Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
— Их Двора зовут и Нехама, — старшая девочка восхищенно посмотрела на шкатулку: «А что там, дедушка?»
— Вот сейчас и посмотрим, Сара, — подмигнул ей Аарон. Бергер прошел в мастерскую и услышал восторженные вздохи девчонок: «Ослик! А это лошадка! Овечка! Ой, дедушка, а это кто?»
Аарон повертел в руках старую игрушку: «Это Ханеле мне отдала, как еще девочкой была. После той ночи, как Исаак Судаков умер. Господи, да как нам ее благодарить-то?».
— Крокодил, — улыбнулся Аарон. «Он далеко отсюда живет, хотите послушать — где?»
— Да, да! — закричали девчонки. Бергер посмотрел на их улыбки и поднял голову — вокруг гранатового дерева, перекликаясь, щебеча, кружились птицы. «Вновь зазвучит в городах Иудеи и на улицах Иерусалима голос радости и веселья», — вспомнил он. Взяв рубанок, Шломо принялся за работу.
Ханеле подняла голову и посмотрела на отливающее мертвенным, голубоватым светом небо. Площадь у Стены была пуста, и она увидела каменную нишу напротив: «Здесь Ева сидела, я помню. А там дедушка лежал. Хорошо, что я на кладбище сходила, с дядей Аароном. Дядя Теодор тоже помолился. Не помешает, — Ханеле вспомнила, как дядя Теодор, оглядев девчонок, только усмехнулся: «Семь племянниц сразу. Перед отъездом моим пусть подарки ждут».
— Все с ними будет хорошо, — твердо напомнила себе Ханеле. Вечером, когда она собиралась уходить, мачеха поймала ее в передней. Лея, взяв женщину за руку, требовательно спросила: «Ты куда?».
— По делам, — нехотя отозвалась Ханеле. «Я же говорила».
Темные глаза мачехи заиграли недоверчивыми искорками. «А почему Авраам с Малкой развелся? Я сегодня по рынку проходила, только об этом и говорят. Госпожа Сегал уверяет, что Малка, — Лея понизила голос и зашептала что-то падчерице на ухо.
Ханеле поправила перед зеркалом платок и примирительно сказала: «Из-за такого не разводятся, мама Лея, сами знаете. Что она сына не родила, — Ханеле пожала плечами, — так на все воля Божья. Развелся и развелся». Ханеле повернулась и посмотрела на мачеху: «Вы-то до сих пор ему жена».
Лея неожиданно покраснела. «Он же всем говорит, что я умалишенная, — горько отозвалась женщина. «Жена… — она не закончила и покачала головой: «Пусть Моше тебя проводит. Вечер на дворе, не след одной по улице ходить».
Ханеле села на сундук и стала надевать туфли: «Моше встает в пять утра, мама Лея, чтобы успеть перед работой, помолиться. Видели сами, они сегодня с дядей Теодором усталые пришли, с землей возились. Пусть себе спит спокойно».
— Где это видано, чтобы евреи землей владели, — неодобрительно заметила Лея, — прогорит он с этими этрогами. Ты одна по улице не ходи, ладно днем, а ночью нескромно».
Наверху лестницы показалась Элишева и Ханеле, подняв голову, подмигнула ей.
— Мне дурно, — слабым голосом пожаловалась невестка, еле скрывая улыбку. Лея взбежала наверх и озабоченно велела: «Ложись, отдохни. Может… — она обняла невестку за плечи, уводя в спальню. Ханеле, взяв лежавшую на сундуке, старую, в потрепанной кожаной обложке книгу, выскользнула во двор.
Это была Тора ее деда, с пометками его руки. Ханеле забрала книгу из тайника в своей старой комнате. «Надо мне было ее давно взять, — она опустила Тору в карман своего платья и открыла калитку. Ханеле быстро пошла к Стене: «Нет, у меня тогда Исаак был на руках, и я еще не все знала. Она бы мне не помогла. А теперь, — женщина остановилась и посмотрела на холодный блеск звезд, — теперь поможет».
Она вздрогнула, услышав тяжелые шаги. Ханеле вдохнула запах сандала. В свете луны его глаза казались свинцовыми.
— Будто пули, — подумала женщина. Она незаметно положила пальцы на переплет книги и почувствовала прикосновение ласковой, крепкой ладони.
— Ничего не бойся, — услышала она голос деда.
Отец остановился рядом, заложив руки за спину. Ханеле кивнула на камни слева от стены и велела «Пойдем».
— Куда это они? — шепотом спросил Федор у племянника. Они лежали на черепичной крыше дома, что стоял прямо рядом с крохотной площадью. Моше вывел их через подвал. Федор только хмыкнул, оглядывая узкий, подземный ход: «Сам, что ли сделал?»
— На всякий случай, — Моше пожал плечами. «Если война, и вообще…Маму не хочется волновать, незачем ей знать о таком, — он мимолетно улыбнулся. Они вышли из хода на задворках какого-то полуразрушенного здания. Моше кивнул наверх: «Сюда. Весь Иерусалим можно по крышам обойти».
— Не знаю, — племянник посмотрел на две фигуры, что исчезали в тенях. «Здесь столько закоулков, дядя Теодор, всю жизнь бродить можно. Вы пистолет взяли?»
— Взял, — хмуро отозвался Федор. «Только сестра твоя мне сказала, он все равно ни к чему».
Он вспомнил грустный голос Ханеле: «Если…, если у меня получится, то этот демон исчезнет. А если нет — он вселится в того, кто рядом, в человека с его кровью. В того, кто его любит».
— В тебя, то есть, — Федор взглянул в серые глаза племянницы. «Что у меня и Моше дети, это ты вспомнила, а что у тебя дочь есть, забыла?». Ханеле помолчала и нехотя ответила: «Если такое случится, дядя Теодор, я сама обо всем позабочусь. Но обычным образом его не убить. Против него бессильны выстрелы, или еще что-то….- она помолчала, — такое».
Федор посмотрел на низкую, полную луну: «В жизни не видел, чтобы она синего цвета была. Интересная рефракция, знать бы, из-за чего».
Подул ветер. Моше, поежившись, пробормотал: «В первый раз на моей памяти, в августе холодно. Дядя Теодор, — он приподнялся, — что это?»
— Ложная луна, — Федор глядел на появившиеся над горизонтом яркие диски. «Лунный свет преломляется в кристаллах льда, там, — он указал на небо, — в облаках».
— Так облаков нет, — недоуменно сказал Моше. Федор вздохнул: «Уже есть». На черном небе были видны тучи. Они шли с севера, огромные, набухшие дождем. Федор велел: «Давай-ка, вниз спустимся. Не надо при грозе на крыше лежать».
— Просто гроза, — Федор вспомнил ту ночь, когда он шел к Иерусалиму под нескончаемым ливнем. «А потом отец Корвино на моих руках умер, — он увидел на камнях площади первые капли дождя. Моше, удивленно заметил: «Вот и гром, слышите?»
— Слышу, — хмуро отозвался Федор. «Так бывало уже, тридцать лет назад. Твой дед тогда умер, той ночью».
Камни под их ногами задрожали. На севере небо осветил холодный, мертвенный разряд молнии.
Ханеле обернулась к отцу и зажала в руке свечу, — горячий воск капал на пальцы: «Еще немного». Здесь было сыро, темно, и она почувствовала его горячее, такое близкое дыхание. «Ханеле, — тихо, ласково сказал рав Судаков, — Ханеле, девочка моя. Ты же знаешь, как я любил твою мать…, Одну ее и любил. И тебя люблю так же. Иди сюда… — она ощутила его прикосновение к груди: «Амулет. Нельзя, чтобы он попадал в руки к нему…этому».
Отец наклонился и нежно поцеловал ее. Его губы были ледяными. Ханеле, прислонившись к стене, велела себе: «Вот сейчас». Фитиль свечи затрещал и женщина, подняв ее, глядя в серые, пустые глаза отца, громко сказала: «Слова Господни — слова чистые, серебро, очищенное от земли в горниле, семь раз переплавленное. Ты, Господи, сохранишь их, соблюдешь от рода сего вовек», — продолжила она. «Восстань же, Господь, Боже, подними руку Твою; вспомни угнетенных! Кому дано познать всю мощь гнева Твоего, страшиться Тебя в мере ярости Твоей? Ты прибежище и твердыня моя! Боже мой, на Тебя полагаюсь!»
Он только захохотал. Вырвав у нее свечу, отбросив ее, отец прижал Ханеле к себе. Мерзлые пальцы шарили по пуговицам ее платья. «Ты хочешь посмотреть на меня, — утвердительно сказал отец. «Ты смелая, ты не будешь бояться, не будешь закрывать глаза. Моя девочка, — он опустил голову и прижался губами к медальону. Ханеле выхватила из своего кармана Тору
Он остановился и отступил. Воздух вокруг них стал наполняться призрачным, рассеянным светом. «Я ее искал, — он оскалил черные, редкие зубы. Лицо потекло вниз, капая, собираясь в лужицу у его ног. «Искал, — повторил черный череп, протянув обожженную, дымящуюся руку. «Отдай ее мне, Ханеле, отдай мне Ковчег Завета, мы ведь уже близко, я знаю, я чувствую…»
