Ветер моих фантазий (СИ) - Свительская Елена Юрьевна (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
Глава 4.2
— А похожи… — озадаченно отметил Виталий, проследив за моим взглядом.
Тонкая рука с длинными худыми пальцами потянулась к и без того встрепанным криво обрезанным волосам. На указательном пальце блеснуло кольцо — китайский дракон между двух шипов.
— Эхм… А, кажись, у Ки Ра такого не было? — задумчиво добавил мой друг.
Запоздало заметила, что у этого парня несколько прядок выкрашено не в синий, а в красный цвет. Опять китайцы с их странной модой!
Поскольку рядом был только Виталий, я могла озвучить свои мысли. А вот на Леру как красная тряпка на быка действовала одна лишь фраза что «китайцы все на одно лицо», а уж за критику их нынешней моды подруга и вовсе могла в клочья порвать.
Виталий долго разглядывал того незнакомца. Еще внимательнее даже, чем я. Потом, помрачнев, отвернулся от него. И у меня спросил серьезно:
— Что нового у тебя? — парень опять посмотрел на часы, но торопить меня не стал. Видимо, время до кино еще было.
— Шикарная идея!
— Вау! И о чем?
— Обезьяны произошли от людей! А также кроманьонцы и неандертальцы!
— Хм… — парень задумчиво подпер подбородок рукой. И как-то слишком серьезно посмотрел на меня.
Прикидывает, что ли, пора меня уже сдавать в психушку или рано еще, вдруг обойдется?..
— Но позвольте!.. — подскочил из кресла заднего столика молодой мужчина, — Согласно теории, кроманьонцы — это наши с вами прародители. Люди, то есть. Да и я впервые слышу, чтоб обезьяны произошли от людей, а не наоборот. Где вы такое вычитали?
— Альтернативная история допускает такую мысль. Вполне.
— Но где доказательства?! — он был в шоке.
— Вы историк?
— Эм… да… — он чуть смутился, потом приосанился, — Археолог.
— А я — фантаст.
— А-а-а… — презрительно протянул незнакомец.
Тьфу, блин! Достали! Писатель, это, что ли, несерьезно?! А историк — серьезно. Ну-ну. Вам хотя бы платят чаще, чем писателям. Но мы трудимся больше, даже в ночную смену. А днем учимся или работаем!
— Типа, это такая мутация? — друг намеренно повысил градус видимого интереса, полностью игнорируя незваного собеседника.
— Именно! Причем, кажется, что к их появлению был причастен создатель… вот тут я точно не знаю… Те люди в аквариуме — это были трупы или гомункулы? Или клоны?.. — задумчиво протерла подбородок, — Надо подумать.
— Ты ж вроде готовила постапокалипсис?
— Было дело, — теперь и я смутилась.
Потому что еще пару месяцев назад была одержима другой книгой. О погибшей цивилизации и немногих выживших.
— Как там ее… «Последний влюбленный»?..
— Ага, — просияла, вспомнив про заветный файл.
— А почему последний-то? — недоуменно уточнил Виталий, — В ее жизни? Или типа последний из могикан?
— Последний во все мире!
— Типа, всех зарезала?
— Не, ты что! Акио была добрая!
— Значит, все погибли?
— Нет, немного людей выжило. Акио, Алексантр…
Почему-то взгляд мой невольно скользнул на следующий столик. И я обнаружила, что в этот самый миг незнакомый китаец как-то странно на меня смотрит. Чуть прищурившись. Эхм, недоуменно даже? Хотя, может, и не китаец. Это надо у Леры спрашивать. Она спец. Она отличит китайца хоть от японца, хоть от корейца. Знаток чтения по лицам — уже сколько дорам перевидала за несколько лет! И даже временами отличает корейцев, снимающихся в японских дорамах, или обнаруживает, что в той китайской дораме снимался японец, еще до того, как пойдет перечитывать про актерский состав и национальность актеров. Короче, знаток. Но, увы, это не ко мне. Вот она бы с этого азиата глаз не сводила. Она и так на азиатов долго смотрит, замучилась ее уже от южан оттаскивать: они эти долгие взгляды порою совсем не правильно понимают. Хотя странно, что на нашего нового студента по обмену она особо не смотрела.
— Ешь быстрее. Оно скоро отойдет в мир иной, — Виталик мрачно кивнул на две крохи мороженного, плавающие в растаявшей жиже.
— Ой, прости! — смутилась.
— А я вот не понимаю, чего люди нашли в этом жанре? — отозвались со столика сзади.
Мы историка нагло проигнорировали. Но он намека не понял и не унялся:
— Эти разрушающиеся здания… бесчисленные фильмы от катастрофах… Следить за отчаянием и муками немногих выживших… что в этом интересного?
— Типа уроки ОБЖ, — сострил мой друг, — Что делать в трудной ситуации.
— Да так уж и полезно убивать всех?
— Выживает сильнейший — сие есть закон джунглей, — парень назидательно поднял указательный палец.
— Но мы-то с вами не в джунглях живем, а среди людей, — проворчал археолог.
— Вы так в этом уверены?..
— Я предпочитаю верить в людей. Как сказал Федор Достоевский: «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
Вздохнув, закончила:
— «А ведь они все только над этой верой-то моей и смеются».
— О, вы читали Достоевского? — оживился мужчина.
Это мой любимый писатель! Ну, точнее, один из любимых. Но сознаться в том, что я добровольно и вполне сознательно, даже не под дулом пистолета, читала многие из произведений Достоевского, я не решилась. А то этот философ может приклеиться к нам надолго. Испортит наши дружеские посиделки. Которые со стороны даже напоминают свидание. А то когда еще у меня что-то серьезное в жизни будет?..
— А вот вы, как писатель… вы признались, что вы пишите. Чем вам нравится описывать катастрофы? Вы упомянули, что пишите что-то в этом жанре.
Так… он там весь наш диалог сидел и подслушивал?!
Мне стало не по себе. Вздохнув, оглянулась на молодого русского мужчину. Тот внимательно и серьезно смотрел на меня.
— Если честно, мне не нравится описывать гибель людей.
— Тогда зачем вы это пишите?
Пожала плечами, добавила:
— Они сами приходят. Все эти истории.
— Так что вам мешает переделать концовку? Что кто-то успел спасти мир?
— Во-первых, герои, спасающие мир, причем, благополучно, это уже слишком избитый сюжет. Во-вторых, истории бывают двух видов: одни приходят такими, как есть, и я чувствую, что не могу их поменять. Другие — могу.
— Да какая разница? — недоуменно уточнил ученый, — Вы берете ручку, водите по бумаге. Можете в любой момент вычеркнуть строку или вырвать лист. Если набираете текст на компьютере — еще проще. Секунда на выделение, секунда на удаление.
Ну, с этой точки зрения все просто. Раз — вычеркнул несколько строк, удалил страницы. И мир спасен. И герои живы.
Но… иногда бывают такие истории, что я чувствую, что я так не могу. Они… они приходят сами. Я не являюсь богом, который творит описанный в них мир. Я могу только наблюдать. Но не могу вмешаться. Иначе все рассыплется. Не будет всей этой картины, всего этого сюжета…
А есть истории, в которых я могу самоуправствовать от корки до корки, гонять героев куда угодно и как угодно, сколько угодно вмешиваться в судьбы их миров. И…
И я не знаю, почему так! Просто есть истории, которые приходят сами, как будто извне, уже готовые, и истории, которые я сама сочиняю. Но… я не знаю, как объяснить это людям! Например, вот этому любопытному историку! Это звучит как бред… что эти истории приходят ко мне сами, я их вижу, я их записываю, но изменить в них ничего не могу.
Нет, я, если честно, как-то пару раз пробовала. Вот с тем самым «Последним влюбленным», к примеру. Но такое ощущение было… странное… будто картинка пропала. Та, что я ощущала и видела где-то внутри меня, то ли в душе, то ли в мозгу, то ли внутренним зрением, короче, внутри меня. Все разрушилось. Я уже не видела этой истории. И, бывало, не могла уже убедительно прописать дальнейшее поведение героев. История становилась какой-то блеклой…
А, ладно, успокойся, Александра! Ты уже заметила, что писатели — люди особые, местами чудики, местами — даже чудики махровые. И что толку объяснять любопытствующим?.. Есть я, и есть мои истории, а еще есть истории, которые я просто записываю.
