Ветер удачи (Повести) - Абдашев Юрий Николаевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
— А знаешь, милый, все-таки самое большое удовлетворение учитель получает, работая с малышней, — говорила Вера Алексеевна, перебирая картинки наглядных пособий, — особенно с первоклашками. Надо видеть эти глаза, чувствовать на себе их внимание, когда они боятся пропустить каждый звук. И тогда хочется, чтобы слово твое имело и вес и значение. Перед тобой чистая доска в полном смысле этого слова. Вот я убеждена: какими дети выйдут из первого класса, во многом определит и характер их и наклонности, если не на всю жизнь, то на много лет вперед. Тут уж все во власти учителя. И как славно вместе с ними открывать законы, учиться познавать жизнь, суть добра и зла…
«Школа, школа, — размышлял Святослав Владимирович. — Неужели она навсегда ушла из моей жизни? Нет, такого просто не может быть…»
Незадолго до начала учебного года Сергей, Виктор и Володя пригласили их с Верой Алексеевной на торжественный спуск судна. Оно покоилось на двух тележках для удобства буксировки грузовым автомобилем и теперь стояло у шлюпочного эллинга возле каботажной пристани. Нос его и палубная надстройка были зачехлены, а вокруг толпилось немало зевак, среди которых были и посторонние, и заинтересованные яхтсмены, и люди, причастные к постройке шлюпа.
К основанию бушприта были прикреплены разноцветные ленты, а к самой яркой, красной, привязана за серебряное горлышко бутылка шампанского с огромным бантом. Приехали и официальные представители: из горкома комсомола, из ДОСААФ и местной газеты. Фотолюбители и корреспонденты поглядывали на яркое утреннее солнце, на сверкающую гладь Цемесской бухты и с разных позиций целились объективами на шлюп.
А народ все подходил и подходил. Шли местные портовики, освободившиеся после смены, шли школьники и просто жители города, прочитавшие в газете сообщение о предстоящем спуске яхты. В сторонке, у парапета, поблескивая раструбами своих корнетов, альтов и баритонов, покуривали музыканты.
Секретарь горкома комсомола открыл короткий митинг. Выступающие, как водится, желали шлюпу попутного ветра и семи футов воды под килем, по-доброму пошучивали. Секретарь горкома подошел к высокому носу парусника и вдруг через мегафон пригласил к себе Веру Алексеевну.
— Экипаж шлюпа единодушно просил, — сказал он громко, — чтобы имя новому кораблю присвоили вы.
— Я? Но почему я? — смутилась она.
— Вам нужно только сказать: имя этому шлюпу нарекаю такое-то, счастливого ему плавания! И разбить о нос яхты вот эту бутылку шампанского. — И добавил уже тихо, для нее одной: — Штевень окован железом, так что разбить бутылку нетрудно. Возьмете ее за горлышко. А чтобы случайно не порезать руку, вот вам салфетка.
Он уже начал отходить, но тут Вера Алексеевна, окончательно смущенная и растерянная, вспомнила, что не знает названия судна. Ведь об этом при ней ребята ни разу не говорили. Хороша крестная мать! Она сделала несколько шагов в сторону секретаря и спросила, краснея:
— Но я не знаю, как назвать яхту.
— Название вы прочтете, когда с носовой части упадет брезент, — уже на ходу ответил он.
— Ну и славно, — для себя, едва слышно проговорила, она.
Дальше у нее все спуталось и перемешалось. Духовой оркестр грянул марш. Тяжелый брезент упал к ногам Веры Алексеевны. Она взяла бутылку, но тут же поняла, что лента помешает ей отойти назад, чтобы прочитать вверху название. Приклепанные к бортам буквы из начищенной бронзы нестерпимо блестели в лучах солнца, а по белой обшивке бегали от воды веселые зайчики. Поэтому ей пришлось оставить бутылку и отступить на добрый десяток шагов. Она прочитала название и по-русски и по-английски — только более мелкими литерами — и почувствовала комок в горле, который никак не могла проглотить, слезы стали застилать глаза. Она поняла, что при всем желании не сможет сейчас произнести даже те несколько слов, которых от нее так ждали.
Она беспомощно оглянулась и как сквозь запотевшее стекло увидела массу людей и множество глаз, устремленных на нее, увидела нацеленные кинокамеры и объективы фотоаппаратов. Но она была хорошим учителем, и поэтому сумела заставить себя подойти к судну, и взять за холодное, обернутое фольгой горлышко бутылку шампанского, и повернуться к людям.
— Имя этой яхте, — крикнула она неестественно звонким, срывающимся голосом, — я нарекаю «Надежда Вторая». — И для чего-то тихо добавила по-английски то. что было написано более мелкими буквами: — «Nadezhda the Second». Счастливого ей плавания!
Она размахнулась и, наверное, сильнее, чем нужно, ударила бутылкой об острый форштевень. Она видела, как пена от шампанского вместе с мелкими осколками стекла омыла белую краску на носу шлюпа и струйками потекла вниз к ватерлинии, где начиналось кроваво-красное днище, и почувствовала, что лицо ее мокро то ли от слез, то ли от брызг шампанского. Она слышала, как кто-то рубил символический трос, и яхта, чуть поскрипывая, поползла по слипу к воде, в море…
И вот теперь в последнем письме ребята писали, что заехать уже не смогут, так как оставшееся время целиком уйдет на ходовые испытания, связанные с ними доделки и всякие формальности. И, главное, они хотят уйти без помпы, без провожающих, потому что долгие проводы — лишние слезы, да и торжественность в таком деле всего лишь ненужная суета. Они и газетчиков просили сообщить об отплытии уже после того, как «Надежда-II» будет в открытом море.
В конце сентября боль в ноге у Святослава Владимировича снова усилилась. Стало очевидно, что через месяц-другой поездки в Москву не избежать. Он просил только, чтобы Вера отпустила его одного. Неудобно бросать ребятишек в самом начале учебного года, а позаботиться о нем там, слава богу, есть кому.
Однажды после обеда, во время очередного приступа боли, он лежал на своей открытой веранде, закутанный в старенький плед, потому что погода заметно испортилась. Временами дул холодный порывистый ветер, а небо над морем стало аспидно-серым, почти черным от громоздившихся туч. Святослава Владимировича слегка познабливало, как-то неприятно поламывало в висках, и заметно слезились глаза.
В это время на веранду вышла Вера Алексеевна:
— Знаешь, милый, пора в комнату. По-моему, вдобавок ко всему ты еще и простыл.
— Чепуха, это пройдет, — небрежно махнул он рукой.
— Там я принесла газету. Она тебя наверняка заинтересует. Понимаешь, в статье говорится о причине таинственной гибели многих моряков, целых экипажей. Мы же читали об этом, помнишь? Конечно, причина предполагаемая. Но уж больно все убедительно. Речь идет об инфразвуковых волнах. Они рождаются иногда перед штормом и могут беспрепятственно проходить огромные расстояния.
— Это «голос моря», — сказал он, — я давно знаю об этом…
— Они пишут, что инфразвук может поселять страх в человеке, безотчетный ужас, даже может вызывать психические расстройства. Люди способны на все что угодно, лишь бы укрыться от него.
— Он вступает в резонанс с колебательными движениями в организме, с током крови, с сокращением сердечной мышцы. Достаточна частота в шесть-семь герц.
— Ты понимаешь, люди могут ослепнуть и даже погибнуть от разрыва аорты, от остановки сердца. Я боюсь за тебя, милый…
— Это уже совсем хорошо, — улыбнулся он. — Значит, ты веришь, что я не совсем пропащий.
— Ты все шутишь…
Но в это мгновение она замолчала, и он увидел, как взгляд ее впился во что-то очень далекое, там, у самого горизонта.
— Опять смерч? — спросил он.
— Нет, милый, там какой-то парусник, далеко-далеко. Как одинокий белый голубь на фоне штормового неба. Очень красиво!
— Бинокль! — крикнул он. — Скорее!
— Не успеем, он сейчас скроется за мысом.
— Все равно!
Вера бросилась в комнату, вернулась с биноклем, на ходу доставая его из жесткого кожаного футляра. Святослав Владимирович схватил его и жадно припал к окулярам. Но, сидя на раскладушке и одной рукой опираясь о ее трубчатую раму, ему трудно было настроить оптику. А тут еще глаза слезились, как на грех…
