юлия (так звали девушку) весь этот вечер до самой ночи проходили вместе по гранитному берегу Невы. Перейдя Дворцовый мост, они направились к Летнему саду и оттуда к памятнику Петру и снова к Летнему саду, и так без конца. Они говорили обо всем на свете: о революции, о поэзии, о смысле жизни, о будущем родины, о самоотвержении, о подвиге. И только ни словом не обмолвились о том, что волновало их всего больше, — о любви.
Поднятые на ночь мосты дыбились над Невой. Вода в ней стала тяжелой и черной, силуэт Петропавловской крепости смутно вставал из мрака над приземистыми гранитными бастионами. С моря дул влажный холодный ветер. Но Ярославцев и Юлия, казалось, не замечали ничего вокруг. Они бродили по городу, боясь коснуться друг друга, полные колдовского, таинственного предчувствия близости.
Им обоим казалось, что они одинаково чувствуют и понимают все, что ни есть в мире. И обоим было странно, как это они до сих пор не подозревали даже о существовании друг друга, хотя жили в одном городе.
Ярославцев узнал, что Юлия студентка, но так как занятий в университете сейчас нет, то она уже третий месяц ходит на уроки стенографии.
Преподавательница Наталья Алексеевна часто берет ее с собой для работы в Смольный, где сейчас созывается съезд. Юлия будет помогать там своей преподавательнице, которая уже не раз стенографировала и в Государственной думе и даже в Государственном совете. Ярославцев узнал также, что родителей у Юлии нет и что она живет со своей подругой «в одной приличной семье», где они вместе снимают комнату.
К дому, где жила Юлия, на Пантелеймоновской улице у церкви, они пришли уже поздно ночью. Им пришлось звонить дворнику, и, когда он открывал ключом железные ворота, Юлия впервые протянула Ярославцеву руку и через минуту исчезла под аркой в глубине двора. Рука у нее была маленькая и горячая.
Третий день Юлия работала в Смольном.
Профессиональные политики всех направлений и партий, революционеры, вернувшиеся из ссылок, вооруженные рабочие, солдаты, заросшие окопной щетиной, кронштадтские и ревельские матросы заполняли все огромное здание и знаменитые его коридоры. В воздухе стоял запах табачного дыма. «Смелость, смелость и еще раз смелость!» — взывали голосом Великой французской революции Дантоновы слова, размашисто нанесенные прямо на стене вестибюля. Их недавно напомнил Ленин в одной из своих статей, сверкавших как молнии в накаленной атмосфере близившегося восстания.
С первой минуты Юлия почувствовала себя санкюлоткой в этом море народного энтузиазма. Революция могла увлечь ее на гребень своих баррикад, и Юлия, быть может, с воодушевлением подставила бы свою грудь пламени и пулям сражения, но обстоятельства требовали от нее других усилий. С утра до вечера она печатала на машинке под диктовку незнакомых ей возбужденных людей разные программы, тезисы, требования, запросы. Все это было полно такой неотложности, касалось таких важных, быть может, решающих событий истории, что об отдыхе нечего было и думать. В комнате машинного бюро все были заняты до самой ночи. Машинистки совсем не уходили домой и в изнеможении засыпали под утро у своих столов или на кожаном диване в углу.
По временам в усталом сознании Юлии возникал вдруг образ Ярославцева, она на мгновение закрывала глаза, и безотчетная улыбка появлялась на ее губах.
Только в десятом часу вечера началось наконец заседание съезда. Наталья Алексеевна повела Юлию в зал, где на возвышении рядом с трибуной были поставлены сбоку два маленьких столика для стенографисток. Она стала записывать растерянную, унылую речь Дана. Вдруг набитый делегатами зал нетерпеливо зашумел, послышались голоса, требующие выборов президиума.
На трибуну взошел бледный, с измученным лицом Мартов. Он держался левой рукой за грудь, и его слабый, надтреснутый голос был еле слышен.
— Заговорщицкая тактика большевиков уже дает свои плоды: гражданская война началась! — Он судорожным движением левой руки сжал горло.
Далекие раскаты артиллерийского грома и негодующие крики из зала заглушили его слова. Кто-то требовал принятия резолюции о необходимости переговоров с Временным правительством. Широколицый приземистый председатель упрямо тряс колокольчиком, пытаясь восстановить тишину. Делегация бундовцев демонстративно покидала собрание. Наконец, сквозь возбужденную толпу делегатов пробился к трибуне молодой солдат с обветренным решительным лицом. Он сжимал шапку в руке, светлые льняные волосы падали на его крепкий лоб.
— Я представляю здесь 2-й Латышский полк. Моя фамилия Петерсон. Латышские стрелки считают: настала пора действовать. Больше никаких резолюций! Мы обязаны взять власть в свои руки. Малодушные пусть уходят! Армия не с ними!
Зал покрыл его слова взрывом оваций.
Наталья Алексеевна подошла сменить Юлию. И, захватив свои записи, Юлия отправилась в машинное бюро. Озабоченная тем, что ее запись получилась обрывистой, с пропусками и перебоями, Юлия торопливо пробиралась по коридору, не замечая заполнивших его людей. Но вот она невольно замедлила шаг: у дверей Военки [1] она увидела Свердлова. С озабоченным лицом он стоял перед широкоплечим человеком в распахнутом пальто и грубой суконной кепке. Юлия узнала Ленина. Еще вчера вечером пронесся слух, что Ленин здесь, в Смольном. Весной в Таврическом дворце ей не раз приходилось видеть Ленина, и теперь Юлия сразу отметила, что он без обычной своей бородки. Бритый гладкий подбородок, стриженые волосы (это чтобы удобнее носить грим, догадалась она). Должно быть, он был чем-то сильно рассержен. Резкая прямая черта пересекала лоб. Острые, цепкие глаза угрюмо сверкали.
— Я не считаю нужным являться на съезд, пока продолжается это архинелепое положение, — услышала Юлия. — Еще утром мы объявили их правительство низложенным, а оно до сих пор существует. Наша нерешительность равна преступлению. Дворец окружают тысячи людей, готовых к штурму. Спрашивается, что нам мешает отбросить юнкеров, этот хлам, путающийся в ногах революции. Херувимские церемонии, детская игра в либерализм вместо мужества, которое одно откроет путь к миру, даст хлеб, землю, победу!..
Юлия медленно прошла мимо, глубоко озадаченная и встревоженная не столько словами Ленина, сколько его тоном — непримиримым, резким.
Достигнув лестничной площадки, она остановилась в недоумении: тот самый юнкер, что был тогда на мосту вместе с Ярославцевым, стоял теперь тут, у окна, и нервно комкал губами потухшую папиросу. Он был одет в старую студенческую шинель, красные хрящеватые уши его торчали из-под выцветшей, тоже студенческой фуражки. «Что он тут делает?» — удивилась Юлия.
— Посторонитесь, барышня! — Бородатый красивый матрос в бескозырке и с огромным болтающимся на бедре револьвером в деревянной кобуре осторожно взял ее сзади за плечи и бережно отодвинул в сторону. За ним по двое в ряд шагали солдаты с винтовками. Они стали подниматься на лестницу, заслонив «студента». Юлия успела только заметить, как он торопливо шмыгнул вниз, в толпу, сновавшую по коридору.
Может быть, и Ярославцев тоже здесь? Все эти три дня Юлия не виделась с ним. Теперь она почувствовала неясную тревогу и пошла вслед за «студентом», но его нигде не было видно.
Ей уже стало казаться, что она ошиблась: просто этот студент очень похож на того юнкера, что был тогда с Ярославцевым. Решив так, Юлия повернула назад. Она почти бежала, так как ей необходимо было спешить. Вдруг ее окликнули. Она обернулась и увидела юнкера, который шел за ней.
— Зачем вы здесь? — нетерпеливо спросила Юлия. — Где Сергей? Он тоже с вами?
— Сергей во дворце, — быстро сказал Косицын. — Я послан оттуда к нашим друзьям здесь. Мы окружены тысячными толпами солдат. Они неминуемо сомнут нас, если их не остановить.
Косицын был бледен. Лицо его, искаженное судорогой страха, дрожало и кривилось. Трудно было поверить, что этот человек всего несколько дней назад был таким веселым и беспечным. Но самый этот контраст подчеркивал ужас его положения.
