Яблоневый дворик - Даути Луиза (читать книги регистрация .txt, .fb2) 📗

— Прошу вас открыть такую же папку, раздел номер четыре, страница двенадцать. Убедительно прошу вас не заглядывать на следующие страницы, пока я не поясню, что вы видите на каждой фотографии. Это важно.

По залу разнеслось клацанье металлических защелок и шелест страниц, будто налетела стая чаек. На несколько секунд шум заглушил жужжание кондиционера. Прокурор ждала, пока мы разберёмся с папками и ознакомимся с фотографиями. Твоя папка, как до этого альбом с рисунками, оставалась закрытой.

— Леди и джентльмены! Заранее приношу извинения, если кому-то из вас ознакомление с этой частью доказательств причинит душевную боль. На большинстве снимков лицо жертвы затенено, чтобы скрыть вид наиболее страшных травм.

Это были уже не рисунки. Это были цветные фотографии, запечатлевшие Джорджа Крэддока лежащим на спине на полу своей гостиной, совмещенной с небольшой кухней. Действительно, на лицо убитого наложили тень, но все остальное просматривалось хорошо — футболка, задранные на одной ноге джинсы, обе ступни в серых носках и кожаных тапочках. Я рассматривала его кухню: набор белых шкафчиков с деревянными ручками, холодильник с морозильной камерой, газовую плиту. Позже на других фотографиях я увижу коричневый кожаный диван с оранжевыми подушками в африканском стиле; на стенах — фотографии дикой природы: леопард на охоте, парящий орел; оставленное на сиденье стула большое белое полотенце; на одном конце стеклянного обеденного стола — бумаги и книги, на другом — миска с хлопьями, кружка и ложка. Позади стола — книжные полки. Нормальное холостяцкое жилище, смелая попытка придать пристойный вид съемной квартире в захудалом районе. В некоторой степени удачная — очень многие в Лондоне живут в гораздо худших условиях. Но что-то в этой картине меня насторожило, и в конце концов я поняла что: миска с хлопьями. Крэддок был университетским преподавателем, уважаемым и образованным человеком, подтверждением чему служили книги на полках, но эта миска… Она так и стояла на столе во второй половине дня, что свидетельствовало о неряшливости хозяина квартиры.

Прокурор предложила нам сравнить рисунки с фотографиями, чтобы изучить полученные Крэддоком травмы. Дойдя до раны на шее, она спросила:

— Вы можете сказать, доктор Уитерфилд, каким образом можно нанести подобную рану?

— Да, — охотно ответил патологоанатом. — Это травма от сильного удара тупым предметом, нанесенного человеку, лежащему на полу лицом вверх. Например, от удара ногой.

— На каком основании вы делаете вывод, что удар был сильным?

— В первую очередь об этом говорят кровоподтеки. Также у жертвы раздроблена гортань. Чтобы причинить жертве такие повреждения, она должна неподвижно лежать на полу, а нападающий — или нападающая — наносить удары, подпрыгивая.

Тишину разорвал резкий звук, похожий на треск электрического разряда. Если попытаться передать его словами, то это было похоже на «А-а-а-арх», на высоких нотах и с каким-то бульканьем. Все головы повернулись в тот угол, где в инвалидном кресле сидел отец Крэддока. Судья бросил на него свирепый взгляд. Зрители на балконе перегнулись через перила — они слышали странный крик, но не видели, чей. Сотрудница полиции, сидевшая рядом с отцом Крэддока, положила руку ему на плечо и, наклонившись к самому уху, тихо заговорила, но он продолжал кричать. Выглядело это так, словно он помимо возможности передвигаться вдруг лишился еще и дара речи. Но вдруг он прервал свой вой и выкрикнул: «Джордж! Джордж, мальчик мой! Джорджи!» Я посмотрела на судью — тот нахмурился, но инспектор Кливленд уже проворно пробирался к месту происшествия. Он и другие полицейские окружили отца Крэддока, развернули его коляску и вывезли старика из зала. Постепенно жуткий вопль затих.

Вскоре объявили обеденный перерыв. Секретарь провозгласил: «Всем встать!» — и мы стояли, пока судья не покинул зал. Адвокаты потягивались, полицейские, толпясь возле дверей, негромко переговаривались. Сотрудница службы по делам семьи вернулась в зал одна, без отца Крэддока, и, качая головой, что-то рассказывала своим коллегам. Моего локтя коснулась рука охранника, и я, не глядя на тебя, встала, чтобы идти в камеру. Меня привели в тот же цементный сине-желтый гроб и принесли ланч. Серые мясные шарики плавали в луже безвкусного коричневого соуса. Я поклевала немного риса, откусила от треугольного бутерброда с маргарином и подавилась куском хлеба, застрявшего в гортани, — так застревает частичка кожуры, которую организм отказывается принимать. Я запила хлеб водой из пластикового стакана, поставила поднос с едой на скамью, прислонилась к бетонной стене и закрыла глаза. Сдавленный крик отца Крэддока снова зазвучал у меня в голове. Перед глазами стояла картина содеянного тобой. Она была настолько ужасна и настолько противоречила всему, что я о тебе знала, что мое сознание отказывалось ее принять. Я видела мысленным взором, как злоба искажает твое обаятельное лицо, превращая его в маску яростной ненависти.

* * *

После перерыва встала молодая мисс Боннард, твой адвокат, чтобы провести перекрестный допрос патологоанатома. Эту странность системы я до сих пор не могу понять — нам предстояло в первый раз услышать сторону защиты, причем в ходе допроса свидетеля. В отличие от обвинения защите не дали возможности произнести вступительную речь. Поэтому, когда мисс Боннард вставала, у нас еще не было ни малейшего представления, какую стратегию она избрала и какие вопросы собирается задавать. Она спросила патологоанатома, через какое время после нанесения удара могла наступить смерть. Мисс Боннард интересовали чисто технические детали. Она заявила, что, несмотря на вынесенную им оценку, на самом деле временные рамки, в пределах которых после удара наступает отек мозга, довольно расплывчаты. Более того, говорить о том, какая именно из полученных Крэддоком травм вызвала отек мозга и стала смертельной, невозможно в принципе, поскольку, падая на пол, он ударился затылком.

Если, как я думала, она пыталась доказать, что смерть Крэддока наступила в результате трагической случайности, то пока что ее попытка выглядела беспомощной: серьезность нанесенных травм ясно свидетельствовала о намеренности нападения.

Отец Крэддока в своем инвалидном кресле снова присутствовал в зале суда в сопровождении сотрудницы службы по делам семьи. Позже Роберт рассказал, что судья пригрозил удалить из зала суда отца убитого, если тот и дальше будет препятствовать правосудию. После этого старик сидел молча, но само его присутствие заметно нервировало всех остальных.

Завершая допрос свидетеля, мисс Боннард сказала:

— Спасибо, доктор Уитерфилд. Пожалуйста, оставайтесь пока на месте.

Повернувшись к судье, она слегка поклонилась:

— У меня больше нет вопросов, милорд.

Вслед за ней поднялся мой адвокат, Роберт и произнес:

— Милорд, у меня нет вопросов к этому свидетелю.

Судья обратился к доктору Уитерфилду:

— Благодарю вас, доктор, вы свободны. С вашего позволения, разрешите напомнить, что вам не следует ни с кем обсуждать это дело.

Доктор энергично кивнул и покинул свидетельскую трибуну.

Некоторые присяжные смотрели на Роберта с недоумением. Он еще не раз удостоится столь же непонимающих взглядов: почему он не задает вопросов свидетелям? Я бы тоже удивилась, если бы Роберт заранее не обсудил со мной стратегию защиты.

Мы будем держать порох сухим, сказал он. Позволим второй команде защитников занять авансцену и, если можно так выразиться, таскать для нас каштаны из огня. Тем самым мы еще раз подчеркнем, что преступник в этом деле — мистер Костли, а не я. Поэтому мы ни о чем не будем спрашивать патологоанатома и других свидетелей обвинения. Я и сама — не более чем невинный свидетель. Какие у нас могут быть вопросы? Отказываясь от участия в перекрестных допросах, мы накрепко вобьем эту мысль в сознание присяжных.

Единственным свидетелем, которого Роберт вызовет в ходе процесса, буду я.