Глоток воды из Леты (СИ) - Змаева Ангелина (е книги TXT) 📗
* * *
Дома меня встретили охами и ахами. Где так долго была, да почему платье порвано.
— Напали на меня... хулиганы. Хорошо, Бураков защищать кинулся. Только ему сильно палкой досталось. Поэтому отвела его в поликлинику, а потом — домой.
Папа заметил заминку в рассказе, но промолчал. Зато мама засуетилась еще больше.
— Бураков защищать кинулся? Значит он не такой уж плохой. Ну да, Робин Гуд тоже разбойником считался...
Возникло желание закатить глаза. Ну... нельзя же так. Мама в своей детской библиотеке вообще в каком-то другом мире живет.
— Дочка, пойдем, ты мне подробнее расскажешь, как пострадал Бураков. Может, помощь какая нужна.
— Да, папа, — повод слинять из-за стола и спокойно поговорить в папином кабинете весьма достойный.
— Рассказывай.
Рассказ занял полчаса. Особенно подробно пришлось вспомнить разговор в учительской.
— Да, Маш, дело плохо. Может, конечно, они и остановятся, но вряд ли надолго. Хорошо, что я лечил кое-кого из начальства Рыбачева-старшего. И имею возможность к ним обратиться. Но до чего же не хочется просить. Ладно, пойду прояснять ситуацию.
Вернулся папа поздно вечером и слегка нетрезвым. На мамины возмущения сказал только:
— Успокойся, Светик. Дипломатические переговоры у нас без бутылки не бывают.
А потом постучался ко мне в комнату.
— Ну как?
— Договорился. Рыбачева переведут в школу с углубленным изучением английского. Так что его у вас в классе не будет. С его приятелями сложнее, но даже если останутся, то попритихнут.
— Не поняла, наказание такое или поощрение. Ему хоть попадет?
— Это? — Папа усмехнулся. — Обычная практика, "отправлять на повышение". А про "попадет"... Ты просто не знаешь: его часто бьют дома. И не ремнем, а так, что он несколько раз к нам в больницу попадал. Так что, разумеется, "попадет". И разумеется, это ничего не изменит.
На словах про "бьют дома" я — Маша испугалась и даже подавилась воздухом, а я — баба Маша только горько вздохнула. Отдышавшись, выдавила:
— Вот как...
— Да. Только рассказывать об этом не стоит. Лучше приведи завтра своего Виктора. Посмотрю, что у него с ключицей.
Послушно киваю. Рентгена у нас, конечно, нет, но всяких лекарств и инструментов папа держит дома немало, а снимок, кстати, у меня в портфеле лежит, я его тогда в поликлинике забрала.
* * *
Привести Витьку оказалось непросто. Сперва он просто уперся, отказавшись встречаться с моими родителями, но после ехидного заявления, что он их "так боится", поймался "на слабо". Улыбку Димы в этот момент стоило видеть. Витька, по счастью, не видал, но тут же придумал, как затянуть уход. Дескать, голодный, вот после обе-еда... Вздохнув, Дима полез в холодильник.
— Маш, можешь подождать? Я от этой курицы сейчас что-нибудь отрежу и пожарю.
Заглядываю из-за плеча. Понятно: курица совсем не с базара, а самая что ни на есть магазинская — тощая, синяя, с большим чернильным клеймом "совхоз Кр. Рассвет" на боку. Увидав, как я ее разглядываю, хозяин счел нужным пояснить:
— Я ведь грузчиком в "Продуктах" работаю. Иногда достается кое-что до выкладки на прилавок. Но...
Дима достал откуда-то здоровую финку с наборной рукоятью и примерился отрезать от курицы тощую лапу.
— Дима...
— А?
— Может, из такой курицы лучше суп сварить?
— Ммм. — Лезвие замерло в миллиметре от тушки. — Знаешь, я ведь не умею варить суп.
— Я умею. Только разрежь...те ее на четыре части. И покажите, что у вас где лежит.
Два движения ножа — и на стол упали четыре кусочка бывшей курицы.
— Вот. А что где? Маш, я даже не знаю, что надо. Вот картошка — точно есть. Где-то была морковь, ее Витька иногда грызет, я покупаю.
— Лук, чеснок?
— Нет такого, как-то никогда не нужен был...
— Косолапова, — подал с дивана голос Витька, — т-ты чо, правда, суп варить собралась? — Глаза круглые, и грубит специально. И, кажется, сейчас получит от отца, вижу побелевшие костяшки пальцев Димы. Легко касаюсь этих пальцев своими, Дима дергается, как от удара тока, и смотрит на меня. Они очень похожи, когда удивляются — одинаковое выражение на лицах. Делаю вид, что не замечаю, и честными, безмятежными глазами смотрю на Витьку.
— Ну да. Может, придумаешь, где добыть луковицу и чеснок?
— В магазин сбегать, что ли? — взгляд на отца. Дима успел к этому моменту "отмереть", да и я его руку отпустила уже. Честно говоря, не хотелось отпускать; сильно меня зацепило, однако.
— Сходи. И хлеба тогда возьми еще.
Витька лезет в ящик буфета.
— Пап, тут мелочи нет, только юбилейный рубль, с Гагариным.
— Бери, разменяй.
Прихватив авоську, Витька исчезает за дверью, а я принимаюсь чистить морковь все той же финкой. Тяжелая и слишком острая, но, похоже, в этом доме других ножей не держат.
— Маша.
— Да?
— Тебя не заругают, что ты долго? Пока этот охломон вернется, пока суп сварится...
— Родители же знают, что я у вас.
— Да? И это их успокаивает?
— Если вы про сплетни, то мои не верят, будто вы изнасиловали ту девочку. Ну, Витькину маму... Папа говорит, что тогда вы бы не стали брать Витьку к себе.
— "Ту девочку" звали Лиза. И нам было хорошо вместе. А потом — вот как вышло. Ты считаешь, что я не виноват?
— Вы виноваты.
— В чем?
— Не защитили свою женщину от ее родителей.
— Мне этого никто еще не говорил, но... Может, ты и права. — Опускает голову, задумался. — Мне тогда и в голову не приходило, что от родителей нужно защищать. Еще была жива мама.
Дима смотрит прямо перед собой, явно он где-то не здесь. Наверно, надо ему давно выговориться, но не сейчас, рано еще — мы слишком мало знакомы, потом будет жалеть. Срочно отмываю руки от морковки и подхожу к нему. Заглянуть в глаза? Нет, не то. Просто кладу руку на плечо:
— Но сейчас вы ведь знаете, что есть свои и "все остальные".
— Сейчас знаю. Спасибо тебе за поддержку. Ты все-таки очень странная девочка.
— Это плохо, что "странная"?
— Не знаю. Наверное, сложно так...
— А я мало кому показываю свои странности.
— Мне, значит, решила показать?
Кивнув, возвращаюсь к нарезке морковки. Но Дима не считал разговор законченным, что-то обдумывал, держа длинную паузу.
— Потому, что я отец Витьки?
— Нет. Показала, потому, что так решила. А Витька мне просто друг. Ну, может стать другом, пока — приятель.
Такого ответа от меня не ожидали, и Дима замолчал, теперь уже окончательно. А то! Еще что-нибудь спроси, ведь я бы ответила. Но ничего, подожду.
Молчание прервал вкатившийся в дверь Витька. Нет, правда, у меня возникло впечатление круглого и шумного колобка. А все дело в том, что куртку он начал снимать еще на входе и даже не поставив авоську с продуктами. Одной больной рукой куртка снималась плохо, особенно, если не расстегивать молнию, и Витькина голова застряла где-то посередине.
— У-б-уф... — догадался поставить авоську и выпутал голову. — Вы тут как? Ой! Пахнет уже. Косолапова, суп готов?
— Как же "готов", если ты лук еще только принес? Давай сюда.
— А? Ага.
Окончательно заправляю суп и устраиваюсь на диване рядом с Димой. Очень хочется прижаться к нему, положить голову на плечо. Ни к кому так не прижималась... все годы в этой жизни (родители не в счет), да пару десятков в той, с тех пор как умер муж. Долго, долго... Но нельзя. Витька не поймет, да и Дима может испугаться. Так и сидим, ведя ни к чему не обязывающий разговор о наших школьных делах. Диму очень интересует, как к сыну относятся в классе, но напрямую не спрашивает. И хорошо. Потому как приятного сказать мне ему нечего. А слово "никак" вряд ли его обрадует.
За трепом пролетело время и сварился суп. На мой вкус — весьма посредственный. Специй никаких — перца и лаврушки в доме не обнаружилось, морковку с луком не обжарила, да и вообще... Но глядя, как мои мальчики его наворачивают... "Мои мальчики?" А хоть бы и так. Чем же они питались раньше, если "этого" Витька уже вторую добавку наливает? А Дима только вздохнул, посмотрел на свою тарелку, заглянул в пустую кастрюльку и отсел в сторону. Дела-а-а...
