Тень Феникса (СИ) - Горянов Андрей (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

— Девять — число Чертогов, девять архангелов Антартеса, я уже не говорю о нумерологии и прочей мистике, — перечислял как бы сам для себя Альвин.

— Девять грехов, — предположил я.

— Их ведь всего семь.

— Изначально вообще шестнадцать было. Как-то мне довелось читать старые священные тексты…

— И ты молчал всё это время?

Альвин выглядел как громом пораженный, и от растерянности я даже не нашелся, что ответить.

— Официальная доктрина Церкви отменила два греха, признав каноном лишь семь из них, за которые души грешников развоплощаются и исчезают навсегда, так и не достигнув Чертогов. Было это, кажется, в четыреста сорок первом году Третей Империи, почти перед самым ее падением.

— Но откуда ты знаешь? Я никогда не слышал ни о чем подобном.

— Я как-то не придавал данному знанию особого значения, — пожав плечами, я отвел взгляд от загоревшихся лихорадочным огнем глаз Альвина, — таких изменений целое море, и они не являются секретными. До секретных бы, впрочем, меня никто не допустил.

— Что это за грехи?

— Безразличие и… предательство, кажется.

Изучению так называемой реформации веры я уделил в своей жизни буквально пару дней, потому как дело это казалось мне крайне скучным и малозначительным. Послушники изучали и Книгу и её видоизменения всю жизнь, мне же это казалось пустым времяпрепровождением, поскольку, в отличие от того же Цикуты, в Антартеса, описанного Каноном, мне верилось с трудом, и в этом плане я целиком и полностью разделял мировоззрение Альвина. Всего каких-то пятнадцать-двадцать лет назад, по словам многих из тех, кого я знал и кому мог доверять, Феникс еще являл себя миру, но вот единого мнения касательно того, как он это делал, попросту не существовало. Из всех рассказов, что мне доводилось слышать, бог больше походил на дурман, нежели на явление свыше, поскольку проявлялся в виде неясных образов и явлений, похожих на сон, приносящих невероятное удовольствие и расслабление. Являлся Антартес лишь в канун Перерождения, в середине зимы, в то время, как во всех храмах шли службы и возносились молитвы, всего на несколько минут. «Но что это были за мгновения!» — как-то поделился со мной своими ощущениями Виктор, который, похоже, так и не смог расстаться с ними и начал искать им подходящую, по его мнению, замену.

— Так банально, — после затянувшейся паузы продолжил Альвин, — девять убийств — девять смертных грехов. Может и сработать.

— Инженер, страдающей излишней набожностью и верный былым традициям церкви. Почему тогда жертв не шестнадцать, а всего девять?

— Вот оно! — как сумасшедший закричал Альвин, — Жертвы! На кресте в былые времена умирали те, кого приносили ему в жертву. Сейчас этот обычай уже забыт, но раньше подобные явления были не редкостью. Тебе ли это не знать.

— Последний раз, если мне не изменяет память, это было больше четырех сотен лет назад. Тот факт, что в твоем воображении убийства на карте образуют крест, вовсе не значит…

— Ещё как значит! — перебил меня Альвин.

На лице его читалось едва ли не божественное озарение, и я счел за лучшее промолчать, дав ему для начала высказаться.

— Убийца принес Антартесу жертвы, в этом у меня теперь не осталось сомнений. Вопрос о том, почему убитых девять, а не шестнадцать, как по мне, уже несущественен. Кровавый крест, начерченный в самом сердце империи, это, безусловно, попытка привлечь внимание Феникса, который, как многие полагают, отвернулся от своего детища, от Империи. Мы не застали ту пору, когда покровитель стаферитов являл себя, как многие полагали, воочию всем страждущим его увидеть. Н, как мне кажется, далеко не все смирились с подобной утратой.

— Ты ведь всегда отрицал его существование, с чего вдруг заговорил об этом?

— Есть лишь один бог — Творец. Антартес, вне всякого сомнения, существовал, но он не был богом, лишь иной сущностью, которую мы не можем познать, и которая исчезла теперь без следа.

— Цикута как-то сказал, что чем бог ближе, тем меньше в него верят.

— В данный момент это совершенно не важно. Не важно, что думаешь ты или я. Как размышлял и как действовал убийца — вот что важно. А он, совершенно точно тебе говорю, пытался привлечь внимание Феникса, или, быть может, воскресить его. Твой наставник, возможно, назвал убийцу демоном совершенно в ином смысле этого слова: он демон по сути своей, как карающий грешников. И потому остался нерешенным лишь один вопрос: кто из инженеров мог сотворить подобное? Это наверняка кто-то, кто не отправился воевать в Мелькат, кто-то, кто остался здесь и, более того, не обременен стенами университета.

— Почему ты думаешь, будто он как-то связан с ним? Я никогда не поверю, что получить подобные знания можно лишь в одном месте на всей земле.

— Это исключено. Большая часть знаний, которыми обладают инженеры, не являются тайной, но тот уровень, который я видел на схемах, является секретным даже для меня. Только советники и ректор обладают подобным познанием.

— Хорошо, тогда у меня другой вопрос: зачем всё делать так сложно? Не проще ли найти сотню-другую грешников среди каких-нибудь бродяг и затем устроить жертвоприношение по канонам первых империй? Распять их на крестах вдоль дороги, как делали раньше, и дело с концом.

— Вопрос хороший, но у меня недостаточно сведений, чтобы на него ответить.

— Ты либо фантазёр, либо гений, иначе и не скажешь. Совсем недавно ты утверждал, будто крест этот — едва ли не клеймо на крышке гроба империи.

— Недавно я не знал, что предательство и безразличие считались смертными грехами.

— Отчего-то мне кажется, будто в скором времени у тебя найдется теория получше. Убийцей окажется сам ректор или нечто в этом роде.

— Нельзя исключать и такую возможность.

Боль в животе, до той поры едва тревожившая меня, стала усиливаться, и мне стало тяжело сидеть. В «Эвридике» придерживались старых традиций, и можно было растянуться на ложе, передохнуть между сменой блюд. Сейчас мне как никогда хотелось именно этого, но кресло не позволяло развалиться и расслабиться, усиливая дискомфорт. Меня мучили сомнения и неопределенность, среди которых затесалась и эта сводящая с ума боль, и деться от всего этого мне было попросту некуда.

— Выглядишь совсем плохо, — заметив моё состояние, Альвин, наконец, стряхнул с себя задумчивый вид.

— Да.

— Пойдем, тебе нужно ко врачу. Я отправлю весточку в родительский дом, и они пришлют своего.

— Куда пойдем? Мне не стоит пока появляться у себя.

— Снимем апартаменты в какой-нибудь стабуле неподалёку.

Я не стал спорить, поскольку чувствовал себя очень и очень плохо, подсознательно ожидая повторения тех ужасов, что мне уже довелось пережить в безымянном постоялом дворе под Стаферосом. Альвин расплатился за обед и велел распорядиться насчет паланкина, но я уже ничего этого не видел и не слышал, целиком сосредоточившись на комке боли, поселившемся, казалось, на веки вечные в моём животе. Отрывочно помню, как мне помогали выйти и как усаживали в ложе паланкина. Альвин прибыл верхом, и потому весь путь до выбранного им места он ехал рядом, пытаясь разговаривать со мной, впрочем, безрезультатно, поскольку я уже совершенно ничего не соображал и лишь лежал, свернувшись в клубок и слабо стонал. В конце концов, я потерял сознание.

Глава 10

Ещё относительно недавно боевые инженеры империи именовались волшебниками, занимались непонятно чем и были крайне разобщены. Большинство из них, впрочем, не доживало до зрелого возраста, в силу непонимания того дара, которым их наделил Творец, остальные же, кому повезло выжить, предпочитали никогда не связываться с «волшбой». Системный подход к изучению природы наших способностей и окружающего мира позволил создать единственный в мире университет, занимающийся подготовкой специалистов в области военной инженерии, а также специалистов гражданских специальностей. И сегодня я с гордостью могу сказать, что за тридцать лет нашей работы мы смогли снизить смертность среди студентов с восьмидесяти процентов до тридцати пяти.