Аргентинец поневоле (СИ) - Дорнбург Александр (читаем книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
Хуана Рохаса так же принято сравнивать с пробританским Бернардино Ривадавией, и это сравнение, точнее — противопоставление, может быть как в пользу первого, так и в пользу второго. Можно сказать, что три десятилетия правления Рохаса перечеркнули все хорошее, что было сделано Ривадавией, но можно сказать и иначе: Рохас вытащил Аргентину из задницы, из той пропасти, куда ее столкнул Ривадавиа, или, если угодно, удержал ее на краю пропасти.
И знаете что самое смешное? Ха-ха два раза! Оба мнения, при всей их полярности, будут верными. Добра и зла в чистом виде в мире не существует, все смешано, все взаимосвязано, и часто случается так, что благие намерения приводят к печальному концу, а те, которые благими назвать не получается, приносят благо.
Безусловно я верю, что Ривадавиа хотел сделать свою родину передовой державой, могущественной и процветающей. Но по факту дело быстро закончилось тем, что государство, не успев оформиться, распалось на тысячу кусков и было ввергнуто в пучину гражданской войны, которой, казалось, не будет конца.
Соединенные провинции Ла-Платы в двадцатых годах 19-го века напоминали футбольное поле, на котором каждый игрок играет только за себя. На смену тем, кто сходил со сцены, мигом приходили другие, а за происходящим внимательно наблюдали, в надежде воспользоваться любой ошибкой, бразильский император Педру I, испанский король Фердинанд VII, король Великобритании Георг IV, а также вернувшиеся на престол французские Бурбоны — Людовик XVIII и Карл X.
В такой ситуации будущее Соединенных провинций представлялось печальным — слабым государствам (или осколкам государств) самой судьбой предначертано стать добычей сильных.
Главной проблемой, главным недостатком Ривадавии было то, что он часто «плыл против течения», то есть поступал вразрез с мнением влиятельной части общества, что в конечном итоге привело к распаду союза провинций Ла-Платы. Как метко говорил Пушкин: «Давал три бала ежегодно и промотался наконец»!
Главным же достоинством (с исторической точки зрения) Рохаса было то, что он не считался ни с кем, поступая так, как сам считал нужным. Мнение было или его или неправильное.
Давайте скажем честно: только сильная рука могла удержать разобщенные Соединенные провинции на краю пропасти.
Двадцатые годы 19-го века часто называют «эпохой каудильо». Или даже мелких «каудилетто» ( вожаков банд). Представьте мысленно обстановку этого времени…
Картина неприглядна. Законная власть исчезла вместе с законами, теперь законом стала грубая сила. Торговля пришла в упадок, да и сельское хозяйство, бывшее основой благополучия Соединенных провинций, тоже сильно пострадало, поскольку хозяйства то и дело подвергались налетам креольских или индейских банд (впрочем, во многих бандах революционный состав был интернациональным, то есть смешанным). В бесконечной борьбе за жизнь побеждали сильнейшие. И эти сильнейшие были ужасны…
Людям было совершенно безразлично, какая власть и под какими лозунгами наведет хоть какой-то порядок. Важно было само наличие порядка, потому что жить без него было невозможно, поэтому люди охотно шли за каудильо, которые, пользуясь случаем, брали власть в свои руки.
Да — каудильо творили жуткий произвол, они ни с кем не считались, но все же это было лучше, чем полная анархия. Казалось, будто вернулись беспокойные времена начала освоения Америки колонистами, но тогда людям было проще жить, они понимали, что если сегодня здесь царит хаос, то это ненадолго — корона скоро наведет порядок.
В противоборстве с разнокалиберными бандитами нет смысла взывать к высоким идеалам и уповать на демократические ценности. Чего попусту воздух сотрясать? Силе нужно противопоставлять силу еще большую, если хочешь победить. Не осуждайте! В таких условиях, какие сложились после Великой аргентинской революции — озвереет всякий…
А если к силе добавляется харизма, то победу можно считать обеспеченной. Не правы те, кто считает, что в основе власти Рохаса лежал голый страх. Страх, конечно, присутствовал, не без этого, но уважения и восхищения было гораздо больше.
Рохас не скрывал секрет своего исключительного влияния на народные массы. Вот что сказал он однажды одному из иностранных посланников:
'Низшие классы могли восстать и причинить огромный вред, поскольку, как вы знаете, неимущий всегда питает враждебность к богатым и обладающим властью. Поэтому я пришел к выводу, что крайне важно приобрести влияние среди этих людей для того, чтобы руководить ими и сдерживать их. Я решил, что непременно добьюсь такого влияния.
Для этого я должен был работать с большим упорством, с большим самопожертвованием, ведь мне пришлось стать таким же гаучо, как они — говорить так, как говорят они, научиться тому, что умеют делать они, сделаться защитником их интересов, которому они могли бы доверять, короче говоря — не жалеть ни сил, ни средств для завоевания еще большего их доверия'.
Как чешет, а? Как по писанному. Прямо как: «…самым ценным и самым решающим капиталом являются люди…» И. В. Сталин.
Невозможно представить, чтобы Ривадавиа попытался бы разговаривать с гаучо на их языке или стал бы состязаться с ними в умении бросать лассо. Ривадавиа вообще не принимал «низшие классы» в расчет, он апеллировал только к тем, кто стоял выше, к равным себе. А это же слова собаки и барана! От этих действий довольно потирали руки одни, хихикали в сторонке другие.
Не только пастухи-гаучо видели в Рохасе «своего парня», такого же бродягу, как и они. Рохас импонировал и консерваторам, поскольку и сам был консерватором до мозга костей. В одной из своих речей он выдвинул концепцию, согласно которой Майская революция на деле была устроена в интересах испанской короны — таким образом патриоты хотели уберечь колонии от посягательств Наполеона и Жозефа Бонапартов.
Но роялисты не понимали истинных целей революционеров и не хотели их понимать, поэтому все сложилось не так, как задумывалось изначально. В принципе, среди революционеров могли быть люди, мыслившие подобным образом, но дело не в этом, а в том, как изящно Рохас попытался примирить консерваторов с новаторами.
Добавлю, что явный и безусловный патриотизм Рохаса привлекал к нему патриотов, а постоянно демонстрируемое уважение к религии обеспечило диктатору симпатии клерикалов. Недовольны были только либералы, а также конкуренты Рохаса в борьбе за власть. Но Рохас словно ураган сметал со своего пути все препятствия…
По своему происхождению Хуан Рохас, человек «голубых кровей», был внуком знатного севильского дворянина Доминго Ортиса де Рохаса (впрочем, есть ли в Севилье незнатные дворяне?), начинавшего военную карьеру в Корпусе гвардии короля Фердинанда VI.
В 1742 году Доминго де Рохас прибыл в Буэнос-Айрес для продолжения офицерской службы, которую закончил в звании капитана. А вот его дядя по отцу Доминго Ортис де Рохас-и-Гарсиа-де-Вильясусо, приехавший в Новый Свет вместе с ним, в 1746 году стал губернатором Чили… Можно сказать, что склонность к правлению была у Хуана Рохаса в крови.
Отец Хуана, Леон Ортис де Рохас, был старшим сыном капитана Доминго Ортиса де Рохаса и первым из Рохасов, родившимся в Буэнос-Айресе, иначе говоря — первым портеньо в роду. Пойдя по стопам отца, Леон прослужил в армии более сорока лет и тоже завершил службу в капитанском звании. Но был в жизни Леона и недолгий период политической деятельности — с 1811 по 1814 год он входил в кабильдо Буэнос-Айреса.
Женился Леон крайне удачно — на Агустине Лопес де Осорнио, дочери одного из богатейших землевладельцев провинции Буэнос-Айрес. Принято считать, что властный характер Хуан унаследовал от своей матери.
Хуан Рохас родился 30 марта 1793 года, как сказали бы портеньос: «с тремя золотыми ложками во рту» — семейство было знатным, богатым, и к тому же он стал первенцем, основным наследником состояния.
Во время британской интервенции 1806–1807 года тринадцатилетний Хуан Рохас вступил в народное ополчение. По малолетству он не воевал, а словно парижский Гаврош только занимался доставкой боеприпасов на передовую, но все равно такая деятельность требовала большого мужества.
