Портрет незнакомца. Сочинения - Вахтин Борис Борисович (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Нет, власть и оппозиция договориться не смогут. У них нет ни одного пункта общего, ни единой точки соприкосновения, ни капельки друг к другу сострадания, ни крошечного желания помириться. Это вам не консерваторы с лейбористами, не республиканцы с демократами. Это вам день и ночь, северный полюс и южный…
Это гугеноты и католики.
Атеисты и верующие.
Это страсть.
Это движение истории.
Это — ненависть.
Вот, оказывается, что у нас есть: кучка деталей для здания жизни, плавающая в море ненависти.
Опыт нашей революции
Обе стороны — правители и оппозиция — обращаются к опыту революции. Власть имущие, правящая партия опыт этот видят в одном, оппозиция — в другом. Власть повторяет, что опыт нашего «социалистического строительства» — всемирно-исторический, положительный, что все основное в этом опыте правильно и обязательно для всех, кто пойдет по пути «строительства социализма», а пойдут все страны мира. Были у «нас» и ошибки, но какие и в чем — подробно не разъясняется. Чуть ли не каждый год конкретная история этого опыта переписывается заново, но удивительным образом (научный парадокс) факты меняются, а выводы остаются без изменений. Правильно и свято, повторяет партия, было все основное: разгон Учредительного собрания, ликвидация других партий, «военный коммунизм», замена его нэпом, отмена нэпа, разгром всяких оппозиций, коллективизация, индустриализация, мир и дружба с фашизмом, война с фашизмом, создание Коминтерна и его ликвидация, восстановление разрушенного войной хозяйства. Была «ошибка» — «культ личности», но эту ошибку исправили втихаря, а впрочем — была ли она, эта ошибка? Сейчас неизвестно — всюду опять Сталин: выдающийся деятель партии и государства, верный марксист-ленинец…
Удивительным образом с точки зрения партии все было правильно в нашей стране только до XX съезда, до 1956 года, то есть до знаменитого тайного доклада Хрущева о массовом терроре и до куцего, туманного постановления о «культе личности» и его последствиях. Вот забавный парадокс: при «культе личности» и всех прочих последствиях, утверждает официальная пропаганда, «у нас» было правильно все, а после разоблачения «культа» началась неразбериха и чепуха, и хотя на бумаге все продолжало называться правильным, но ясно стало, что «дурак Никита» что-то испортил, напутал, что-то насубъективничал до того, что концы с концами перестали сходиться. Эти годы (1956–1978) пока что туманны, ждут осмысления, ждут разъяснения, а пока неясно, что же всемирно-исторического они принесли с точки зрения правящей партии. Целину вспахали? Но своего хлеба не хватало и не хватает. Промышленность растет? Так где она не растет — и в Японии вон быстрее растет, и в Иране, и вообще везде, где средства для нее находятся тем или иным способом — есть средства, вот она и растет. В космос первыми взлетели? Так на несколько месяцев только и обогнали Америку, а потом она вложила средства — только мы ее и видели на Луне, эту Америку. Как ни крути, где ни ищи — нет никаких признаков всемирно-исторических достижений, возможных только благодаря победе социализма. Можно бы похвастать тем, что армию и флот имеем такие, как у Америки, но этим успехом революции и социалистического строительства не очень-то похвастаешь на фоне борьбы за мир и разрядку напряженности.
С точки зрения оппозиции опыт нашей революции — сплошь негативный, отрицательный, для оппозиции революция — что-то вроде национального инсульта, после которого приходится долго и мучительно поправляться. И никаких у нас с ее точки зрения достижений нет.
На самом деле, есть, конечно, достижения, и немалые. Но оппозиция замечать их не хочет, а официальная пропаганда воспеть не может — не вяжутся они ни с конкретной историей 1918–1956 годов, ни с теоретическими установками.
Что же это за достижения?
Во-первых, несмотря на безграмотное руководство, вопреки бюрократической тупости был все-таки достигнут после революционной разрухи пусть медленный, но несомненный подъем промышленности — и это благодаря героическим усилиям технократии, благодаря усилиям инженеров, хозяйственников, которые как только не крутились, как только не изворачивались, но кое-как наладили промышленность, добились закупок оборудования на Западе, вырастили опытных и знающих людей. Феерических успехов нет — да при такой системе хозяйствования и быть не может, — но и краха нет и не грозит.
Во-вторых, изыскали средства и для сельского хозяйства, перестали его грабить, начали оплачивать его продукцию — и охранили это несчастное колхозное хозяйство от полного банкротства. Правда, и тут до изобилия ой как далеко, не пахнет изобилием, но и развала нет, нищета деревни сильно поуменьшилась, а в обширных районах исчезла вовсе.
В-третьих, значительно повысили уровень образования — нет у меня цифр, но есть надежные наблюдения, и на их основе я делаю вывод, что 8–10 классов имеет сейчас подавляющее большинство молодого населения страны. Конечно, качество этого образования еще очень низкое, опять-таки хвастать тут перед другими особенно нечем, но нет ведь и того кошмара безграмотности, что был.
В-четвертых, вот уже двадцать лет нет массового террора, нет повальных арестов, ночных бандитских налетов с обысками и издевательствами, нет пыток. Скажут, нашли, чем гордиться — массового нет, а индивидуальный продолжается вовсю; ночных нет — зато дневные есть. Гордиться тут, конечно, совершенно нечем, но не отметить этот успех — нельзя. Когда людоед перестает каждый день есть людей, а переходит на сырое мясо диких животных, лишь потихоньку, иногда, стыдясь, перехватывает человечины — это некоторый успех, достижение, знаете ли. Конечно, никакой гарантии нет, что завтра этот людоед не завопит со стоном «не могу больше!», не отшвырнет сырое мясо антилопы и не вернется к прежнему меню; гарантии нет — а какой народ на свете застрахован от людоедства? У кого есть такая гарантия? Гарантии у нас нет, но вероятность возврата к массовому террору невелика, хотя имеется.
Можно было бы и еще кое-что перечислить в достижениях: и слабые, местные, но очевидные успехи в восстановлении и сбережении природы; и неявную пропаганду любви, доброты, сострадания, взаимной помощи — в печати, в детских книгах, по радио, даже по телевидению; и несомненное пробуждение совести в целых прежде девственных слоях, пример тому — стихийная популярность Шукшина; и то, что наконец-то — медленно еще, ох, как медленно! — русские женщины захотели иметь детей, пока еще большей частью двух, но ведь несколько лет назад и двух не хотели, к вырождению нации дело шло. Можно перечислить, но и сказанного достаточно для вывода. А вывод этот таков:
Всемирно-историческим достижением нашего народа за последние двадцать лет является то, что не погиб он окончательно ни нравственно, ни физически, а уцелел в обстоятельствах, казалось бы, безвыходных, потеряв многие десятки миллионов жизней в братоубийственной войне, в войнах, голоде, холоде. Уцелел вопреки, а не благодаря своим вожатым, вождям, руководству, которые были — хуже некуда. И то, что уцелел, это — чудо, равного которому я в истории не знаю. Пока уцелел, потому что смертельная опасность еще висит над ним, но уцелел и даже немного оправился от болезни, болезни по всем диагнозам и прогнозам смертельной.
Русский народ жив — и это чудо.
Странно, что А. И. Солженицын, заметив сверхъестественность, невероятность, «Божий промысел» в том, что касается его жизни, в том, что он лично жив сегодня, что труд свой исполняет и до людей доносит, заметив это чудо, совсем не разглядел, что и народ его остался жить — тоже в силу обстоятельств сверхъестественных, невероятных, «Божьим промышлением», а никак не своей волей.
Вот какое чудо в нашей стране произошло за минувшие двадцать лет, и вот почему именно это двадцатилетие никак не укладывается в конструкции официальных истолкований. За последние двадцать лет не создала официальная пропаганда ни одного труда, заслуживающего серьезного разбора, не родила ни одной новой идеи. Она однообразно повторяет, что эти двадцать лет страна успешно строит коммунизм, а что такое коммунизм — нам объяснят, когда время придет. Пока что нам достаточно знать, что коммунизм — это нечто такое прекрасное, что окупит и оправдает все наши прошлые, настоящие и будущие жертвы, а все, через что мы прошли по пути к этому сияющему будущему, — это и есть наш прекрасный опыт.
