Апрельское, или Секрет забытого письма (СИ) - Тюрина Елена Александровна (список книг TXT, FB2) 📗

— А он всю ночь тут провёл, — заметила медсестра будто между прочим. — Спал на скамейке. Может пустить, всё-таки?

— Нет!

— Ну как хочешь. Видать, сильно провинился. С другой, что ли, застала?

— Нет.

— Ладно, не моё дело. Сами разберётесь. Моя смена заканчивается уже. К восьми Лариса придёт.

Зоя Ивановна прошла по палате, проверяя, всё ли в порядке, а потом зачем-то подняла жалюзи на большом окне, выходившем в коридор. Мне стали видны сновавшие там люди и Максим. Он сидел почти напротив моей палаты. Выглядел задумчивым. Когда заметил меня, поднялся с места. Медсестра попрощалась, вышла и с озабоченным видом направилась мимо него в сторону поста.

Максим подошёл к окну, глядел на меня. А я на него. Он казался измождённым, уставшим. Каким-то жалким. Я, конечно, выглядела не лучше. Не помню, когда смотрела на себя в зеркало. У меня оказалась ещё и рана на голове, из-за которой меня обрили, перелом ключицы, куча ушибов и ссадин. Я не хотела, чтобы меня кто-нибудь видел. А тем более он.

Богорад что-то говорил, но через стекло мне ничего не было слышно. Я отрицательно покачала головой, отвернулась и легла, накрывшись пледом. Сами собой хлынули слёзы. Впервые за всё это время. Что есть мочи закусила кулак, чтобы не вздрагивать от плача. На коже остались синевато-бордовые следы от зубов. Не знаю, сколько я так пролежала, и сколько там за окном стоял Максим. Было тихо. Я не заметила, как заснула. Проснулась к вечеру, когда снова пришли делать уколы. Его в коридоре уже не было.

Этим своим побегом в Апрельское и тем, что, попала под машину, я только утвердила свою семью в мысли, что ни на что не способна. Пока лежала в больнице, страшно похудела. Есть не хотелось от слова совсем. Я буквально заставляла себя принимать пищу, потому что мой лечащий врач за этим строго следил. Говорил, что иначе лекарства могут испортить мне желудок, вызвать внутреннее кровотечение.

Однажды взглянула на себя и обнаружила, что совсем потускнела, щёки запали, да и вся фигура сильно изменилась. Мама постоянно говорила, что я плохо выгляжу. Наверное, такой худой я бы больше понравилась его друзьям... Помню свои глаза в зеркале. Как провалы в какую-то черноту, бездну. Голубые, временами серые или синие, в больничном освещении они стали почти графитового цвета, как грозовые облака. И тёмные круги под ними.

После выписки дома выяснилось, что я скинула за месяц десять килограммов.

От его появления в моей жизни я обезопасила себя основательно. Добавила в чёрный список во всех соцсетях, запретила писать мне сообщения всем, кроме друзей, а потом и вовсе удалила свои аккаунты. Заблокировала его номер телефона и перестала брать трубку на звонки с незнакомых номеров.

Даже если он и пытался, пробиться ко мне не было ни единого шанса. И от осознания этого мне было легче. Не хотелось даже случайно прочесть его сообщение или услышать голос в трубке. С работы я уволилась, а за вещами поехала вместе с отцом. Благо, у меня не накопилось ничего лишнего. Все моё добро поместилось в один чемодан.

Навсегда уезжать из Апрельского мне было несказанно грустно. Вспоминалось, с какими надеждами и воодушевлением я сюда ехала. Перед глазами мелькали лица людей, с которыми довелось тут познакомиться. Леокадия Сергеевна с ежом, весёлый и гостеприимный глава поселка Демьян Данилович, странная кошатница Нина Васильевна, моя сотрудница Саша... И дом, ставший почти моим за это время. Сколько всего я успела узнать об этом месте! Какие непростые бывают судьбы у, казалось бы, обычных и неприметных людей!

К слову, только в день своего отъезда я наконец-то узнала от Нины Васильевны, кто был тот несчастный, умерший в одиночестве. Им оказался родной брат Ильи Андреевна Богорада, Георгий. Они не общались много лет из-за какой-то серьёзной ссоры по поводу наследства. Тот говорил, что всё имущество, что перешло от родителей Илье Андреевичу, должно было достаться ему. И что отец Максима не имеет ни на что права. Из-за этих обвинений братья постоянно ссорились и, в конце концов, совсем разругались. У Георгия была семья — жена и сын. Они, конечно, стали на сторону отца. Но потом сложилось так, что жена ушла к другому, а сын уехал жить за границу. Незадолго до смерти дядя Максима спился, и вроде как немного тронулся умом. А потом соседи его нашли по запаху.

— Чокнулся он. Ходил по посёлку, такие вещи про своих богатых родичей, братца и племянника, рассказывал, что кровь стынет, — бросила Нина Васильевна пренебрежительно.

— А что именно говорил? — уточнила я.

Но она отмахнулась.

— Ой, да всякие страсти. Поговаривают, что сам Богорад его и кокнул. А может даже сынишка евойный. Палёнкой какой-нибудь угостили и всё, решена проблема с неудобным родственником.

— Но если бы покойный был отравлен, это показало бы вскрытие и завели бы дело, — я, сама того не замечая, защищала Максима и его отца.

— Тю! Да он кому хочешь заплатит и всё обстряпают так, как ему выгодно. Вот и замяли дело. Никто в смерти одинокого алкаша не станет разбираться.

Я сомневалась, что Илья Андреевич — настолько влиятельная персона, но спорить не стала. Да уж... Жить там, где к тебе и твоей семье вот так относятся, незавидная судьба, каким бы ты ни был обеспеченным и самодостаточным человеком.

Непередаваемо щемило сердце, когда я замыкала дом. Вспоминались наши прогулки с Максимом, посиделки за чаем на даче Лёки, мои занятия со школьниками, на которых я рассказывала им об интересных книгах нашего библиотечного фонда. Всё это имело свой вкус и аромат. Аромат цветущих деревьев весной, полевых цветов и дождя. Вкус поцелуев Максима, маминых пирожков и армянского чая Лёки.

Единственное, что я увозила отсюда с собой — кота Лиса и письма. Вряд ли кому-то здесь они могут понадобиться. И ещё только половину сердца. Вторая оставалась здесь, с человеком, которому она совсем не нужна.

Остановившись у калитки, задержала взгляд на том месте, где обычно стоял автомобиль Максима, когда тот утром ждал меня, чтобы подвезти на работу. Сейчас там было пусто. Да и вообще вся улица пустовала, словно тут никто и не жил. Это к лучшему. Не хотелось никаких прощаний. Уехать как можно скорее и забыть всё.

Сидя на больничном, я не знала, чем себя занять. Чтобы не думать каждую минуту о Максиме, почти всё время посвящала чтению писем. Я их читала, будто книгу. В каждом открывались новые подробности поистине невероятной истории! Я принялась набирать на ноутбуке всё, что удавалось расшифровать. Вначале это были бессвязные обрывки предложений. Но постепенно они стали превращаться в рассказ. По всей видимости, в каждом из писем речь шла об одном и том же, только с учётом новых деталей. Словно человек каждый раз пытался рассказать нечто важное и попросить прощения, но не решался это письмо в итоге отправить. А затем оно становилось неактуальным, и потому писали следующее. В итоге я решила написать об этом книгу.

Понимая, что достучаться до меня у него нет шансов, я все же чего-то напряжённо ждала. Того что он приедет, как тогда, в больнице? Что найдёт меня в городе? Быть может и этого. Но он не приезжал.

А однажды позвонила Леокадия.

— Ты когда уехала, в твой дом ночью кто-то влез, перевернул там всё.

— Это уже не мой дом. Да и не был моим.

— Председатель вроде даже участкового вызвал, и теперь будут разбираться. Богорад-то к тебе больше не ездил? Не общалась с ним?

— Нет, — через силу выдавила я.

— Ну и хорошо. Он, представляешь, что натворил? Избил какого-то парня до такой степени, что тот теперь в реанимации. А Максим вроде как в СИЗО. Ну, может, конечно, папаша отмажет. Вот такой же бешеный он, как Илья. Точно.

Я молчала. Внутри всё сжалось в тугой комок, защемило.

А вот Андрей, водитель, под колёса машины которого я случайно угодила, буквально осаждал меня. Оказалось, он тоже живёт в областном центре. Мужчина был довольно хорош собой. И кажется, я ему на самом деле нравилась. Подчиняясь увещеваниям мамы, всё-таки согласилась пойти с ним на свидание. Той же ночью мне приснился Максим. Я увидела какой-то тревожный сон, после которого проснулась и полночи не могла заснуть.