Тень Феникса (СИ) - Горянов Андрей (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Антоний Струла, Жизнеописание престольного града.
— Из всех нас лишь одного тебя выделяет эта странная спонтанность действий. Отец всегда ценил продуманность и последовательность, разумные планы на жизнь и четкие цели в ней. У тебя же ничего из этого нет, и он принимает это будто бы на свой счёт. Его жажда контролировать всё вокруг иногда, признаюсь, вызывает у меня немалое раздражение, но в отношении тебя он всё-таки прав. Тебе не хватает… собранности мыслей, быть может.
Виктор сидел напротив меня, развалившись в кресле, и взгляд его был обращен к барельефам, украшавшим просторный атриум. Никогда во время разговора он не смотрел на собеседника, и потому у многих создавалось впечатление, будто человек этот презирает всех и каждого, не желая одаривать никого своим вниманием. Короткие черные волосы его местами были примяты от долгого сна, лицо опухло и покраснело, но выглядел он от этого ничуть не менее сурово, чем обычно. Брат, в отличие от меня, унаследовал почти все отцовские черты, решив однако же разбавить их чрезмерной леностью и склонностью к бесконечной праздности. Он выглядел как воин, вел себя как воин, но никогда им не был, и именно поэтому отец взял с собой в Текрон Фирмоса, а Виктора оставил здесь. В нем был недюжинный управленческий талант, но лень его всегда побеждала, заставляя временами лежать в кровати целыми неделями, с перерывами лишь на еду и туалет. Отец так и не смог извести в нем эту его черту, хоть и пытался бессчётное количество раз. В основном с помощью палки, намного реже — убеждениями. Но от этого, казалось, приступы лени Виктора только усиливались, и это был единственный раз, когда отец отступился от своей цели, попросту выселив нерадивого сына из дома с глаз долой.
— Ты знаешь уже насчет свадьбы, надо полагать?
— Свадьбы? — впервые за последний час мне довелось произнести хоть слово.
Виктор обожал пространные и длинные монологи, и потому, выслушав мою историю, пустился в очередное устное путешествие.
— Помолвка уже состоялась. Отличное празднество, надо сказать, но гостей мало. Это всё из-за войны, надо полагать.
— Теперь, надо полагать, помолвки проходят без участия одной из сторон? — передразнил я, но Виктор или не заметил или просто проигнорировал издёвку.
— Отец сам вручил кольцо невесте, и даже скрепил ваши предстоящие узы поцелуем. Не взаправдашним, разумеется. Как благословение…
— Может, он с ней еще и ложе делить будет, в таком случае?
— Не шути так, брат. Впрочем, зная нашего отца, ещё не то можно придумать.
Новость о помолвке прозвучала как гром среди ясного неба, однако я ничего не почувствовал и, наверное, даже не удивился, услышав ее. Вопрос только в том, какая была в этом необходимость в столь сложное для государства время, и почему сделано всё было без моего ведома и даже участия.
— Кто же она? — слова эти прозвучали из моих уст до удивления бесстрастно.
— Виргиния Мелий, дочь Приска, сенатора. Отец, я думаю, уже давно приметил эту юную особу, но вот теперь, когда старый Приск усилил свои позиции в сенате, он наконец решил действовать.
— Я слышал о ней. Вернее, один из моих старых учителей пророчил ее в невесты. И смотри-ка, оказался совершенно прав. Когда планируется свадьба?
— Минутное изумление, и ты уже полностью принял волю своей семьи. Я в твои годы хотя бы ради приличия показал, насколько дороги мне отцовские решения, отправившись куда подальше на пару месяцев.
— Но я — не ты.
— И вправду. Ты и любить её себя заставишь, и сам себя убедишь, будто так всегда и было.
— Не имею склонности к бессмысленным бунтам, это правда. У меня перед глазами есть отличный пример того, к чему всё это может привести.
Немигающий взгляд Виктора на мгновение остановился на мне. Расширенные зрачки его совершенно не реагировали на свет, попадающий в атриум, но это ему, кажется, нисколько не мешало. Несколько секунд он смотрел на меня, будто осмысливая услышанное, а затем неожиданно расхохотался, запрокинув назад голову.
— Ты еще ничего не понимаешь в этой жизни, — как-то грустно отозвался наконец Виктор, — а может, это я не понимаю…
С момента начала нашего разговора он становился все раздражительнее и злее. Я чувствовал, что еще немного, и он сорвется, но вместо этого Виктор как будто даже задремал. Затем встрепенулся и посмотрел на меня так, будто увидел в первый раз.
— Мне… мне очень нужно поправить одно дело, так что, извини, я тебя оставлю.
— Ничего, мне самому нужно кое-чем заняться.
Не став дожидаться ответа, я поднялся со своего кресла и направился восвояси, через минуту оказавшись уже за пределами виллы, ощущая себя разбитым и уставшим. Вокруг раскинулись вечнозеленые сады Храмовых холмов, среди которых были проложены идеально чистые улочки, украшенные множеством статуй и фонтанов, вид которых в каждый новый визит сюда заставлял моё сердце восхищенно трепетать. Здесь никогда не было грязи, нечистот, не было суеты. Одно лишь умиротворение. Лучше этого места был лишь Императорский сад, но я бывал там лишь пару раз, и то в совсем еще малом возрасте, и потому, наверное, преувеличивал его великолепие.
Вилла брата находилась настолько далеко от семейного обиталища, насколько это вообще было возможным в пределах Храмовых холмов. Он бы купил себе дом даже у Глиняных ворот, да гордость не позволила. Официально брат представлялся кем-то вроде доверенного лица или даже делового партнера, на равных долях владеющего общим делом, неофициально же отец попросту презирал Виктора, не желая того знать как собственного сына за его неподобающий образ жизни. Тем не менее, считаться с ним приходилось, и даже сам Виктор старался играть по установленным правилам, дабы «не уронить честь семьи». Получалось у него плохо, но он старался, и даже сейчас нашел в себе силы выслушать меня и даже сообщить эту нелепейшую в данных обстоятельствах новость касательно свадьбы. Быть может, мне стоило связаться с отцом напрямую, но я отчего-то не пошел на этот шаг, будто рассчитывая в посредничестве брата найти некую защиту. Я очень сомневался в том, запомнил ли он вообще моё появление, и потому даже решил наведаться к нему повторно уже завтра, но затем передумал.
В потайном ящике стола у меня лежало нераспечатанное послание Августина, достигшее меня нынешним утром. Почему-то я так и не смог решиться сорвать массивную печать с личным оттиском инквизитора, и прочесть его, решив первым делом сходить к Виктору и облегчить душу разговором с ним. Для меня в то время сложно было действовать полностью самостоятельно, и подсознательно я всё время искал одобрения своих действий, будто спрашивая: «Всё ли я правильно делаю?». От этого я чувствовал себя мальчиком на побегушках, окруженным взрослыми и умными людьми, каждый из которых не принимал меня за равного себе, но все равно и шагу не мог ступить, не получив свою порцию одобрения. Тот факт, что я вообще взялся за собственное расследование убийств, и полностью провалился на этом поприще, рассказав обо всём Августину и частично Трифону, еще больше подкосил уверенность в собственных силах.
***
В город мне удалось попасть только через четыре дня. Из-за боли в спине я ходил скособочившись и прихрамывая, опираясь на найденную в придорожной канаве палку, в результате чего какой-то сердобольный паломник, спешащий, по всей видимости, в главный храм Стафероса на покаяние, отсыпал мне целую пригоршню медных монет: до того жалко я выглядел в этих лохмотьях, хромой, грязный и иссиня-бледный от перенесенной раны. Я и сам не заметил в себе этой перемены, очнувшись будто только после этого жалкого подаяния. Деньги я сразу же отдал в общак, и через пару дней наша (конечно, на самом деле она никогда не была моей) банда нищих, как я их про себя называл, наконец смогла купить себе пропуск в нижние кварталы города, подкупив пару вигилов собранными за время пути средствами. Надо думать, средства эти оказались весьма и весьма немалыми, поскольку попрошайки эти и расхитители могил зарабатывали своим нечестным трудом на удивление много, и, в общем и целом, бродягами были по большей части лишь по собственному уразумению, нежели по нужде, поскольку дело своё знали в совершенстве, и никогда бы не заставили себя бедствовать.
