Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL" (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
— Какого дьявола?!.. — поморщился Антон, гладя только-только зажившие ребра.
— Я пытался сказать, но ты не дал мне вставить ни слова! — От интенсивной тупой боли я озлобился, встал с пола первым, чувствуя руками и спиной, как расползаются по коже синяки. — Я убрал все лишнее из твоей комнаты: полки и стол — все в твоем распоряжении! Не надо съезжать из-за Лекса: он — никто и в этом доме не жил, в отличие от тебя!.. Больно — капец!!! Котлеты на плите! Дурак! — бросил я в сердцах на прощание и вернулся в спальню, как и полагается в квартире с ребенком, один.
Обезумевший пульс танцевал канкан, кровь шумела в ушах, ушибленные места нещадно ныли! Но перед глазами застыло то последнее, что я увидел, сбежав в свою комнату: Антон улыбался…
====== Глава 112 ======
Всепоглощающий огонь, ночью разожженный Антоном, не смогла погасить даже сильная боль от падения на книги, хитро отомстившие мне за лишение крова. Ранним утром заняв место под горячими струями воды, словно в бесцветную мантию облачившись, я стоял в душе лишний десяток минут, мыслями припертый к стенке. Три года я не получал поцелуев… Три года не чувствовал жаркого мужского дыхания кожей… И от одного воспоминания об этих и иных ощущениях, внезапно испытанных несколько часов назад, — бежали мурашки — дыхание комкалось в груди — все тело подчиняла слабость сладострастия… Признаться, после отъезда Антона я был твердо уверен, что молодость моя, как бы странно это ни звучало в столь раннем возрасте, подошла к концу. Я не наказывал себя одиночеством, не запирался от депрессии в четырех стенах; всего лишь понял, что размениваться на меньшее я больше не способен, а кого-то так же сильно полюбить, банально, не смогу. Я вернулся к тому, с чего начинал: к собственному обществу — во всех возможных смыслах. Застоявшуюся чисто человеческую нежность направил на воспитание ребенка, как делал уже, пока росла Лиза; сексуальную неудовлетворенность и романтическое одиночество — в творчество. Страдания создателя не делают произведение искусства априори лучше, но если автору есть что сказать, осмысленность работы его должна цениться больше, чем красота ради красоты и печаль ради печали.
Когда я вышел из ванной, на часах было уже близ десяти часов. Антон из своей комнаты пока так и не показался; на плите стояла пустая сковорода под перекосившейся крышкой, значит, картошку с котлетами он все-таки ночью умял и не лег спать голодным. А может, наевшийся вдоволь там же, где и напился, съел приготовленный для него ужин из чувства благодарности, частички вины. Меня радовал любой вариант, ведь так или иначе, он думал обо мне. В то время как я ворочался в постели, стараясь выкинуть из головы фантазии о продолжении прелюдии и погрузить наконец уже кипящий мозг в спячку…
В халате, со сложенной пижамой в руке, я отправился в спальню, чтобы переодеться. Открыл дверь — и замер на пороге, поперхнувшийся вдохом. Растрепанная Катя сидела у меня на подушке и с неописуемой грустью в больших потухших глазах смотрела на фото, которое ночью или хотя бы утром я, идиот, не подумал убрать обратно в тумбочку… Как бы сильно Антон ни изменился, он все равно угадывался на снимке. А угадывался ли так же просто характер наших отношений?..
— С добрым… утром! — с беззаботностью плохого актера воскликнул я, по-новой складывая пижаму, лишь бы глаза и руки чем-то занять. — Что поделываешь?..
Катя оторвалась от фото, но не отставила его обратно на тумбочку. Взглянула на меня, обдумывая гораздо больше, чем способна была произнести.
— Не знала, что у тебя есть такая фотография. У нас нигде здесь нет фоток: ни с родителями, ни с бабушкой, ни со мной…
Я отложил пижаму на дальний край кровати, присел рядом с Катей, получше запахнув халат.
— Ты поэтому грустная? Я думал, фотографий в планшете и телефоне тебе достаточно, но если хочешь, можем распечатать и поставить фоторамки у тебя в комнате или повесить их на стену…
— Я не поэтому грустная, — качнула она головой, и по пышному спутанному кофейному сену пронеслись солнечные блики. — Вы были вместе, да? — произнесла она, повернув ко мне фото.
— Ч… что?.. В каком смысле?.. — Сердце выколачивалось как сумасшедшее! Я словно попал в фильм ужасов, где вместо психа-убийцы без ножа меня собралась резать правда!..
— Как парочка.
— Да что ты… глупости говоришь! — искусственно — уж как получилось на нервной почве — рассмеялся я и легонько ущипнул Катю за нос. Непоколебимо серьезная, она продолжила не мигая смотреть на меня и беззвучно стыдить за ребячество в такой ответственный момент. — Солнышко, мы не можем быть парочкой, потому что два парня…
— Ой, да я же не младенец с соской! И не «динозавр», как бабушка! — рассерженно всплеснула руками Катя. Фотография вместе с держащей ее кистью взлетела — я дернулся следом от страха, что рамка упадет и разобьется, чем, кажется, лишь больше выдал себя… Снимок же благополучно вернулся на Катины колени. — Я знаю, что бывают геи и всякие другие люди. В моем любимом сериале у охотницы на чудовищ есть девушка. А в мультике, который я смотрела когда-то, у мальчика было две мамы — ну и что тут такого… Ты поэтому впустил его в дом?..
Я не знал, что ответить. Думал, что не знал, но до чего же просто было найти ответ по сравнению с тем, как за полминуты усложнился разговор!.. На Катиных глазах выступили слезы:
— Раз он вернулся, ты теперь уедешь с ним, будете жить вместе, а меня бросишь?.. — проплакала она, отшвырнув фоторамку на соседнюю подушку. — Три года назад мы почти не виделись — потому что он был здесь… Мы опять не будем вместе?..
Опустив лицо, она втирала кулачками соль в и без того покрасневшие глаза; пунцовые щеки покрылись крупными белыми пятнами. Пребывая в непередаваемом ужасе, я наблюдал, как доверяющий мне ребенок рассыпается на звонкие осколки… и в сознании на скорости «Сапсана» проносились лишь неправильные мысли! Я ведь действительно уезжаю с Антоном — на время! На несколько дней! Но как объяснить это Кате теперь, когда она надумала себе на беду столько лишних волнений?.. Пока я встречался с Антоном, я и правда практически не видел племяшку — что мне ей об этом сказать? Как было все на самом деле? — что Валик запретил мне, «извращенцу» и «сумасшедшему», приближаться к ребенку?.. Катя и так не видит отца, скучает по нему столь же сильно, сколь и по маме, — я не могу бросить ком грязи в него, пусть в таком случае и сказал бы чистейшую правду: этот неприглядный «снежок» так или иначе угодит в саму Катю…
Я обнял племянницу, позволил ей просолить лацканы халата насквозь, покачивался с ней, повторяя в гнездо спутанных волос слова ободрения — ту часть правды, кою мог позволить себе в данный момент: что никогда не брошу ее насовсем; что буду рядом, пока она сама не прогонит; что никто никогда не сумеет заменить эту девочку в моем сердце… И только тогда, когда слезы Кати иссякли, я решился поговорить с ней о предстоящей поездке. Как со взрослой — так ей и сказал. Обнимая подушки под нашими головами, мы смотрели друг другу в глаза, я подробнейшим образом пояснял для нее свои планы, а она внимательно слушала, изредка кивала и громко всхлипывала, чтобы не устроить сопливое болото на подушке.
— …Это займет всего несколько дней, — сообщил я, сведя поднятые брови, наморщив высокий лоб, — будто выпрашивал разрешение на поездку у ревнивой жены. — Я не собираюсь там оставаться, только… освежить воспоминания — или перебить их, ведь столько лет прошло, там все, должно быть, уже по-другому…
— А если и правда по-другому, ты расстроишься?
— Думаю, да…
— Тогда зачем ехать?
Я и сам не знал ответа, задавался тем же вопросом с момента, как Антон и Лиза принудили меня взять ответственность за свои пьяные бредни. Так что честно поджал губы, дернул плечами. Катя нахмуренно глядела на меня, под каштановым стогом на ее голове шла напряженная работа.
— Ты должен будешь присылать мне фотки и видео каждый день, — наконец, выдала она, надув губки бантиком.