Княжна - Берендеева Светлана (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Они обе смотрели на пана Тадеуша, и тот, увидав это, поднял шляпу, закивал головой и, кажется, собрался к ним подъехать.
– Бежим! – взвизгнула Мария.
Они разом послали лошадей рысью, с удовольствием отдались скачке и хохоту.
Когда, угомонившись, поехали опять шагом, княгиня оглянулась на далёкий теперь поезд и спросила:
– Мари, а императрицу нашу новую ты хорошо знаешь?
Вид при этом вопросе у неё был непривычно смущённый.
– Знаю несколько, – ответила Мария, – только она не императрица ещё, на царство не венчали.
– Она… Я даже не знаю, как спросить. Мне показалось, что государь графине, хозяйке нашей, явно симпатию выказывает. Или мне показалось только?
– О, да, – покивала Мария, – он даже уединялся с ней надолго.
– В самом деле? Тогда тем более удивительно, что Екатерина Алексеевна ведёт себя так спокойно.
– Она такая, всё ему прощает.
Княгиня задумалась.
– У царя Петра всё по-своему. Может быть, его женитьба на ней – временная прихоть? Потому и на царство не венчали.
Мария пожала плечами.
– Не знаю, но из того, что я видела, да и по рассказам, он очень к ней привязан. А неверности ей часто делает. И совершенно бесстыдно, даже смотреть совестно! – воскликнула она с горячностью.
– Это только нам, русским, бесстыдством кажется. А в просвещённых странах супружеская верность за смешное почитается.
Княгиня ласково улыбнулась.
– И тебе, как придворной даме, надобно привыкнуть, если не иметь такое мнение, то хоть делать вид, что имеешь.
Разговор прервал пан Тадеуш. Догнал-таки!
– Не изволят ли ясновельможные пани вернуться к поезду? Их величества и супруг пани княгини тревожатся.
Дальше ехали возле карет.
– Однако, князь Григорий, много воли жене даёшь, – похохатывал царь. – Смотри, не пожалеть бы потом.
Григорий Фёдорович только снисходительно улыбался в ответ, видно было, что с женой он счастлив.
Во дворце все тотчас разошлись по своим покоям, и было объявлено, что общего обеда не будет – всем в комнаты принесут. Это и кстати пришлось – надо было полечить Варенькины ноги, она еле ходила, бедная.
На обед девы заказали, кроме обычных здесь свинины, рыбы, пирогов и фруктов, ещё тушёную капусту. Глаша передала им, что когда она такой заказ повару говорила, он очень удивился. Дескать, пища эта простонародная, для бедняков. А они так по щам соскучились! Щей, конечно, здесь варить не умеют, так хоть просто капусты.
Ели в спальне, свободно, без корсетов и фижм возлежали, как древние римляне.
Варенька читала вслух письмо её брата к матери, что ей переслали, из привезённой Долгорукими почты. Брат её был отправлен в Италию для учёбы и вот писал:
«Никогда бы не подумал, что такое взаправду бывает: по всем улицам и переулкам вместо земли – вода морская. Застав городских и рогаток нет и по тем водным улицам сделаны переходы для пеших людей и множество мостов, а под ними плывут лодки, гондолами называемые, с гребцами, и те гребцы почасту поют. А по бокам, как бы на берегах тех водных улиц, стоят домы, красиво состроенные, только в них вовсе нет печей, а есть камины. Всё дивно и приглядно любому взору. И в этой Венеции, всечасно чтимая маменька, женщины и девицы одеваются вельми изрядно. Головы и платья убирают цветами, кои во множестве у домов продаются. Женский народ благообразен и строен, в обхождении политичен и во всём пригляден. А танцуют, маменька, по-италиански не зело стройно, а скачут один против другого, за руки не держась. И ещё на площади святого Марка увеселяются травлей меделянскими собаками больших быков. В Москве такой диковины увидеть нельзя. И на той же площади на погляденье собравшимся бывает, что одним махом секут мечом голову быку. Глянешь на это и приужахнешься, но вы не пужайтесь, маменька, мы глядим на это, стоя далече на стороне. И ещё бывает, что венецийские сенаторы играют в кожаный надувной мяч. А про кулачный бой дяденьке Капитону Кузьмичу расскажите, что зачинают и ведут его на мосту один на один, и бьются нагишом. Кто первый зашибёт до крови или с моста сбросит, тот и одолел. И люди большие заклады на те кулачки кладут. А бьются по воскресным дням и по другим праздникам.»
– Вот видишь, – вставила Мария, – и в других краях кулачные забавы есть. А ты говорила, только в Москве.
– Ага, ну дальше слушайте.
Дальше, однако, слушать не пришлось, поскольку в дверь постучали.
– У вас тут прямо турецкий гарем, – сказала вошедшая княгиня. – Да не вскакивайте, я тоже сяду.
Княгиня Марья была в свободном полотняном платье без корсета и фижм, с косой, закрученной на затылке, и казалась совсем молоденькой.
– Какие, однако, апартаменты вам любезная хозяйка отвела – на троих одна комната.
– Нет, – хором ответили девы, – Три комнаты у нас, но двери прямо в коридор и без гардеробной, так что мы решили так.
– А посмотреть можно, как вы устроились?
Обойдя комнаты, княгиня помрачнела, смотрела их покои молча. Оживилась, только попав в гардеробную.
– Ах, демуазель, в Париже нынче совсем не так носят. К сегодняшнему вечеру надо переделать. Вы в каких робах будете?
– Но ведь и полячки в таких же фасонах, – попыталась возразить Варенька.
Княгиня только рукой махнула.
– Польша – такая же глушь, как и Россия, только что гонору больше.
Тотчас вызвали девок, работа закипела.
Тут Мария Васильевна боярышень весьма удивила. Так в её пальчиках иголка сноровисто ходила, что не только белоручек Нину с Марией, но и вышивальщицу Вареньку завидки брали. Даже девки-белошвейки за ней не поспевали.
Вслух удивлялись и восторгались. И она объяснила, что шитьём, а ещё более вышиванием каждый почти день занимается. А привыкла к этому, как замуж вышла. Прилично, дескать, знатной даме время за пяльцами проводить и гостей с пяльцами принимать.
Мария вздохнула.
– А я вот никак к вышиванью себя склонить не могу. Только сяду и сразу мне так скучно делается, и сразу вспоминается дело какое-нибудь, бежать куда-нибудь надо.
Варенька перебила её:
– Гляньте, Марья Васильна, вот это всё я сама вышивала, это – вместе с матушкой, а это вот, бисером, я начинала, а докончила девка матушкина.
Она разложила ворох своих нарядов и рубашек и с гордостью показывала. Прервалось это занятие тем, что к княгине пришли звать её к хозяйке.
– Какая она красивая, – вздохнула Варенька, когда за княгиней закрылась дверь. – Наверное, в Париже у неё поклонников целая толпа была.
– Подумаешь, – попыталась возразить Нина, – какая особенная красота? Только что манер европейских нахваталась…
Но Мария и Варенька так на неё закричали, так в два голоса начали перечислять прелести и достоинства княгини, что и слова ей вставить нельзя стало.
К балу гостей съехалось множество, много больше, чем накануне за обедом было. Боярышни сговорились в начале танцев в уголке постоять и поглядеть, как здесь танцуют, чтоб впросак не попасть. Но не тут-то было!
Только оркестр грянул, к ним в их уголок мигом протолкались: к Марии – пан Тадеуш, к Вареньке – её пан Ян, а к Нине пан Вацлав подоспел. Деваться некуда – пришлось на ходу новые фигуры перенимать.
Мария так озабочена была тем, чтоб с ноги не сбиться, что всё вокруг как в тумане видела. Опомнилась только, когда её Шафиров под руку подхватил, уводя от очередного кавалера.
– Охолоните немного, Мария Борисовна. А то вы так разгорячились, что как бы худа не было, – приговаривал он, выводя её из танцзалы. – Пойдёмте, лимонаду выпьем. Неужели не устали вы столько плясать?
– Не знаю. Я под музыку и ног не чую.
– Да, танцевать вы мастерица. Равно, как и супруга князь-Григорья.
Он показал на выступающую в первой паре княгиню.
В комнате, куда пришли они, сидели одни русские: царская чета, министры, Долгорукий, кое-кто из офицеров. Пили, курили трубки.
– Вот она, княжна Голицына, – встретил её на пороге голос царя. – До того до танцев охоча, что за уши её от сего занятия не оттянешь. Равно, как и княгиню Долгорукую.
