Крылья (СИ) - Славина Ирена (книги без сокращений TXT) 📗
Нет. Я хочу, чтобы она помнила всё.
Так же ясно, как это запомню я.
***
Я гнал машину к аэропорту. Езда по ночным городам всегда завораживала меня. Но не в этот раз. Перед глазами плыло нежное умиротворенное лицо, сияющая в темноте кожа, крепко сомкнутые веки, два полукруга ресниц, отбрасывающих на скулы изогнутые тени... Второй раз я видел её спящей. Второй раз и последний.
Мой запас кофеина был на нуле. Усталость, которая все это время только робко топталась на пороге, теперь решительно ломилась в дверь. А поверх усталости стелилось тяжелое лоскутное одеяло из воспоминаний уходящего дня: только сейчас я осознал, сколько всего произошло и что именно произошло.
Я встретил девушку, в которую был влюблен донор моего тела.
Ей понадобилось меньше двух суток, чтобы воскресить во мне всё, что до этого упорно скрывалось в подсознании.
То, что скрывалось в подсознании, — было хуже самого изощренного ночного кошмара: термоядерная смесь нежности, вожделения и желания обладать этой девушкой любой ценой.
Но самое неудобное и пугающее заключалось в другом: я не мог разобраться, где заканчиваются остаточные реакции мозга и начинаются мои собственные желания: это Феликс хотел прикоснуться к ней, когда она спускалась по ступенькам школы, или я? Это ему хотелось убить всех, кто угрожал ей, или это было уже моим желанием? И, наконец, это он сейчас так рвался к ней, или это я сам едва-едва сдерживал себя, чтобы не повернуть обратно?
Мысль вернуться в дом, дождаться утра и встретиться с ней взглядом, когда она проснётся, — о, даже райское яблоко вряд ли было столь соблазнительным... «Что если задержаться на еще один день? Всего на один день дольше, чем ты планировал? В конце концов, можно не возвращаться в этот нафаршированный воспоминаниями дом, ты можешь остановиться в гостинице... А еще всё представится в другом свете, когда ты выспишься. Представь, как она обрадуется. Представь, каково это будет — увидеть её снова...»
— Если я вернусь, то больше не смогу заставить себя уехать, — громко сказал я себе, пытаясь перекричать этот монотонный гипнотизирующий голос, звучащий у меня в голове и упрашивающий меня вернуться обратно.
«Слишком поздно бежать, Крис. Это не спасет. Слишком поздно. Инсанья уже ест твои нейроны один за другим. Ты просто еще не до конца сообразил, но очень скоро...»
— Заткнись, мать твою!
О небо, я разговариваю сам с собой...
«Это только начало, Крис...»
Я включил музыку, наспех тыкая в кнопки на панели управления. Салон заполнила музыка и голос девушки, поющей по-итальянски. Итальянский похож на латынь и действует, как успокоительное. То что надо, чтобы унять это странное головокружение и боль в висках...
«In tanto dolore niente di sbagliato, niente, niente...[36]» — пела девушка. У меня было своё мнение на этот счет: то, что я чувствовал, никак нельзя было назвать «нормальным». Это было чистое, невыносимое, сокрушительное безумие.
30. Силентиум
Я бросил свою машину на парковке Симферопольского аэропорта, распорядился прислать сюда кого-то из людей Уайдбека и перегнать её обратно в Лугано. Потом купил билет на ближайший самолет и еле-еле дополз до своего гейта. Это последнее, на что меня хватило, потом голова перестала мне служить. Перелёт Симферополь-Стамбул-Милан я почти не помнил. Два раза я садился в самолет и тут же отключался. Два раза приземлялся и долго не мог понять, откуда и куда лечу. Пару раз мне звонил Альцедо, но я с трудом мог припомнить, о чем мы говорили.
Около полудня я прилетел в Милан, нашел машину, которую прислали за мной из Уайдбэка и обнаружил в салоне белокурого ребёнка, нетерпеливо барабанящего пальцами по баранке. То, что это Альцедо, до меня дошло только спустя несколько долгих секунд.
— На тот случай, если ты подзабыл, то напоминаю, это я, твой замечательный во всех отношениях братишка, — ухмыльнулась «девочка», обнажая ряд белоснежных маленьких зубов.
— Да, теперь вспомнил, — проворчал я, заползая в машину. — Не поверю, что ты вытащил свою задницу из кровати, чтобы навернуть сюда за мной сотню километров.
— Сам в шоке. Но раз уж это чудо свершилось, то мне не терпится услышать все подробности о «миссии спасения». Судя по твоему видочку, мамочка с дочкой мяли тебя в объятиях сутки без остановки, — ржет Альцедо, выводя машину на оживленную трассу.
«Объятия» — это слово тут же съездило мне по нервам.
— Даже не знаю, с чего начать.
— С себя. Ты выглядишь так, как будто тебя всю ночь мололи через мясорубку. Интересно послушать...
— Просто не выспался, — отмахнулся я, изо всех сил пытаясь задавить иронию в голосе: обо всём, что произошло в Симферополе, мне не хотелось думать, не говоря уже о том, чтобы болтать. — Всё прошло нормально, все остались довольны...
Альцедо оборвал мою реплику взрывом хохота.
— Сегодня ночью, — сказал он, как только перестал клокотать от смеха, — ты в не самых приличных выражениях сообщил мне по телефону, что вся эта поездка была несусветной ошибкой, что я в очередной раз оказался прав, и что давно ты не чувствовал себя так дерьмово.
Сначала мне показалось, что Альцедо попросту разыгрывает меня, но где-то в подкорке шевельнулось воспоминание, что я действительно говорил нечто подобное, пытаясь перехватить минуту-другую сна в Стамбульском аэропорту.
— Ладно, — сдался я. — Твоя взяла.
— Я весь внимание, — защебетал он.
— С одним условием. За руль сяду я.
— Это еще зачем? — хихикнул Альцедо, но, изучив мою физиономию, молча остановил машину у обочины и пересел на пассажирское место.
***
Я рассказал ему обо всём, включая похищение Лики и убийство одного из её похитителей. Альцедо молчал, выкатив глаза и приоткрыв рот.
— Именно такой реакции я и боялся, когда попросил тебя пересесть на пассажирское... Но это не самое страшное.
— Только не говори, что Силентиум не сработал. Этого я точно не переживу!
Едва сдерживаю улыбку. Да у него, бестии, углеродное волокно вместо нервов
— У меня сверхсильные остаточные реакции, вплоть до потери контроля над телом. Я убил человека, когда потерял с телом связь.
— Я же говорил тебе! Добро пожаловать в клуб шизофреников! Это была единственная потеря контроля?
— Да.
— Видимо что-то послужило катализатором. С чего хоть всё это началось?
— С девушки... С этой девушки, которая свалилась под нашу машину в Киеве.
— Я был прав! У неё всё-таки были какие-то отношения с этим котом![37]
— Отношений не было. Но он был влюблен в неё. Сдвинут на ней так, что был готов убивать каждого, кто прикоснётся к ней. Феликс узнал одного из тех, к кому она села в машину, а дальше... Это было как секундное помешательство: я чувствовал всё, что когда-то чувствовал Феликс, мыслил его выражениями и не испытывал никаких сомнений, когда без остановки жал на спусковой крючок. Всадил в него всю обойму транквилизатора...
Молчим. Есть о чем помолчать.
— Хм... Ну а ты что?
— Что я?
— С его остаточными всё ясно. А как насчет твоих реакций? — в голосе Альцедо больше не было иронии и веселья. Кажется, он был не на шутку встревожен. — Или всё это время ты был так занят борьбой с реакциями Феликса на неё, что ни разу не задумался о своих собственных?
Его вопрос застал меня врасплох. Бесконечно долгую минуту я не знал, что сказать.
— Разумеется, я не испытываю к ней того, что испытывал он. Это просто невозможно. Его чувства остаются его чувствами, если ты об этом. И да, большую часть времени, проведённого рядом с ней, я только и делал, что боролся с чужими реакциями. Этот омут просто кишит чертями...
— Тогда, думаю, ты будешь рад составить мне компанию.
— Ты о чем?
— Я начинаю экспериментальный приём Силентиума, — заявил Альцедо, принимая эстафету в гонке шокирующих откровений.
— С чего вдруг?
