Грустный день смеха (Повести и рассказы) - Дубровин Евгений Пантелеевич (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Мы тово… — сказал Иван, смущаясь, — покажем, як кизяки делать… А то позамерзаетэ без топки.
Дядя Авес бросил пистолет в карман своих необъятных галифе.
— Тевирп! — приветствовал он Ивана. — Идохдоп адюс.
Иван остолбенел.
— Чиво?
Дядюшка был доволен произведенным впечатлением.
— Отк ыт?
У дядюшки был просто талант выкручивать слова шиворот-навыворот.
Иван растерянно моргал белыми ресницами. Вся его «мала куча» делала то же самое.
— Он спрашивает, кто ты есть, — перевел Вад с птичьего языка на человеческий. — Не бойся, это наш дядя.
Иван нерешительно продвинулся в сторону Авеса. Мелюзга повалила следом, как цыплята за наседкой.
— У сав ястусен ырук?
— У вас несутся куры?
— Нет, — отрицательно замотал головой Иван, пяля глаза на дядюшку. — У нас нет курей…
— А олас? — Авес выкручивал слова почти мгновенно.
— Есть ли сало? — Ваду очень нравилась роль переводчика, хотя и давалась она ему с трудом.
— Нэма…
— А что есть? — забывшись, нетерпеливо спросил дядя по-человечески.
— Мука… трошки…
Авес оживился.
— Это хорошо… это очень хорошо… Напечем оладьев… с маслом.
Иван замялся:
— Но у нас трошки. На каждый день по пригоршни…
— Иди, иди, — поддержал Авеса Вад. — Чугун лизал?
Иван беспомощно посмотрел на меня. Я вступился за него:
— Они сами с голоду пухнут. Надо и совесть знать.
— Река Хунцы, — сказал дядюшка Авес и удалился, хлопая галифе. По дороге он вставил челюсти и жутко, по-волчьи, оглянулся на меня.
До обеда мы делали кизяки. Из окон нашего дома несся хохот — дядя и Вад гоняли тараканов.
Бутерброд
Я сидел на завалинке. У меня невыносимо ныла спина. Вся площадь возле дома и двор были устланы кизяками.
На улицу вышел Виталька Ерманский, жуя бутерброд с сыром. Сегодня им принесли большую посылку.
— Хочешь? — спросил он.
— Нет. Я наелся.
Виталька почему-то обиделся. Он доел бутерброд. Корку от сыра бросил в пыль. Потом Ерманский ушел, а я остался один на один с коркой. Она лежала от меня в трех шагах и отчаянно пахла. Она могла пропахнуть под нашими окнами весь вечер и ночь. Я раздавил ее пяткой.
Пятка
Они не спали и разговаривали про еду. Они разговаривали про нее, хотя все-таки взяли из погреба масло и поджарили на нем очистки.
— Я в своем самолете, — шипел дядя Авес, — возил живую курицу. Она неслась каждый день. Потом в самолет попал снаряд, и курица изжарилась. Я ее взял с собой. Летел на парашюте и ел… Проклятый дом. Не уснешь. Пахнет каким-то сыром. Река Хунцы.
Это пахла моя пятка, несмотря на то, что перед сном я вымыл ноги.
Полпуда ржи
Я не мог заснуть из-за разговора про курицу, которая неслась в самолете, и из-за пятки, пахнущей сыром. Я оделся и пошел к председателю.
Несмотря на поздний час, в правлении было много людей. Они разговаривали и крутили самокрутки. Как я понял, шло совещание об уборке соломы.
Мой приход не прервал совещания. Сидевший за обшарпанным столом председатель, у которого все было по одному — одна нога, одна рука, один глаз — и иссеченное осколками лицо, лишь посмотрел на меня и продолжал обсуждать соломенный вопрос.
Я назвал свою фамилию и сказал, зачем пришел.
Все сразу замолчали и стали смотреть на меня.
— Я же только что дал вам пшена, сала и масла, — удивился председатель.
Мне было очень неловко.
— К нам приехал дядя-летчик… Он три раза горел в самолете… У него очень плохое здоровье…
Я боялся, что они, не дослушав меня, скажут «нет». В деревне ведь голод. Но они не торопились. Они стали припоминать все, что знали обо мне.
— Эт кузнецов сын?
— Который школу обворовал?
— С Ерманским дружит?
— Собака не сдохла еще? Какую псину загубили, чертенята! Ее на отару бы.
Они знали все и даже немножко больше.
— Тетка Мотря ест лебеду, а у нее трое роблят в колхозе. Нехай не балуется, тут ему не город.
Но меня взял под защиту председатель. Он сказал, что у нас долго не было отца, поэтому мы подраспустились, что отец скоро приедет и возьмет нас в ежовые рукавицы. А отец у нас хороший парень. Он пришел с войны весь целый и будет ковать немецких лошадей, которые должны скоро поступить.
Отца многие знали, и правление, немного поспорив, вынесло резолюцию:
— Хрен с ним, полпуда ему ржи и двести граммов сала, но пусть завтра выходит на солому, нечего дурака валять. И пусть летчика своего берет. Он, хоть и раненый, но трос на быках таскать сможет. Тут все раненые.
Кладовщик пошел в амбар и по всем правилам отвесил мне теплого, пыльного, пахнущего зерна из огромного, до самого потолка, закрома. Зерна было на донышке, и кладовщику пришлось делать кросс с препятствиями. Потом он отрезал мне кусок сала.
Я пошел домой. Мешок с рожью шевелился у меня на спине, живой и теплый.
Гражданская война
Когда я вошел, они еще не спали. У дяди Авеса заклинило челюсти, и Вад осторожно расшатывал их ножом. Дядюшка сердился и хлопал ногами в галифе.
Я положил мешок в изголовье и стал делать из него подушку, сало я еще на улице закопал в зерно. Я боялся, что они, увидев у меня продукты, опять станут приставать, но они слишком были увлечены своим делом. Я уже начал было засыпать, как вдруг дядя Авес шумно втянул воздух, и у него сами собой выпали челюсти.
— Река Хунцы, что за проклятый дом, — выругался он. — Теперь салом пахнет.
Вад тоже, видно, учуял запах. Он пробормотал:
— Да… Свинина…
Затем до них дошел запах ржи. Дядя тут же откликнулся:
— Странно. Очень странно. Я чувствую муку.
— И я.
Они задумались, и постепенно им стала открываться истина.
— Он ходил к председателю! — воскликнул вдруг Авес. — Принес сала и муки!
Они повскакивали со своих коек.
— Да, я ходил к председателю, — сказал я. — И принес сало и рожь.
— Здорово! Молодец!
Авес Чивонави соскочил с кровати и принялся чистить сковородку.
— Сейчас мы напечем оладьев на сале. Знаешь, как вкусно! Ты молодец, что послушался меня. Всегда слушайся меня.
Чтобы немного наказать его за наглость, я позволил почистить сковородку и развести в печке огонь, а потом выступил со своей программной речью.
Я сказал, что отныне завтраки и ужины отменяются, остается только обед. В обед мы будем есть ржаную кашу, приправленную салом, в очень ограниченном количестве. Но даже и это будет возможно при условии, если дядя Авес пойдет со мной завтра на солому, а Вад перестанет валять дурака, а примется заготавливать лебеду. И я вкратце рассказал о моем посещении правления.
Моя программная речь была выслушана очень несерьезно: дядя продолжал наращивать в печке огонь, а Вад мурлыкал песенку. Кончив шуровать дрова, Авес прошел к моей кровати и бесцеремонно ухватился за мешок.
— Ну, давай, — сказал он миролюбиво. — Сейчас такой пир устроим, река Хунцы.
Я оторвал дядюшкину цепкую руку и с силой отшвырнул ее прочь. Дядюшка отлетел в угол. Он еще раз попробовал вцепиться в мешок и еще раз отлетел. Потом он сел на кровать брата, и они стали шептаться.
— Пойди сюда, — сказал Вад. — Мы открыли съезд «братьев свободы».
— Мне некогда заниматься глупостями. Завтра рано вставать. И вам, Сева Иванович, тоже советую отдохнуть перед скирдовкой соломы.
Но они все-таки открыли съезд. С докладом выступил Вад. Он сказал, что я предал партию «братьев свободы», стал маленьким диктатором. Я делаю все по-своему. Я захватил власть и не позволяю распоряжаться общественными запасами, применяю к «братьям свободы» физическую силу.
Вад разгорячился и стал выкрикивать против диктатуры разные лозунги. Потом они приступили к голосованию и единогласно избрали Авеса Чивонави Старшим братом. После этого дядя подтянул галифе и уже на законном основании потребовал выдачи ему запасов продовольствия.
