Русская народно-бытовая медицина - Попов Г. (библиотека электронных книг .txt) 📗
Слова рассказчика подействовали па толпу ошеломляющим образом. Все поверили в истину рассказа, и стали советоваться, что делать? – «II нас уж продали, – заголосил народ, – строят бараки, заготовили гроба, нарыли могил, закупили известки и крючьев, что бы таскать народ». – «А всё Молчанов… смерть ему! смерть изменникам!» – уже тогда раздавались отдельные голоса. Народ ходил толпами по улицам, и возбуждение всё возрастало. Нелепые толки дошли до апогея под влиянием рассказов пастуха Салынова, уверявшего всех, что он собственными глазами видел, как Молчанов, голова и поверенный ходили за городом и пускали в родники мешочки с мором, от которого, будто бы, стали околевать коровы, напившись из этого родника, воды. – До поздней ночи шумел народ, издавая крики: «сжечь барак, убить Молчанова, убить голову».
Вечером, в доме аптекаря-именинника собрались гости. Тут были многие городские власти, врачи и большинство санитарных попечителей. Разговор вертелся на тему начавшейся холеры и только что происшедших холерных бунтов в Астрахани и Саратове. Обсуждали брожение умов народа и в Хвалынске. Одни, во главе с городским головой, утверждали, что возмущение в городе с минуты на минуту готово вспыхнуть, и советовали бывшему здесь же доктору Молчанову, возможно скорее, оставить город, другие, наоборот, подсмеивались над трусостью первых и старались ободрить Молчанова, советуя не бояться уличных буянов. В самый разгар спора Молчанов получил письмо от неизвестного автора, с сообщением, что против него составлен заговор, и если он не уедет в эту же ночь, то его могут убить. Письмо еще более обострило спор, и, в конце концов, было решено, что Молчанову следует переговорить с исправником. Тот советовал успокоиться, говоря, что для его защиты есть полиция и войска. Вместе с тем исправник, предупрежденный о народном волнении, ежеминутно готовом перейти в бунт, впал в большую крайность: он вообразил, что, оставив постовых городовых вооруженными, легче можно будет вызвать столкновение с народом и потому распорядился, чтобы одни из них переоделись в штатские костюмы, а от других было отобрано всякое оружие. Всем солдатам строжайше было запрещено показываться на улицах и вступать в какие-либо разговоры с народом.
Наступило 30-е июня. По утру, провод и м в стадо скотину, хозяйки отправились к бассейнам, за водой, и пришли в ужас: вода была окрашена в кроваво-красный цвет и, в довершение беды, около одного из бассейнов рвало двух людей, по их словам, только что напившихся этой воды [131].
«Воду отравили, морят народ», – понеслось по городу, и на улицах, шумя и крича, стали появляться отдельные группы людей. Около обеда народ шумел уже большими толпами, волнение росло и росло. К вечеру отдельные парии, слившись в одну огромную массу, до 5000 человек, двинулись к центру города. Видя начинающееся возмущение, миссионер-священник, о. Карманов, врезался в толпу и вступил с ней объяснение. Толпа на минуту остановилась, окружила его и, мало-помалу, стала поддаваться увещеваниям. В этот момент толпе начали раздавать листки, с объявлением от Городской Управы, что барак строится для бурлаков Правительством, для городских же жителей дума постановила открыть особые больницы и кто хочет может лечиться в больницах, а нежелающие могут лечиться дома. Вместо успокоения, объявление это только усилило волнение. Послышались восклицания: «не надо барака, не надо больниц, нас морить хотят, зачем опрыскивать»? – О. Карманов старался объяснить, что опрыскивание производится не ядом, а карболовой кислотой, которая не только не вредна, а, напротив, полезна, как средство, предохраняющее от заразных болезней.
– Да, ведь, мы не хвораем! – реветь толпа.
– А, вот и хорошо, – урезонивает о. Карманов: – правительство распорядилось и просило врачей принять меры к ограждению нас от холеры».
– А ты думаешь, Бог не убережет, так какой-нибудь Молчанов да полиция нас защитит? Будет людей-то морочить, – выступил впереди, с заявлением седой старик.
– Уйдем, ребята, нечего на него смотреть, – послышались возгласы и, оставив о. Карманова, толпа, шумя и крича, двинулась дальше по улицам.
Видя тщетность своих увещеваний, о. Карманов, как к последнему средству, решил прибегнуть к публичному молебствию и пошел за разрешением к благочинному. Как раз, в этот момент с постройки бараков ехал Молчанов. Он был остановлен и немедленно окружен толпой.
– Сказывай, кто приказал строить барак и копать ямы? – ревет и волнуется толпа.
– Все это я делаю по приказанию начальства, – объясняет Молчанов.
– На свою голову делаете. – Мором зачем дома опрыскиваете?
Молчанов старается что-то объяснить толпе, но крики его теряются в общем гаме. Кучер, видя, что приходится плохо, ударяет по лошади и ему удаётся выбраться из толпы, при криках: «Держи! Молчанов, Молчанов!» – Кучер, свернув в другую улицу, подъехал к квартире судебного пристава Боголепова. Сюда же, узнав об угрожающей Молчанову опасности, вскоре прибыли и многие его знакомые. Во время разговора и колебаний, что делать, вбегает сосед и заявляет, что толпа, узнав, где Молчанов, валит сюда. Опасность была очевидной, Решили выпустить Молчанова из задней калитки, на противоположную улицу, и одного из знакомых просили ждать на лошади, невдалеке, чтобы увезти Молчанова из города.
Тем временем, городской голова и исправник, желая успокоить народ, подошли к толпе, которая их мигом окружила. В первое время ничего нельзя было понять от поднявшегося крика: это был какой-то рев, сопровождавшийся маханием рук. Немало прошло времени, прежде чем удалось восстановить порядок.
– Что надо? – обратился голова к народу.
– Зачйы продали нас англичанке?
– Как вам не стыдно верить нелепостям? – возражает голова.
– Зачем барак делают?
– Барак делаем не мы, а Правительство и не для горожан, а на случай доставки холерных с низовых пароходов.
– Врёт, врёт, – голосила толпа.
– Зачем Молчанова оставили, – мы его прогнали? подавай нам его, мы с ним разделаемся.
Рев толпы мало-помалу начал совсем заглушать слова головы и исправника. Они начали теряться, обещая и барак уничтожить, и Молчанова удалить.
– Не верьте, православные, – орал очутившийся тут же пастух Салыпов. – Давя он с Молчановым опять ездил за город и пускал яд в родники. У меня и то корова издохла в стаде.
– Ого-го! – ревела толпа, – не нам умирать, а вам. Чего с ними разговаривать, поднимайте их на ура, бейте!
Ярость толпы достигла, высшего возбуждения, когда из нее вышли два мужика и, потрясая в руках мешочками, из которых сочилась красная жидкость, заявили: – «Вот что даве нашли мы в бассейнах, нас рвало, насилу живы остались».
Толпа напирала больше и больше. Вдруг, внимание всех привлёк въехавший в толпу извозчик. Толпа расступилась и дала дорогу. Махая бумагой, он кричал: «голову надо, телеграмма от Губернатора!» – В момент водворившегося затишья, голова поспешил продвинуться к экипажу и сесть в него. Едва он это сделал, как извозчик гикнул и, опрокидывая встречных, мигом умчал голову: обман удался.
– Держи, держи, ура! Бей исправника, не пускайте этого. – Исправник чувствовал, что минуты жизни его сочтены.
Вдруг толпа смолкала. На другой стороне площади послышались крики: «Ура, Молчанов, Молчанов!» – И мигом толпа, оставив исправника и с криком – «К Молчанову, к Молчанову!» – пустилась бежать по площади. Исправник вскочил на случайно ехавшего извозчика и ускакал.
К несчастью, о. Карманов не нашел благочинного дома, но, во имя пастырского долга решился еще раз уговорить толпу, шумевшую вдали. Дорогой о. Карманов встретить священника Ктаторова, и они вместе бросились к толпе, бежавшей, по пятам, за Молчановым.
Его уже настиг высокого роста детина, уцепил за руку и ударил но шее. Но Молчанову удалось вырваться и он, со словами – «Батюшка, спасите!» – повалился на грудь подоспевшему в этот момент о. Ктаторову.
Другой священник, о. Карманов, снял шляпу, простер к толпе руки и, защищая Молчанова спереди, встал пред толпой:
131
В извлеченных потом из некоторых колодцев мешочках был обнаружен порошок, в состав которого входил дурман (Datura Stramonium) и красящее вещество органического происхождения. В других колодцах находили какие-то загадочные пузырьки, бутылки и т. п. Очевидно, все это было делом одной и той же руки, оставшейся необнаруженной.