Крылья (СИ) - Славина Ирена (книги без сокращений TXT) 📗
Этот дом разбудил во мне демона.
Ступени деревянной лестницы начали скрипеть под тяжестью моего веса. Я повернул в узкий коридор и заглянул в первую попавшуюся комнату. Легкий всплеск остаточных реакций: комната Анны. Большая, с окном, завешенным шторами темно-вишневого цвета, белая орхидея на столике возле кровати, резная рама зеркала, мебель из тёмного дерева. Странно, в обрывках воспоминаний, которые подбрасывал мне мозг, эта комната была совсем другой — такой же светлой и воздушной, как и сама Анна. Видимо, в траур по сыну она решила нарядить не только себя, но и комнату.
Вторая дверь открылась с настороженным скрипом. Словно была хранителем этой комнаты и не собиралась никого сюда впускать. Комната Феликса. Наглухо задёрнутые жалюзи, мебель, покрытая пленкой, всюду ящики и коробки. Видимо, весь этот хлам вот-вот должен был отправится на чердак. Здесь нашлось то, что мне нужно, — большая кровать, но она была покрыта слоем полиэтилена, как какой-то музейный экспонат, уже не предназначенный для бытового использования. Прочь отсюда.
Дальше по коридору. Может быть, здесь есть что-то вроде комнаты для гостей или... Я остановился перед дверью из светлого дерева, взялся за ручку и в ту же секунду отдёрнул руку, словно та была раскалённой. Комната Лики. Я вдруг ясно вспомнил, как она выглядит, в мельчайших деталях. Вспомнил так, будто был здесь только вчера. «Интересно, как часто Феликс захаживал сюда», — подумал я, и эта мысль отдалась необъяснимой болью в висках.
«Часто. Ты был здесь часто, — отозвалось что-то внутри меня. — Так часто, что смог бы нарисовать эту комнату с фотографической точностью. Включая узор паркетных досок и надписи на корешках книг».
Именно поэтому мне больше не хотелось входить сюда. В этой комнате было слишком много вещей, которые заставили бы меня заново узнать то, что я не хотел знать. Я сделал шаг назад и приготовился продолжить путь по коридору, но мой взгляд зацепился за странный крохотный предмет, прицепившийся к поверхности двери. Кажется, кнопка. Обычная маленькая кнопка, пригвоздившая к дереву кусочек бумаги. Похоже, что когда-то на двери висел бумажный пла...
Меня вдруг повело. Как после стакана виски. Я уперся ладонью в дверь, чтобы не потерять равновесие.
***
— Фил?
Макс толкает меня в бок. Он всё не может забыть, как дико я упоролся в прошлый раз, так что сегодня он на стрёме.
— Ништяк, — киваю я, — налей еще, а?
Передо мной стол, уставленный бутылками и пластиковыми стаканами, заваленный объедками и растерзанными сигаретными пачками. Я разравниваю пластиковой картой тонкую дорожку кокса. Оттягиваемся в гостиной моего дома. Мать куда-то укатила, Лика дома, но заперлась в своей комнате, мы с пацанами, шесть человек, тянем пыль.
— Твоя малая не сунется сюда? — Карпов, мелкий, щуплый штрих с круглыми рыбьими глазками, наполняет мой стакан до краев.
— Кто?
— Ну эта твоя сестра...
— Она мне не сестра, сколько раз повторять, — раздраженно фыркаю я.
— Да по барабану, главное чтоб рыло сюда не совала, — ухмыляется Карп.
— Да не будет она сюда соваться, — опрокидываю стакан в горло. — Хотя если б сунулась, я был бы не против.
Карп толкает меня в бок, пацаны хрипло смеются.
— Кажется, она очкует, такие глазёнки выкатила, когда мы сюда завалили.
— Да она вообще ещё девочка, конечно очкует, — ухмыляюсь. — Шестнадцать только.
— Ничего так куколка. Я бы порезвился, — скалится Вано, светловолосый, хитро стриженый типок, бледный, как смерть. Никогда мне не нравился, отморозок.
Я сжимаю в руке пластиковый стакан, и он с хрустом ломается.
— А на следующий день я бы выпустил тебе кишки, — ровно говорю я, наблюдая за тем, как угасает кривая ухмылка на лице Вано.
— Фил, ты чё, втюхался в неё что ли? — нервно хихикает Карп.
— Давай уже тяни, — встревает Макс, пытаясь переменить тему. Он боится, что я начну психовать. Он единственный из всех присутствующих знает, чего мне стоит держать себя в руках, когда речь заходит о моей сводной...
Но у Карпа очень плохо с инстинктом самосохранения:
— Это ей ты подыскивал презент в парфюмерной лавке? Там моя тёлка работает, говорила, ты два часа шарился по магазу, пока наконец не выбрал флакончик, — треплется Карп. — Собираешься уложить её в койку, а, Фил?
— Какое твоё дело, рыба? — снова встревает Макс.
Его прямо-таки мамская опека начинает действовать мне на нервы. Но Макс не зря волнуется, потому что я готов схватить вилку со стола, воткнуть её Карпу в глаз и провернуть разок.
— Попозже. Когда подрастет, — пытаюсь свернуть тему, втягиваю дорожку.
— Ага, губу закатай, бро, — смех вперемешку с кашлем.
Поднимаю глаза и встречаюсь с покрасневшей рожей Урсуленко. Все зовут его просто Урсус. Его лучшая черта — и она же худшая — он всегда говорит то, что думает, и не особенно заботится о последствиях.
— Не уложишь, Филя. Она — мясо особого сорта. Скорее выпрыгнет в окно, чем позволит тебе притронуться к ней. Твой удел — подзаборные курочки в прозрачных кофточках.
Я перегибаюсь через стол, роняя на пол стекло и пластик, и отвешиваю Урсусу оплеуху. Макс хватает меня за руку, Урсус шарахается в сторону, не переставая лыбиться.
— Идем покурим, — тянет меня за руку Макс.
— Отвали, а? — отталкиваю я его и вываливаю из гостиной.
Меня слегка пошатывает, кока с водкой наполняют голову сладким туманом. Достаю пачку, подкуриваю сигарету, выпадает из пальцев. Подкуриваю вторую, рот наполняется табачной горечью. Красная рожа Урсуленко все еще колышется перед глазами, его слова саднят в подкорке:
«Она скорее выпрыгнет в окно, чем позволит тебе притронуться к ней...»
«Она — мясо особого сорта...»
«Она скорее выпрыгнет в окно...»
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, голоса приятелей, сидящих в гостиной, становятся глуше. Тихо иду по коридору, ковер топит шаги. Останавливаюсь перед дверью Лики.
Я знаю, что между ней и мной — кусок дерева в пять сантиметров. Кусок дерева и непреодолимая стена отчуждения: она побаивается меня и есть за что. Даже если я сломаю дверь, то ничего не смогу сделать с её представлением обо мне, разъединяющим нас, как лезвие ножа. Даже если я буду дарить ей подарки, она вряд ли перестанет шарахаться от меня. Почему я не потерял голову от какой-нибудь «подзаборной курочки»? Почему именно эта наивная канарейка, никогда не пробовавшая наркотиков и парней, так стала мне поперек горла? Да, у нее лицо ангела, да, у неё обалденная задница и грудь, я мог бы опоить её и пользоваться ею всю ночь или даже не одну ночь, но... Но это не совсем то, чего я хотел бы.
Только сейчас я замечаю, что на её дверь прилеплен плакат с каким-то татуированным чмырем. Даже этот типок, который прославился лишь тем, что умеет бездарно орать в микрофон, — привлекает её больше, чем я. Даже этот...
Я сую в рот еще одну сигарету и чиркаю зажигалкой. Смотрю на плакат. Смотрю и ничего не вижу от расползающейся перед глазами пульсирующей красной пелены. В две секунды срываю плакат с двери, тонкий язык огня перебирается из пасти зажигалки на обрывок глянцевой бумаги. Скручивающиеся, обугливающиеся куски опадают на пол. Я могу сделать то же самое с дверью. Я могу открыть эту дверь на раз-два и зажать Лике рот раньше, чем она начнет верещать. Конечно я слегка пьян и упорот, но неужели она думает, что этот штрих с её плаката ведет радикально другой образ жизни, не напивается и не нюхает снег?
Да, она будет сопротивляться, но вряд ли расскажет кому-нибудь о случившемся. Вряд ли у неё хватит духу сдать ментам сыночка своей любимой мачехи, своего ПОЧТИ-ЧТО-БРАТА, так что у меня будет время успокоить её и убедить, что ничего страшного не произошло. Может быть, ей даже понравится, и она захочет и дальше...
