Крылья (СИ) - Славина Ирена (книги без сокращений TXT) 📗
Есть Лика не хотела, так что я избавил нас от взаимных препирательств, пообещав ответ на любой заданный вопрос, если она толком поест. Она, комкая в руках салфетку, предупредила, что её вопрос мне не понравится. Так оно и вышло.
— Кажется, сегодня утром ты заговорил с Изабеллой на другом языке? Что это был за язык, и когда ты успел... — неуверенно начала она.
Наверное, если бы Земля слетела со своей оси, или начался Армагеддон, или нас с ней забросило бы на необитаемый остров, где мы вынуждены были бы провести вдвоем остаток жизни, — то тогда я смог бы рассказать всё, как есть. Мол, видишь ли, я — потомок древнего рода, который говорит на латыни, живёт, как король, и чьи предки когда-то прогневили злую колдунью. Она бы не поверила, но это уже не имело бы никакого значения.
Но ввиду отсутствия Армагеддона и необитаемого острова я мог сказать совсем мало. Совсем чуть-чуть.
— Это латынь.
— Латынь? Ты шутишь? — забормотала она, изумлённо хлопая ресницами.
«Шутки закончились, Лика. Еще пятьсот лет назад».
***
Я заметил разбитую машину в кювете и узнал в ней ту самую серебристую хонду, которая обогнала нас минут пятнадцать назад. Рядом стоял видавший виды пикап, видимо, первый случайный свидетель. Дождь лил так, что дальше трёх метров ничего не было видно... Здоровяк в косухе и в кепке с надписью «ЧАК», — как выяснилось позже, водитель пикапа, — пытался выломать дверь развалившегося седана и, в тот момент, когда я подошел к нему, ему это почти удалось. Второй — мужик со здоровенным рассечением на лбу и лицом, залитым кровью, — видимо, один из пассажиров развороченной машины, — пытался отломать вторую дверь. Я вскрыл капот и отключил аккумулятор. «Чак» наконец сковырнул дверь, которая теперь была похожа на вывернутую жабру дохлой серебристой рыбы, и нырнул головой в салон.
— Как он? — подошел я.
— Кажется... Ох, — отшатнулся Чак.
Голова водителя все глубже и глубже проваливалась в залитую кровью воздушную подушку, которая медленно сдувалась из-за каких-то невидимых повреждений. Я вжал пальцы в его сонную артерию. Ничего. Мертвая тишина.
Я перегнулся через труп и потянулся к женщине. Её подушка была цела. Светлые волосы, вперемешку с кровью, ноги, сдавленные покорёженным железом, безжизненные руки. Пульс. Есть пульс.
— Скорую вызвал?
— Ага, — буркнул Чак.
В этот момент мужик с рассечением открыл вторую дверь:
— Инга! Помогите!
Я обошел машину, оттеснил его и заглянул в салон. На полу под женщиной растекалась лужа крови. Металл раздробил ей обе ноги. Я прошелся пальцами по её позвоночнику: в грудном отделе либо основательное смещение, либо перелом.
— Инга... Её нужно достать, — всхлипнул её приятель.
— Что случилось? — спросил я.
— Я н-не знаю... Миха, её брат, б-был за рулем. Её всегда укачивает, и она села впереди. Я был сзади. Я в пор-рядке... Она моя жена.
— Иди-ка сюда, — позвал я его. — Нужно остановить кровь. Обхвати верхнюю часть бедра пальцами. Дави сюда, так сильно, как сможешь.
— Её нужно достать, — снова захрипел он.
— Не нужно, — перебил его я.
Он посмотрел на меня безумными пустыми глазами и снова взялся за своё:
— Ты офонарел?! Она не должна быть тут! Её нужно вытащить и...
— Её не нужно вытаскивать. Если конечно хочешь, чтоб она дожила до приезда скорой. Всё, что сейчас нужно — остановить кровотечение.
— Машина может загореться, — не унимался он. — Т-тела нужно вытаскивать. Я её муж и я решаю. Отвали-ка.
Мужик вскочил и как только он отнял руки от её бедра, из надорванных артерий с новой силой начала хлестать кровь. Ну и придурок...
— Эй, он дело говорит, — кивнул в мою сторону Чак, который все это время мялся в стороне, зелёный от подкатывающей тошноты.
— Пошли все нахрен! — взорвался мужик. — Ей там не место!
Я схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул.
— Слушай, у неё переломы обеих ног, и, похоже, есть травмы таза и позвоночника. Если ты оставишь её на месте, то машину разрежут и через годик твоя Инга будет, как новенькая. Если будешь тянуть её за руки-ноги, то сделаешь свою жену инвалидом, и она больше никогда не сделает ни шага. Так понятней?
Это случается сплошь и рядом: ты думаешь, что спасаешь человека, а на самом деле убиваешь его. Особенно в этом преуспели влюблённые. Влюблённые всегда ведут себя хуже всех. Хуже самых отчаянных паникеров. Влюблённые — безумные.
— Что делать? — подсел Чак.
— Придержать кровотечение и больше ничего. Надави на эти точки...
— Больно, — еле слышно простонала женщина.
— И говорить с ней, — кивнул я её мужу, который снова ринулся к ней, как поезд, едва заслышал её голос.
Вдалеке запульсировал слабый звук сирен. Я оглянулся и сквозь сплошную решётку дождевых струй разглядел, как Лика вылезает из машины и бежит ко мне. Этого ещё не хватало.
***
Мокрую и продрогшую, я втащил её обратно в машину. Включил кондиционер. Градусник показывал, что за окном всего плюс десять по Цельсию. Невероятно скупо как для апреля.
— Посмотри на себя, ты же промокла насквозь. Едем спасать мать, а по дороге угробим дочь, раздевайся.
Я протянул ей свой джемпер — последнюю сухую вещь, которая осталась в нашем распоряжении, не считая моей куртки. Но она не взяла его.
— На себя посмотри, — буркнула она. — Моя футболка скоро высохнет.
— Даже не спорь.
— И вообще, с чего вдруг такая забота? — заартачилась она. — Интересно послушать.
— Интересно послушать, с какой стати ты понеслась за мной следом. Я же просил...
— Волновалась за тебя! — выпалила она, её глаза сияли голубым электричеством.
Я посмотрел на нее, пытаясь унять странное оцепенение. «Волновалась за тебя», — именно эти слова сказала мне Катрина, когда я объявился после внезапного исчезновения. «Я волновалась за тебя», — сказала она и расплакалась, обвивая руками мою шею. Тогда я едва сдержал потрясённую ухмылку, видя человека, сгорающего в любовной горячке. Сейчас мне было не до смеха.
— Вот и я волнуюсь за тебя, — сказал я и протянул ей джемпер. На этот раз она взяла его.
Я вслушивался в нарастающий вой сирен и не понимал, то ли это приближающаяся карета скорой, то ли моя собственная внутренняя сигнализация, запрещающая мне сближаться с девушками, которая за последние сутки срывалась подозрительно часто...
В бардачке звякнул телефон. Я вытащил его и долго разглядывал новое информационное сообщение: «Датчик номер TN0641677 активирован». Очередная птичка только что влезла лапкой в лужу и активировала свой маячок? Или... Лика стягивала насквозь промокшую куртку — ту самую, в кармане которой я оставил ей gps-наклейку с посланием. Теперь она намокла и включилась в систему слежения.
Что ж, теперь пока «записка» будет в куртке, а куртка — на её плечах, я буду знать, где она находится. Впрочем, я был уверен, что очень скоро содержимое её карманов будет пересмотрено и клочок странной бумаги с потёкшими чернилами отправится в мусорное ведро. И бог с ним. Я не собирался следить за этой пташкой.
Лика кое-как разделалась с курткой и принялась за футболку. Я отвернулся.
— Готово, — робко сказала она.
На это стоило посмотреть. Лика. В моём джемпере. На голое тело. Слишком велик для неё... Она попыталась подтянуть рукава, и в это время ткань сползла с её плеча, обнажая светлую кожу, слегка покрытую позолотой весеннего загара. О небо, мне лучше не смотреть на неё, если я планирую довести её до дома в целости и сохранности...
— Тепло?
Лика смущенно кивнула в ответ. Я с трудом оторвал от неё взгляд и взялся за свою мокрую футболку.
«У неё нет парня. Никогда не было. Никто не видел её в таком виде, как ты видишь сейчас. Иначе бы я знал. И свернул ему шею», — чужой голос снова вторгся в моё сознание.
«Доброе утро, Феликс», — мысленно ответил я.
***
Я остановил машину у невысокой кирпичной ограды в пригороде Симферополя. Монотонный гул остаточных реакций усилился, когда я увидел крышу дома, утопающую в зелени сада. Быстрые картинки в голове начали сменять одна другую — я катаюсь на качелях, я бросаю мяч толстолапому щенку, я тискаю какую-то девчонку под ветвями раскидистого дерева... Похоже, что именно здесь прошли детство и юность Феликса.
