Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
— Дедушка, господин Бергер, — раздался с порога звонкий голос старшей внучки, — мы на стол накрыли!
— Раз накрыли, — Аарон подмигнул юноше, — пойдем руки мыть.
Аарон повертел в руках перо. Внучки сначала были тихие, но, осмелев, наполнили дом щебетом и улыбками. Батшева учила их шить, готовить, молилась с ними: «За три года я к вам так привыкну, милые мои, что и уезжать не захочется». Пришел их дядя — с рынка, за ним тянулась цепочка нагруженных мулов. Теперь у девчонок были новые платья — светлые, голубые, и зеленые. Они напоминали Аарону тех ярких птичек, что когда-то он видел в джунглях.
Малка отдыхала. Она, сначала хотела встать, помочь по дому, но Аарон твердо сказал: «Сами разберемся». Дочь лежала с двойняшками, кормя их, обнимая. Отец, принося ей на подносе еду, видел, как возвращается румянец на ее лицо, как ее темные, испуганные глаза становятся спокойными, ласковыми.
А потом она спустилась в сад. Поставив рядом корзинку с двойняшками, глядя на гранатовое дерево, Малка тихо сказала: «Спасибо тебе, папа. Я оправлюсь, обязательно. Ты прости, что так… — дочь замялась. Аарон, обняв ее, шепнул: «Маленькие к следующей весне пойдут, и тогда тебе легче будет, милая. И не надо извиняться, — мы же твоя семья». Девочки устроились вокруг матери. Аарон, вернувшись в мастерскую, слушая ее мягкий голос, — она рассказывала дочкам что-то из Торы, понял: «Они об отце и не вспоминают. Может, и хорошо, что так. Да и вообще — нельзя с разведенной женой видеться».
Элишева, когда осматривала девочек, сказала, что свекор ее пока снял комнату, где-то в подвале, и каждый день приходит к ним — посидеть с женой, поиграть с внуками.
— У госпожи Судаковой щиколотка сломана, — Элишева вздохнула, — однако мой наставник, врач местный, говорит, что перелом несложный, скоро срастется». Она погладила по голове маленькую Динале, и ловко ее одела: «Все у тебя хорошо, милая».
Когда девочки убежали, женщина села за чай с Аароном и Батшевой: «Они у вас здоровенькие, дядя Аарон. Просто подкормить их надо, вот и все».
Батшева помешала сахар в стакане и робко спросила: «А Малка? Она спит все время…»
— Пусть спит, — светло-голубые глаза Элишевы погрустнели. «Не надо ее сейчас тревожить». Потом Элишева поднялась в комнату к Малке. Присев на кровать, она ласково покачала колыбель с двойняшками: «Пожалуйста, только не вздумай вставать. Ни сейчас, ни на праздники. Тебе надо отдохнуть».
Малка испуганно ответила: «Но как же, госпожа Судакова…, Ведь надо готовить…»
— Госпожа Судакова, — усмехнулась Элишева, — это свекровь моя, а я еще не доросла. Да и ровесницы мы с тобой. Все равно, Новый Год мы вместе справлять будем. Нас трое, женщин, приготовим, все что надо». Она задумалась: «Тебе я на Хануку разрешу к очагу подойти, и не раньше, — Элишева погрозила ей тонким, белым пальцем и Малка робко улыбнулась.
Двойняшки заплакали. Элишева, подала их матери: «Вы у нас покрепче стали. Разные они у тебя». «Двора темненькая, — ласково ответила Малка, — а Нехама рыжая». Она стала кормить, а Элишева незаметно вздохнула, глядя на худые плечи девушки: «Совсем замученная. Разве так можно — каждый год по ребенку? Хотя, конечно, он тогда не в себе был, какой с него спрос?»
Элишева забрала заснувших девочек: «А потом ты у нас расцветешь, и замуж выйдешь! Тебе же двадцать два всего, милая».
Малки побледнела. Отвернувшись к стене, натягивая на себе одеяло, девушка помотала головой: «Больше никогда, никогда я не выйду замуж. Даже говорить об этом не хочу. И кому я нужна, у меня семеро на руках».
Девушка едва слышно заплакала. Элишева еще долго сидела, держа ее за руку, шепча что-то ласковое, тихое.
Аарон вздрогнул и опустил перо — дверь скрипнула.
— Рав Горовиц, — услышал он знакомый голос, — можно с вами поговорить?
— Похудел, — понял Аарон, оборачиваясь. «Сейчас он такой, как тридцать лет назад, я же помню его. Только седина в бороде, и на висках, раньше ее не было».
— Я ненадолго, — сказал Степан, все еще стоя на пороге. «Не хочу вас от работы отрывать».
— Он же не виноват, — Аарон вспомнил тихий голос Ханеле. Женщина сидела в саду дома Судаковых. Девочки возились с маленькой Ханой, Лея, вязала, устроившись в кресле, положив на табурет ногу в лубке.
— Он не виноват, дядя Аарон, — повторила Ханеле и он подумал: «Поверить не могу, мы ведь когда-то женаты были. Для вида, конечно, но все равно. Интересно, а за кого она там, в Польше, замуж вышла? Да и вышла ли? — он посмотрел на спокойную улыбку женщины.
— Я понимаю, — Аарон вздохнул и понизил голос. «Я о таком слышал, конечно, но не думал, что оно и вправду бывает».
— Бывает, — мрачно отозвалась Ханеле и взглянула на мачеху. Та спокойно щелкала медными спицами.
— Она никогда, ничего не скажет, — поняла Ханеле. «О том дне, когда шел дождь,…Она оставила нас у дедушки дома, и пошла к отцу. Был еще священник, дядя Теодор сказал, что он отец Пьетро. Он испугал нас, я помню. А потом папа нас забрал, и он уже был не такой. Я тогда была маленькая, но все равно увидела это. Да какая разница, как демон в него пробрался, — Ханеле посмотрела на смеющуюся дочь, — главное — все это закончилось».
— Все равно, — Аарон помолчал, — девочки пока о нем не вспоминают. А там, — он повел рукой, — посмотрим, как оно сложится.
Они с равом Судаковым медленно шли по узкой, тихой улице. Степан, наконец, собрался с духом: «Рав Горовиц…, Во-первых, я очень, очень перед вами виноват. Перед вами, перед вашей семьей. Я прошу прощения, и, если хотите, повторю это в синагоге, прилюдно».
Аарон помотал полуседой головой и смешливо ответил: «Да зачем, рав Судаков? Сами знаете, что вы словно больной были. Такие люди, по закону, за свои поступки не отвечают».
— Я хочу ответить, — упрямо продолжил Степан. «Я дом ешиве отдал, а деньги, что были у меня — это для вас, рав Горовиц». Он остановился и покраснел: «То есть для них. Для девочек. Возьмите, пожалуйста».
Аарон помолчал и кивнул: «Возьму, рав Судаков. Пойдемте, — он посмотрел на полуденное солнце, — минху помолимся, а потом к работе возвращаться надо. Вы сегодня в ешиву придете, вечером? — спросил Аарон, когда они свернули к синагоге Ари.
— Конечно, — удивился Степан. «И сегодня, и каждый день. Я думал, с сыном вместе учиться…»
— Ваш Моше пусть с Бергером в паре будет, — Аарон оглядел беленые стены синагоги и взял молитвенник. «Они юноши молодые оба, так удобней. Мы можем вместе заниматься. Нам с вами уже шестой десяток идет, нам торопиться некуда — Степан увидел смех в темных, обрамленных морщинками глазах, и тихо сказал: «Спасибо вам».
Аарон обернулся. Он, удовлетворенно, пробормотал: «Давно я в миньяне не молился». Рав Горовиц начал, — чистым, красивым, высоким голосом: «Счастливы пребывающие в доме Твоем, вновь и вновь будут они прославлять Тебя».
Холщовые, легкие занавеси были задернуты, комнату золотило низкое, уже вечернее солнце. Элишева, что лежала растрепанной, непокрытой головой на плече у мужа, потянулась и зевнула: «Встать надо».
— Это еще зачем? — Моше улыбнулся и закинул сильные руки за голову. «Сказано же, сон в Шабат, это удовольствие. Вот и мы и спим, и будем спать».
— Будем, — протянула Элишева, опустив руку вниз. «Все собираемся, и все никак не заснем». Она шепнула что-то мужу на ухо.
Тот погладил мягкий, теплый, белый живот и рассмеялся: «То-то мама мне жаловалась, тебе дурно было, может, носишь ты?»
Элишева хихикнула и легко устроилась сверху. «Это меня Ханеле попросила, — она наклонилась и стала целовать мужа, — если мама Лея ее задерживать будет, сделать вид, что мне плохо». Женщина все улыбалась: «Так-то мне хорошо, милый. На Хануку нашу девочку увидим».
— Ханеле сказала, что дочка будет? — Моше прижал ее к себе. От жены пахло розами. Элишева только кивнула. «Ты, будто сад, — закрыв глаза, чувствуя ее ласковые губы, проговорил Моше. «Вся цветешь, любовь моя».
— Девочка, — потом, отдышавшись, заметила Элишева, — девочка у нас той ночью получилась, что ты меня повел участок смотреть. Помнишь?
