Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы - Мамичев Дмитрий Анатольевич
С острым, красненьким носом, рыжей бородкой клином, с плутовскими глазами и рябым лицом, маленький, юркий, пронырливый, наглый, он, вероятно, был бы первостепенным мошенником, если бы судьба не толкнула его на сыскное дело, в котором он нашел свое призвание.
— Ну, что, — спросил я его, едва он притворил двери, — нашел что-нибудь?..
— «Что-нибудь» есть, — ответил он, — и, может быть, даже и «кое-что».
— Ну, что же? Говори.
— Собственно, немного, — пожал он плечами, — узнал, что у майора была Анфиса, и потом она была у дворника, и потом они ходили в портерную, и там был ее сын, и они пили…
— Анфиса? Это та, что была у них в кухарках?
— Она самая…
— Разве у нее есть сын?
— Есть сын, и зовут его Агафоном. Ему семнадцать лет, и он совсем разбойник. Учится в слесарях и пьет вместе с матерью…
— Так… Откуда же ты узнал это?
— Я узнал и то, что сам дворник Семен рано утром входил в ворота… и был, как пьяный…
Я чуть не захлопал в ладоши. Да ведь это преступники сразу налицо.
— Откуда узнал ты это?
— Откуда? Я ходил на улицу и слушал.
Одна баба говорит: это Анфиска из злости, что ее прогнали; она грозилась убить самое. А тут ввязалась другая баба: я, говорит, ее вчерась видела ввечеру пьяную. Тут мужчина какой-то: я ее, говорит, с дворником видел в портерной. А портерных — две только поблизости. Одна — насупротив, другая — на Лиговке. Я туда, прямо на Лиговку. А там только и разговору, что об убийстве. Я спросил себе пиво… и только слушаю. Тут все и узнал.
Не прошло и четырех часов, как мы напали уже на след.
— Ну, вот что, — сказал я ему, — делать дело, так уж сразу. Прежде всего разыщи эту Анфису с Агафоном и узнай о них все в квартале, а потом бери их — и сюда. А затем надо забрать и дворника. Как их сюда доставишь, опять назад по их квартирам и обыск у них произведи! Пока я их допрошу, ты отыщи, что надо. Главное, по горячему следу!..
Он поклонился мне и моментально скрылся. Теперь я уже был покоен за исход дела. Завтра, много послезавтра, я передам преступников следователю, так как ни одной минуты не сомневался, что убийцы и грабители уже в моих руках.
Юдзелевич быстро и ловко взялся за дело.
Прежде всего, заехав в квартал и захватив с собой полицейских, он арестовал дворника Семена Остапова и опечатал его помещение.
Дворника препроводил ко мне, а сам пустился на поиски Анфисы с сыном. Фамилия их была Петровы.
Муж Анфисы служил раньше дворником в злополучном доме Степанова, потом уехал один в деревню и там остался, а Анфиса сначала работала поденно, потом поступила кухаркой к убитым, а потом снова пошла на поденную работу.
Юдзелевич зашел сперва в мелочную лавку, эту лучшую справочную контору, а затем в портерную, и узнал адрес Анфисы и ее сына. Они, оказывается, жили на Песках, на Болотной улице.
Он отправился в квартал.
Узнав про обстоятельства дела, в участке сообщили приставу.
— Убили?! — воскликнул пристав, когда Юдзелевич обратился к нему с просьбой о помощи. — Вполне возможно! Такие канальи!..
И он тотчас дал ему на помощь двух квартальных.
Анфису Юдзелевич арестовал в прачечной на Шестилавочной (теперь Надеждинской) улице, за стиркой, а Агафошку — в слесарной мастерской Спиридонова, на третьей улице Песков.
Через четыре-пять часов они все были у меня. Я велел рассадить их по разным помещениям и ждал вечера.
Я ждал Юдзелевича.
Уже поздно, часов в 11 вечера, Юдзелевич вернулся ко мне с узелком и подробным отчетом, часть которого я уже передал выше.
Что же он нашел при обыске?
Прежде всего, у дворника Семена Остапова, обыскав все помещение со свойственным ему чутьем, он нашел на печке окровавленную на подоле рубаху…
Больше ничего, но это было немало.
Кровавые пятна, видимо, были свежи…
У тех же он нашел тонкие платки, две дорогие наволочки, а затем связку отмычек.
Я рассмотрел платки и наволочки. На них были совсем другие метки.
Белье Ашморенковых было все перемечено очень красивыми, крупными метками, которые я приказал снять, и временно, для образца, взял платок из раскрытого комода.
На найденных Юдзелевичем вещах были метки и А., и 3., и В., видимо, краденные из белья разных господ.
Но и из этих вещей при умении можно было извлечь некоторую пользу.
— Но где же все вещи?
Юдзелевич пожал плечами.
— Они имели время от каких-нибудь двух часов ночи. Может, все продали. Я буду искать.
— Тогда где деньги?
— Деньги можно зарыть в землю. Разве их найдешь так скоро? Действительно, это все бывало, и бывало часто.
— Ну, будем их допрашивать, — сказал я, — веди мне первым этого Агафошку!
Юдзелевич вышел, а я приготовился к допросу.
В кабинет ввели Агафошку.
Я остался с глазу на глаз с одним из предполагаемых убийц, обагрившим свои руки кровью четырех жертв.
Я впился в него взором. Передо мной стоял почти юноша, высокий, худощавый, в засаленной куртке-блузе мастерового. Несмотря на столь молодой возраст, лицо его уже носило отпечаток бурно проведенного времени.
— Скажи, Агафон, ты уже судился за кражу?
— Судиться судился, а только я невиновен был в той покраже. Зря, обычно на меня взвели. Меня оправдали.
— Так. Ну, а зачем ты вмешался в дело убийства в Гусевом переулке? — быстро спросил я, желая поймать его врасплох, огорошить неожиданным вопросом.
— Напрасно это говорить изволите, — спокойно ответил он. — В убийстве этом я ни сном ни духом не повинен.
— Но если ты и не убивал, так зато ты наверное должен знать, кто именно убил.
— А откуда я это знать могу? — с дерзкой улыбкой ответил он.
— Разве ты живешь отдельно от матери? Ведь вы вместе пьянствуете.
— А она тут при чем? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.
— Как при чем? Да ведь она уже созналась в том, что убийство в Гусевом переулке произошло при ее участии, — быстро выпалил я.
Агафон побледнел. Я подметил, как в его глазах вспыхнул злобный огонек.
— Вы… вы вот что, ваше превосходительство… — начал он прерывистым голосом. — Вы… того… пытать пытайте, а только сказочки да басни напрасно сочиняете. Этим вы меня не подденете, потому правого человека в убийцу не обратите. Как же это она могла вам сказать, что она убивала, когда она не убивала? Она, хошь и пьяница, а только не душегубка.
Он закашлялся. Я, признаюсь, чувствовал себя не совсем ловко. Этот взрыв сыновнего негодования за честь своей матери, которую он в то же время называет чуть не позорным именем, меня поразил.
— Твоя зашита матери очень похвальна, Агафон!.. — начал я после паузы. — Но ты вот что скажи, где ты находился в ночь убийства в Гусевом переулке? Ведь ты не станешь отрицать, что тебя этой ночью дома не было?
— Действительно, я не ночевал дома.
— Где же ты был?
— У Маньки, моей полюбовницы. Всю ночь у ней провел…
Я нажал звонок.
— Позовите Юдзелевича! — приказал я надзирателю. Через секунду явился юркий Юдзелевич.
— Где же живет твоя Манька? — спросил я Агафона. Он дал подробный адрес.
— Немедленно поезжайте к ней, — тихо обратился я к агенту, — и узнайте, правда ли, что Агафон в ночь убийства ночевал у нее. Словом, все выспросите.
Я отпустил Агафошку, приказав строго следить за тем, чтобы он не мог ни на секунду видеться с другими задержанными.
— Приведите Анфису Петрову!
Это была юркая, бойкая баба с отталкивающей наружностью. Резкие движения, грубый, визгливый голос, — типичная представительница пьяниц-поденщиц.
Она, войдя, истово перекрестилась и уставилась на меня круглыми, воспаленными глазами.
— Ну, Анфиса, ты свое обещание, стало быть, исполнила? — мягко обратился я к ней.
— Какое такое обещание? — визгливо спросила она, даже заколыхавшись вся.
— Будто не знаешь? А вот барыню, майоршу, убила за то, что она тебе 60 копеек недодала. Только вы заодно, должно быть, и еще трех человек уложили, да и вещей награбили…
