Крылья (СИ) - Славина Ирена (книги без сокращений TXT) 📗
Лика не спешила выходить, явно пытаясь справиться с очередным приступом паники. Я хотел было взять её за руку и успокоить, но что-то подсказывало мне, что это будет равнозначно попытке потушить пожар горстью углей.
— Феликс, — наконец решилась она. — Я бы хотела чтобы ты постарался найти нужные слова. Она столько пережила. И мне трудно представить, что с ней будет, когда она поймет, что ты ничего не помнишь о ней и не собираешься оставаться. Поэтому, бога ради, попытайся...
«Инструктаж по основам милосердия, — мысленно улыбнулся я. — Eё любовь к этой женщине просто не знает границ...»
— И еще... наверное мы больше никогда не увидимся, но знай, что я больше не злюсь и даже рада за тебя. Рада, что у тебя есть новый дом и семья. Ты так изменился после потери памяти, что я — несмотря на ту жуткую цену, которую мы все заплатили, — рада, что всё сложилось именно так.
Это было прощание. Заочное прощание, на которое она шла с грустью, но гордо поднятой головой. Теперь мне захотелось взять её за руку не ради утешения, а ради самого прикосновения. Впервые за всё время обитания в этом теле я не мог понять, моё ли это желание или это реакции мозга Феликса. Но она опередила меня. Выпорхнув из машины, она протянула мне хрупкую, но такую решительную руку, сжала мои пальцы и увлекла за собой к двери, украшенной пасхальным венком.
***
Я был готов к тому что сейчас она откроет дверь, и на меня обрушится торнадо чужих воспоминаний. Я был готов к тому, что каждая доска в паркете пола, каждый завиток в рисунке обоев будет щекотать мне нервы. Но лицо женщины, которая вошла в гостиную, заслышав голос Лики, оказалось тем, против чего у меня не было ни оружия, ни иммунитета. Один взгляд на неё мгновенно выбил меня из седла.
Перед глазами со скоростью двадцать пять кадров в секунду замелькали картинки, на которых была изображена она, она, она, она, в разной одежде, с разным цветом волос, в разных декорациях, но с неизменно теплым взглядом и ободряющей улыбкой. Я видел картинки пяти, десяти и пятнадцатилетней давности: она протягивает мне деньги на карманные расходы, она льет прозрачную пузырящуюся жидкость на мое ободранное колено, она складывает мои книги в школьный рюкзак, она смеется, она зовет меня, она что-то рассказывает, она обнимает, она...
Её слабые руки сомкнулись на моей шее. Я прижал её к себе, отказываясь слушать вопли разума, который настаивал, что чем крепче я обнимаю ее, тем сложнее мне будет убедить её потом, что я не могу, не хочу и не должен больше оставаться в этом доме. Все, чего мне хотелось в тот момент, — замереть в кольце этих измученных рук и рассматривать шевелящиеся в мозгу кадры из чужой, но такой волнительной жизни.
Гильотина чужой памяти.
Инквизиция прошлого.
Невыносимая, невыносимая боль.
Её руки начали сползать с моих плеч, я приготовился выпустить её и вдруг понял, что её голова вот-вот скатится с моего плеча вслед за руками, что она не стоит на ногах, не шевелится и не дышит.
Мне не удалось привести её в чувство. Её кожа стала белой и влажной, руки заледенели, пульс вытянулся в нитку. Я ринулся в машину за аптечкой.
***
Так и есть: иногда ты бросаешься спасать человека, не подозревая о том, что на самом деле убиваешь его... Что если я ошибся, решив, что эта поездка может иметь счастливое и логичное завершение? О боги, я не смогу ждать до завтра, чтобы всё ей объяснить. А даже если бы смог задержаться, то что? Второпях поговорил бы с ней в больничной палате и поминай как звали? Эта женщина точно не в подходящем состоянии для подобных разговоров... Ч-чёрт... «Да матушка скорее застрелится, чем отпустит тебя, — вклинился внутренний голос. — Как ни крути, ты влип. И так хреново и этак».
Решение пришло само: в аптечке, рядом с Тенектеплазой, которая должна была восстановить кровоток, лежал шприц с Силентиумом и сам просился в руку.
Я поверну время вспять и заберу у Анны память последних часов. А потом мы вернёмся к развилке и выберем другой путь. «Я вернусь. Вернусь и расскажу тебе, что случилось с твоим сыном, слышишь Анна?»
Рядом на колени опустилась Лика:
— Скажи, что ты знаешь, что нужно делать.
Я встряхнул шприцы и сделал инъекции. Дело за малым: суметь распрощаться с этой бесстрашной девушкой, которой хватило убедительности и харизмы затащить меня сюда... Я посмотрел на Лику: окаменевшее лицо, две мокрые дорожки на щеках, глаза полные отчаяния. Она сидела рядом и держала Анну за руку. Эта женщина потеряла сына, но её зарёванный ангел-хранитель по-прежнему был рядом.
***
Скорая приехала быстро. Мне удалось придержать Анну на этом свете, правда, в сознание она так и не пришла.
— Её сын чуть не убил её, а я едва не закончила начатое, — всхлипнула Лика, когда мы сели в мою машину и помчали вслед за скорой. — Если бы я была внимательней к знакам судьбы, то этого бы не случилось.
Кажется, она на полном серьезе корила себя за то, что не обратила внимание на нарисованное разбитое сердце в туалете придорожного кафе. Я не смог сдержать улыбки. Наивная вера в «судьбу» так не вязалась с её ясным умом и железобетонным упорством.
— Нет никакой иной судьбы кроме той, что творится в данный момент. Если во всём искать знаки, то очень сложно будет думать головой и принимать разумные решения, — кажется, в моих нравоучениях было больше отца, чем меня самого.
— Неужели в твоей жизни никогда не случалось чего-то, что можно было бы назвать знаком свыше? — насупилась она. — Никакой мистики?
— Нет, — уверенно ответил я.
Разве что девушка, упавшая под колеса моей машины, — оказалась объектом вожделения прежнего владельца.
Разве что, вопреки всем разумным доводам, я не смог закончить знакомство на том самом месте, где оно началось.
Разве что все эти мыслимые и немыслимые обстоятельства, выскакивающие, как зайцы из цилиндра иллюзиониста, приведшие меня в этот город и теперь мешающие покинуть его.
А в остальном, конечно, никакой мистики и никаких знаков. «Никаких», — повторял я себе снова и снова, но вряд ли это звучало убедительно.
***
— Феликс, — повернулась ко мне Лика, когда мы покинули клинику, — ты не представляешь, как я... благодарна. Хотя нет, «благодарна» — это слишком слабое слово. Я не могу дождаться завтрашнего дня, когда мы поедем к Анне и я расскажу ей, какой же ты теперь... невероят...
«Говори, — приказал себе я. — Напомни ей, что уезжаешь». Но как только я открыл рот, её телефон начал реветь хуже сирены — очередной заяц из цилиндра, толстый и упитанный. Кажется, я даже ждал его.
— Через полчаса у нас большая контрольная. По математике, — выпалила она, и по её лицу я понял, что она намерена там присутствовать. Невероятно, если после всего случившегося она в состоянии высчитывать интегралы, то ей можно как минимум отсылать резюме в WideBack Inc, на должность агента спецназа...
— Так что ты хотел сказать? — долетело до меня.
— Это подождет, — ответил я, с трудом веря самому себе.
«Что значит «подождет»? — рявкнул мой здравый смысл. — Ты в своём уме? Собираешься ждать, пока она не вернётся из школы? Проваливай отсюда. Больше здесь делать нечего. Скажи ей всё, как есть. Отправляйся в аэропорт и купи билет на ближайший самолет. Давай. Скажи, что ты уезжаешь!»
— Тебя подбросить до школы?
***
Я смотрел ей вслед и сжимал в ладони связку ключей. Лика бежала к автобусной остановке, комично перепрыгивая лужи. Она предложила мне вернуться в дом — в тот самый дом, который мы покинули всего несколько часов назад в такой стремительной безоглядной спешке — отоспаться, высушить одежду и немного прийти в себя. И это предложение пришлось мне по душе: я не спал уже больше суток. Тело пока неплохо реагировало на кофеиновый кнут, но к чему крайности, если в моем распоряжении тихий дом и ровная кровать?
Ключ повернулся в замке, дверь открылась.
Все что меня интересовало — подходящая горизонтальная поверхность, на которой можно было бы провести ближайшие два-три часа. С этим были проблемы. Максимум, что смогла предложить мне гостиная, — небольшой диван, на котором мне пришлось бы сложиться вдвое. Возможно, на втором этаже есть подходящая комната с подходящей кроватью. Но если бы я мог вообразить себе хотя бы сотую часть всего, что на меня вот-вот свалится, — я бы просто растянулся на полу в гостиной. Или — еще разумней — вернулся бы в машину.
