Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы - Мамичев Дмитрий Анатольевич
Со связкой ключей в руке Шишков подошел к письменному столу и начал подбирать ключ к среднему яшику. Гребенников ему светил.
Но вот Гурий прервал свое занятие и начал прислушиваться: до него явственно донесся шум от проезжающего экипажа. Гребенников бросился к окну, стараясь разглядеть, что происходило на улице.
— Рядом остановился господин… Пошел в соседний дом, — проговорил почему-то шепотом Гребенников.
Вдали послышался шум ехавшей еще пролетки. На лицах Шишкова и Гребенникова выразилось беспокойство.
— Надо уходить… скоро дворники начнут панели мести, и тогда… крышка! — проговорил Гурий, отходя от письменного стола.
Оба были бледны и дрожали, хотя в комнате было тепло. Шишков вышел в переднюю. Взглянув случайно на товарища, он заметил, что на том не было фуражки.
— Ты оставил фуражку там… у постели, — сказал он товарищу. — Пойди скорей за ней, а я тебя обожду на лестнице.
Увидя страх, отразившийся на лице Гребенникова, Шишков повернулся, чтобы пойти самому в спальню за фуражкой, но тут взгляд его случайно упал на пуховую шляпу князя, лежавшую на столе в передней. Недолго думая, он нахлобучил ее на голову Гребенникова, и они осторожно начали спускаться по лестнице. Открыв ключом парадную дверь, они очутились на улице и пошли по направлению к Невскому.
Проходя мимо часовни, у Гостиного двора, они благоговейно сняли шапки и перекрестились широким крестом. Шишков, чтобы утолить мучившую его жажду, напился святой воды из стоявшей чаши, а Гребенников купил у монаха за гривенник свечу, поставил ее перед образом Спасителя, преклонив перед иконою колени…
Затем они расстались, условившись встретиться вечером в трактире на Знаменской. При прощании Шишков передал Гребенникову золотые часы, несколько золотых иностранных монет и около сорока рублей денег, вынутых им из туго набитого бумажника покойного князя.
Так выяснилось и объяснилось дело.
После сознания преступников дело пошло обычным порядком. Вскоре состоялся суд. Убийцы были осуждены в каторжные работы на 17 лет каждый.
Из книги «40 лет среди убийц и грабителей» (Записки начальника петроградской сыскной полиции И.Д. Путилина). — К.: СП «Свенас», 1992.
6. Дело кровавой красавицы
(Записки И. Д. Путилина)
Гусев переулок, коротенький, соединяющий Лиговку со Знаменской улицей, в то время не был застроен пятиэтажными домами и казался огороженным с двух сторон заборами.
За заборами раскидывались широкие дворы с садами, а в середине дворов стояли, обыкновенно, одноэтажные деревянные домики, невдалеке от которых размещались конюшни, сараи, ледник, прачечная и дворницкая избушка.
Дом, в котором произошло это страшное убийство, находился на месте ныне стоящего под № 2.
В самом доме, в нижнем этаже, жил майор Ашморенков с женою и сыном кадетом, приходящим домой на праздники, и двумя прислугами.
В июне месяце 1867 года, рано утром, в Духов день, на кухню квартиры Ашморенкова постучался водовоз, привезший воду, но ему дверей не отворили.
Он постучался еще два раза, не достучался и, слив воду в прачечную и домохозяину, поехал снова к водокачке, на пути заметив дворнику, что прислуга у майора заспалась.
Дворник небрежно махнул рукой, словно хотел сказать: «А ну их»…
Спустя полчаса в двери и окна, которые были закрыты ставнями, стучался булочник, потом молочник, потом опять водовоз — и никто не мог достучаться, а дворник на все расспросы только говорил:
— Чаво пристали. Проснутся и отопрут. Не терпится тоже!..
Наконец, на эти беспрерывные стуки обратил внимание разбуженный домохозяин, коллежский советник Степанов.
Раздраженный, в халате, он высунулся из окошка и, окликнув дворника, спросил, что за шум.
— Да вот! — сердито ответил дворник, — господа и прислуга у майора спят, а эти черти ломятся. Времени им, вишь, нету!
Стоявшие тут же водовоз, прачка, булочник загалдели в один голос:
— Завсегда Прасковья рано встает, а тут на! Восемь часов!.. И господа встают рано!.. В восемь часов майор окно открывает!.. Неладно тут!.. Надо бы квартального!..
Коллежскому советнику Степанову это безмолвие в квартире майора тоже показалось странным.
Он знал майора уже 10 лет. Старый служака, тот всегда просыпался рано и уходил в казармы. Когда вышел в отставку, у него сохранились те же привычки. Степанов накануне играл с ним в шашки до 9 часов, после чего ушел, оставив всех здоровыми и довольными.
И вдруг… такой сон!..
— Беги в квартал, — приказал он дворнику, — а я сойду.
Дворник бросился со двора, и всех охватило какое-то жуткое чувство.
Люди инстинктом чувствуют несчастье.
Хозяин поспешно сошел вниз, как был — в халате и туфлях, и по очереди расспросил каждого: долго ли, в какие двери и окна стучались. Потом сам стал стучаться в обе двери и во все окна.
То же безмолвие…
Теперь уже всех охватил ужас, и все стали говорить шепотом, а закрытые ставнями окна и безмолвие за ними приняли зловещий вид.
У майора была квартира из пяти комнат, сеней и кухни. Красивое крылечко с парадной дверью вело в просторные сени, за ними была кухня, слева были столовая, гостиная и спальня майорши, а справа — кабинет и спальня майора, и все восемь окон с красивыми деревянными узорами, теперь закрытые зелеными ставнями с прорезями в виде сердец, выходили на передний двор, а окно кухни — на задний.
Дверь же в кухню выходила на общую лестницу, по которой можно было попасть во второй этаж, где в мезонине жил сам домохозяин, одинокий холостяк, со старой прислугой.
Минут через двадцать вернулся дворник, с которым пришли квартальный и помощник пристава.
— Что тут у вас? — спросил помощник.
— Да вот, — ответил Степанов и передал все происшедшее — Избави Бог, не беда ли, — окончил он.
— А вот узнаем! Может быть, двери отперты!.. Эй, дворник, попробуй! — приказал помощник дворнику.
Тот побежал к крылечку и подергал дверь. Она оказалась запертой.
Услужливые водовоз и булочник стали дергать дверь в кухню.
Заперта тоже.
— Тогда ломать! — решил помощник. — Как они запираются?
— Передняя — на ключ, — объяснил дворник, — а в кухню — на крюк.
— Ну, тогда легче переднюю! Неси топор!.. Надо составить акт!..
Квартальный составил акт, дворник принес топор, засунул лезвие между дверей у замка и одним нажимом открыл замок.
Помощник отворил дверь и двинулся вперед, за ним шли квартальный и домохозяин. Дворник остался в дверях.
И едва они скрылись за дверью, как раздался крик ужаса, и домохозяин выскочил на двор с криком: «Убиты!», после чего опять вбежал в квартиру.
Собравшаяся уже изрядная толпа хлынула к дверям, когда показался квартальный и, вбежав на улицу, стал неистово свистать.
Созвав будочников, он погнал их на двор для сохранения порядка, а сам помчался за мной…
Было 10 часов утра. Я [17] только что приехал с дачи в своей одноколке, когда квартальный ввалился ко мне, задыхавшийся, и почти прокричал:
— Страшное убийство! Двое, трое, четверо!
— Где?
— В Гусевом переулке.
— Едем!
Я захватил с собой одного из агентов, ловкого Юдзелевича, сел в одноколку и поехал, приказав оповестить судебные власти.
У ворот и на дворе уже толпились зеваки; будочники отгоняли их, переругиваясь и крича до хрипоты.
У крыльца меня встретили бледные пристав и помощник.
Я прошел за ними в квартиру майора, и то, что увидел, оставило во мне и до сих пор неизгладимое впечатление ужаса.
Я вошел не с крыльца, а через кухню, дверь в которую приказал отворить пристав.
Ставни уже были открыты, и ясный летний день весело сверкал в чистеньких комнатах, оскверненных ужасным преступлением.
В просторной, чистой и светлой кухне ничто не указывало на преступление, но едва я дошел до порога внутренней двери, как наткнулся на первую жертву преступления.
