Столичный доктор. Том VI (СИ) - Вязовский Алексей (полные книги .txt, .fb2) 📗
Мы долго обсуждали и даже ругались с Николаем Васильевичем на эту тему по дороге, профессор был против. Но кому-то удар на себя принять бы пришлось. А останься я в министерстве, даже с новым главой — все одно был бы хромой уткой. Иду по коридорам Совета министров, и все от меня бегут как от чумного. Представили и прямо передернулся внутри.
— Подайте прошение в обычном порядке, — царь встал, показывая, что аудиенция закончена.
Мы вышли в приемную и, разумеется, там уже был довольный Отт. Такой приторный весь, с показным сочувствием. Дескать, на все воля Божья, он восхищается нашим мужеством, и прочие словесные кружева. Вежливые по форме, издевательские по сути.
— Налетело воронье, — резюмировал Склифосовский, когда мы вышли в парк Царского села.
Вот не дожал я Отта в истории с воротником! А надо было… Не делай людям добра, не получишь в ответ зла. Старая истина, но до сих пор верная. А ведь в истории с лягушками я ему помог не опростоволоситься. Короткая память у специалиста по августейшему малому тазу оказалась.
— Боюсь моей отставкой дело не ограничится, — я увидел, как в траве пробиваются первые подснежники.
Сошел с дорожки, наклонился. Да тут целая россыпь! Игнорируя укоризненный взгляд профессора, сорвал несколько штук.
— Евгений Александрович! Редкие же цветы! Только пошли первоцветы!
— Ничего, царь не обеднеет. Подарю Агнесс — она, небось, вся извелась, ожидая нас.
Супруга и правда сразу после звонка по лицу поняла: что-то случилось, попыталась выпытать по горячим следам. Но я был стоек и не поддался. Иначе бы она сейчас вообще с ума сошла.
— Значит, теперь наследником Михаил, — Склифосовский посмотрел на часы, с силой захлопнул крышку.
— Думаете?
— Закон о престолонаследии не менялся уже сто лет, если не считать добавления Александра Павловича о равнородности брака. И поводов пересматривать его у императора нет.
С вокзала мы поехали не на службу, и не по домам, а в Министерство двора. Потому что ничего еще не закончилось. Вскрытие. Как известно, во все времена лучшим диагностом был патанатом. Помню, в начале карьеры попал я на секцию с большим участием заинтересованных сторон. Хирургического больного лечили еще и кардиологи, и решался вопрос, чей диагноз главнее. Достали сердце, и вскрывающий спросил в никуда, мол, где тут инфаркт. Кардиологи зашелестели бумагами, начали доставать ЭКГ, и тут патанатом саркастически заметил, что ему эти филькины грамоты ни к чему, потому что объект исследования непосредственно перед ним. Вот после этого я понял, что с ними надо дружить.
Воронцова-Дашкова, естественно, не было. Мы его в Царском встретили, и общаться с нами Илларион Иванович не стал. Извинился, что некогда. И Фредерикс, как оказалось, там же. Но у меня здесь есть личный агент, заинтересованный в сотрудничестве по самые гланды. Коллежский асессор Старицкий хорошо помнит эпопею с особняком, так что он нам и выдал всю подноготную в укромном закутке. Аутопсия назначена, но место и время проведения известны только ограниченному кругу лиц, в число которых Виктор Павлович не входит.
Руки мы не опустили. Если нельзя через парадную дверь, то всегда есть черный ход. Петербург — город большой, вроде бы. Но вскрывать цесаревича в морге больницы для бедных не будут. Дали задание Семашко, и уже спустя сорок минут через завсклад, через директор магазин, через товаровед удалось выяснить, что, увы и ах — завтра в десять утра в Александровском дворце Царского села. Была бы это Военно-медицинская академия, или хотя бы госпиталь Святого Николая Чудотворца, мы бы в первых рядах стояли, над плечом патанатома. А туда… И ведь не пригласили никого из нас!
Ладно, с утра опять по сегодняшнему маршруту. А пока по домам.
Не успел зайти и снять галоши, ожидаемо подвергся атаке Агнесс. Где был, что случилось, чем кончится, вот это всё.
— Ты меня забыла поцеловать, это раз, — оборвал я допрос.
— Извини, очень переживала.
— Да не о чем беспокоиться. Я тебе уже давно сказал, что самое главное — наша семья. И здесь у нас все хорошо, я надеюсь. А службу и прочее оставь моим заботам. Даже если завтра отставят со всех постов, ничего не изменится. Кормить меня в этом доме будут?
Утром выехали с запасом времени. Пока добирались до вокзала, выяснили, что никто по этому делу ни мне, ни Николаю Васильевичу не телефонировал. Зато слушок уже пополз. О себе напоминали нормальные люди: Романовский, Пашутин из Военно-медицинской академии, Бехтерев даже мне звонил. Понятное дело, у начальника знакомства пообширнее. Он получил поддержку от Павлова и Менделеева. Короче, люди, которых мнение самодержца интересует мало, нашлись. Стало ли мне от этого легче? Еще как! Но прошение об отставке отзывать не стал. Не барышня. Да и терять мне особо нечего.
Семашко, кстати, хотел вслед за мной пуститься в свободное плавание. Был обруган и опущен на землю.
— Вы, Николай, так легко отступитесь от своего проекта устройства медицинской помощи? Где, как не в министерстве, у вас будет шанс воплотить это в жизнь? С Пашутиным в академии всё договорено, сдадите экстерном, сразу же защитите диссертацию. На классный чин тоже бумаги готовы. А сидя в цюрихской кофейне и сотрясая воздух в компании эмигрантов, реальные дела не сделать.
Да, я кривил душой и откровенно обманывал помощника. Но мне ведь хочется, чтобы он сейчас работал, а не через двадцать лет.
В вагоне достал записную книжку и снова посмотрел на вчерашние заметки. Надо все вспомненное фиксировать, не сегодня, так завтра устаканится и кусочки пазла лягут на место. Запах табака… Капля никотина… Изониазид… Может, изоникотиновая кислота? Если никотиновая есть, то и такая должна быть. Сделал пометку спросить. Азид, это что? Хоть учебник по органической химии покупай. Но если не помню я, то точно знает Антонов. И еще пометочка.
У Александровского дворца мы были в девять часов и пятнадцать минут. Может, пара минут в плюс, но не дольше. И оказалось, что опоздали. Вскрытие закончилось десять минут назад. Да что же за люди такие? Неужели нельзя всё нормально сделать? Без скотства?
Ладно, пойдем искать патанатома. Уж протокол нам предоставить должны. Но прозектор скрылся в неизвестном направлении. И тут я увидел Склифосовского в гневе. Думаю, попадись ему сейчас под руку император, и тот бы получил порцию люлей. Забегали, зашуршали, повели поить чаем. И пообещали предоставить результаты сразу по написанию черновика.
Но как только я увидел, что там сотворили, то крушить всё вокруг захотелось уже мне. Глаза у меня на лоб полезли сами собой.
— И как это понимать? — только и смог спросить я, показывая на протокол.
Глава 10
ХРОНИКА. По словамъ «Правительственнаго вѣстника» трагическая гибель Его Императорскаго Высочества Георгiя Александровича, случившаяся послѣ легкаго паденiя съ велосипеда, произошла вскорѣ послѣ предложенной лейбъ-медикомъ кн. Баталовымъ и провѣденной подъ его руководствомъ операцiи; обстоятельства чего выясняются.
Пожелавший остаться неизвестным специалист честно описал всё — и кисты в почках, и увеличение печени, и расширение правых отделов сердца, и изменения в легких. Всё-то он измерил и взвесил, каждый орган прощупал, порезал на кусочки, грамотно описал цвет и консистенцию. Правдиво поведал об ателектактическом спадении доли правого легкого, и даже отметил начавшуюся инкапсуляцию очагов. Сломанное ребро тоже никуда не делось, как и рана, осложненная кровотечением. Но основным было… повреждение главного бронха справа, вызванное смещением инородного тела из желтоватого металла (описание и размеры прилагались). Иными словами, драный мясник утверждал, что бронхоблокатор внезапно сдвинулся со своего насиженного места, встал поперек просвета бронха, и прорвал его изнутри.
— Каковы же… — Склифосовский замялся в поисках подходящего слова.
