Гибель империи. Северный фронт. Из дневника штабного офицера для поручений - Посевин Степан Степанович
На одном из заседаний объединенного офицерства штабов и управлений 12-й армии в городе Риге один штаб-офицер не удержался и, между прочим, к своей длинной речи добавил: «Свободная Россия приносится в жертву той крикливой наглости, того хаоса, который называется Петроградом… И ноты есть у нас, и инструменты, а уменья наладить аппарат управления страной и армиями все же нет…»
Наконец и князь Львов отказался от поста председателя Совета министров, передав весь аппарат управления Керенскому, после того как Петроградские советы солдатских и рабочих депутатов устроили в столице бунт, беспорядки и грабежи вооруженными бандами (3–5 июля 1917 г.); и у своего же вождя, социалиста, но уже в составе Временного правительства министра Церетели силою отняли у подъезда дома его автомобиль (4/VII), где заседал в то время Кабинет министров. Керенский, конечно, поспешил скрыться, и того же дня, в 7 часов вечера уехал особым поездом на фронт, в Ставку, вместе со своими приверженцами (Рижское обозрение, 6–8/VII, № 150 и 154).
Над городом и в ближайшем тылу фронта стала появляться именно тогда воздушная разведка германских войск; но аэропланы были так высоко, что русским зенитным батареям не оставалось ничего делать, как только молча посмотреть, не снимая и чехлов с орудий. И только артиллеристы в шутку, а то и самонадеянно иногда кричали: «Мы их шапками забросаем, не стоит портить теперь снарядов; товарищи Сиверс [16] и Нахимсон [17], мол, не приказали». Вообще, введенная в войсках и штабах власть комитетов была слаба, а подчиненные им солдаты не слушали их «уговоров». Каждый из них думал лишь о себе: ел, пил, гулял сколько желал, а то просто предавался грабежам и насилиям. Предательское влияние Сиверса и Нахимсона, армейских большевиков, разлагающе действовало на них, никто не хотел добросовестно служить. Военно-полевые суды и смертную казнь Временное правительство поспешило отменить (Рижское обозрение, 1917 г., № 61 и 64) еще с 15 марта.
Как образец, один из весьма многих, приведем воззвание командующего 5-й армией, штаб которой находился в то время в городе Двинске: [18] «Солдаты свободной русской армии, — так призывал старый заслуженный командующий армией генерального штаба генерал (без подписи), — образумьте тех несознательных, которые своими самочинными преступными деяниями набрасывают позорные тени на целые войсковые части. Призываю все комитеты к энергичной работе по пресечению грабежей, насилий и потрав, производимых днем и ночью; жалобы жителей продолжают поступать; старики, женщины и дети ведь не в силе противиться действиям вооруженных грабителей-солдат (Рижское обозрение, 1917 г., 17/VIII, № 186).
И это на поле брани: «свободная русская армия», защищающая свою родину; на глазах противника ее начальники офицеры не имели права ни распорядиться, ни приказать солдату? Знает ли история такие примеры? А ведь Временное российское правительство тогда-то и ввело такой порядок в войсковых частях, штабах и управлениях действующих армий на фронте… Явное предательство было очевидно. А Верховное командование армиями почему-то терпело, молчало, исполняло… Допустимо ли это?.. И офицерский состав невольно становился лишь пассивным исполнителем прямых обязанностей своих.
В то время как сады и парки городов в прифронтовой полосе стонали переполненными под вечер свободно блуждающими молодыми людьми в военной форме, без погон и других отличий, но с красными бантиками на груди, ожидавшими прохлады. И только травы, задетые легким женским платьем, таинственно качали головками им вслед. Солдат ли, молодой ли офицер неопределенной национальности или так случайно свободный гражданин, все смешивались в этой пестрой толпе. Глаза их то загорались, то туманились от любовного упоения добытой «преступной» свободой, щеки розовели, а голоса становились загадочными… О фронте многие из них забыли, предоставив его в распоряжение комитетов войск и армии; а о внутренних делах страны «позаботятся гражданские комитеты и правительственные комиссары», думали тогда рядовые, простые смертные воины и граждане свободной страны; каждый потихоньку вливает ложку дегтя в российский бочонок с медом.
«Центральному нелегальному совету рабочих и солдатских депутатов» это именно и нужно было, игнорируя непослушных или совсем удаляя их на покой через послушное ему «Временное правительство» страны, всюду сея семя безнадежности и полного пессимизма.
К пассивной группе принадлежал и штаб-офицер для поручений Генштаба полковник Давид Ильич Казбегоров, с личной тактикой — пассивно сопротивляться и исполнять лишь аккуратно распоряжения прямого высшего начальства и свои прямые обязанности по службе. К его счастью, Советы и комитеты оказались большими профанами в военно-оперативной тактике и работать ему не мешали. Он проживал в городе Риге на постоянной частной своей квартире, по Николаевской улице в доме № 57, и при нем жила его молоденькая гражданская жена, светловолосая красавица Людмила Рихардовна, урожденная Цепа, женщина с высшим образованием — математичка Петроградского университета и довольно опытная дама, как дипломат, тонко разбиравшаяся в причинах движения народных масс и в поведении отдельных лиц, не упуская из виду и преступную работу Временного правительства и Центра, предупреждая своевременно о том и мужа.
И вот 19 августа 1917 года Давид Ильич, всегда аккуратный по службе, поднялся рано утром, тихо оделся и вышел на улицу, быстро направляясь по Столбовой улице в свой штаб Сибирского армейского корпуса, расположенный на Александровской улице в большом шестиэтажном белом доме № 37. Он заведовал всеми оперативными делами корпуса, и ему предстояло исполнить весьма спешные и неотложные дела по перегруппировке войсковых частей, ввиду назревавших серьезных боев на фронте. В среднего роста фигуре молодого генерала штаба полковника Казбегорова, георгиевского кавалера, со спокойным и красивым выражением лица и добрых черных глаз, не было заметно ни усталости, ни волнения. На улице было тепло и душно, как и перед грозою. Ясное маленькое солнышко быстро появилось из-за горизонта, приветствуя его, но скоро стало подыматься по чистому небосклону навстречу, внезапно появившимся тучкам.
— Ну и будет же денек сегодня! — первым заговорил Давид Ильич, войдя в оперативный отдел и обращаясь к коменданту штаба.
— Нужно быть готовым ко всему!..
— Давид Ильич, наши учреждения вполне готовы! — ответил монотонно комендант штаба подполковник Шрам, а сам немного походил по комнате, посмотрел одну — другую схему, и вдруг ни с того ни с сего неожиданно спросил:
— А тебе пишут что-нибудь с Кавказа?..
— Ни-ни, бестии, молчат! Один Арно, правда, кое-что пишет из детской жизни: перешел в 5-й класс и 25 августа едет в Ростов; в этом году рано возобновляются занятия… — ответил полковник Казбегоров скороговоркой, внимательно продолжая свою работу.
Неудовлетворенный ответом и плохо чувствовавший себя комендант подполковник Шрам вышел молча и направился в комнату начальника штаба.
Около 7 часов утра получено первое официальное сообщение о возобновлении германцами с 5 часов утра усиленных атак против Икскюльских предмостных укреплений. Короткое, лаконичное сообщение гласило приблизительно следующее: «Идет сильная артиллерийская подготовка; противник засыпает главным образом большими снарядами.
Наша артиллерия, четырех бригад, также успешно отвечает. Пехотные дивизии настроены хорошо. Комитеты их в передовых линиях. Женские ударные группы на правом фланге; результат работы последних неопределенный, надежды нет…»
— Послать туда же из корпусного резерва 17-й уланский полк в помощь по охране фланга со стороны Риги, — проговорил начальник штаба; выслушав же оперативную сводку и сообщение, он сам лично позвонил по телефону командиру полка и в штаб 12-й армии, а полковник Казбегоров тем временем исправил дислокацию фронта.
