Вельяминовы - Дорога на восток. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги полностью txt) 📗
Библия выскользнула из его рук на каменные плиты двора, ворота поддались. Толпа хлынула к входу в мануфактуру.
Жюль де Монтреваль осадил своего коня и повернулся к лейб-гвардейцам.
— Опять то, же самое, — хмуро сказал майор, увидев отражение огня в черной воде канала. «Только в Ланкашире их рассеяли, так они за Йоркшир принялись. Оружие к бою, — велел он. Спустившись с холма, во главе отряда из полсотни солдат, Жюль въехал на тихие улицы Армли.
От мануфактуры «Клюге и Кроу» доносились возбужденные крики. Его подняли с постели — полк только пришел маршем. Жюль, зевая, прочитав криво нацарапанную записку, велел будить людей.
Сейчас двести человек шло, печатая шаг, вслед за конницей.
— Здесь Пьетро, — подумал Жюль. «Я хотел к ним прийти, после того, как с лагерем все устроится. И Джон мне говорил, что и дядя Джованни у них гостит, и Франческо. Хоть будет, у кого обедать по воскресеньям. Господи, я ведь с весны Элизу не видел, с этими бунтами. И Жана тоже».
Сын был уже в кадетском училище, основанном генералом Ле Маршаном, в Мэрлоу. Жюль, вздохнул: «Господи, когда только эта война закончится? Я думал — переведут меня из Испании, хоть год спокойно поживу. Здесь, на севере, теперь больше солдат, чем на Иберийском полуострове».
Ворота мануфактуры были снесены, склады и пристройки горели. Жюль увидел, как из разбитых окон второго этажа летят части машин.
— Майор, — тронули его за плечо, — там кто-то во дворе, смотрите.
Жюль увидел алые мундиры солдат, что уже показались из-за угла. Спешившись, он хмуро сказал: «Надеюсь, эти мерзавцы еще не успели разбежаться. Хотя нет, — он поднял голову, — они в здании. Я сейчас, — он достал пистолет и быстро пошел к человеку, что стоял на коленях посреди двора. Рядом с ним виднелось что-то темное. Жюль, споткнувшись, наклонившись, поднял залитую кровью Библию.
В свете пожара его седые волосы отливали алым огнем. «Нет, — подумал Жюль, — нет, только не это. Господи, пожалуйста, нет».
Он тихо подошел, так и держа в руках Библию. Сверху раздался звон стекла, во двор упало что-то железное.
— Дядя Джованни, — Жюль встал на колени рядом с ним, — дядя Джованни, уносите его отсюда. Я вам дам солдат, надо послать за доктором….
— Поздно, — темные, блестящие глаза взглянули на него. Джованни ласково коснулся разбитой головы. Рыжие волосы слиплись от крови. «Я не мог…, не мог оставаться дома, хотя он нам велел. Он сказал, что все будет хорошо, и ушел сюда… — Джованни нагнулся и поцеловал сына. «Он хотел с ними поговорить…, увещевать…, я не успел, не успел…, Они его камнями забросали… — Джованни заплакал. Жюль, сжав зубы, сказал: «Так. У меня двести человек солдат, дядя Джованни, мы вчера из Ланкашира маршем пришли. Знал бы я раньше…, - он сглотнул: «Что с Рэйчел, с детьми?»
— Девочки в Хэрроугейте, — Джованни все гладил сына по лицу, — Франческо дома, он присмотрит за Рэйчел. Пьетро, Пьетро… — он посмотрел в мертвые, серо-зеленые глаза, и, как в детстве, стал укачивать сына.
— Сейчас будут стрелять, дядя Джованни, — Жюль поднял его. «Пожалуйста, я вас прошу — отнесите Пьетро домой. Солдаты вам помогут. Утром увидимся».
Он понял, что все еще держит в руках Библию. Наклонившись, перекрестившись, Жюль вложил ее в уже холодную руку Пьетро.
Он проводил глазами Джованни, что шел, пошатываясь, солдат, что несли тело. Взглянув на темные силуэты в разбитых окнах фабрики, обернувшись к своим офицерам, майор, сдерживаясь, приказал: «Слушай мою команду! Огонь на поражение».
Аарон проснулся. Недоуменно оглянувшись, — мамы и папы рядом не было, — ребенок слез с кровати. «Придется самому, — подумал мальчик. Постояв немного, собравшись с духом, Аарон пошел к двери. Он вздохнул, и, держась за перила, стал спускаться вниз.
Кухня была закрыта, и Аарон поглядел на ступеньки крыльца: «Они там, наверное. Надо выйти». Мальчик услышал какие-то голоса с кухни. Не обращая на них внимания, он пошел на улицу.
На кухне было тихо. Жюль, приняв от Франческо левой рукой чашку кофе, — правая его рука была забинтована, испачканный гарью мундир порван, — хмуро сказал:
— Все, кто был в пристройке для сторожей, сгорели заживо, или от дыма задохнулись. Там дверь железная, а ставни эти… — мужчина сдержался, чтобы не выругаться, — заколотили.
Он указал в сторону мануфактуры: «Больше двух десятков убитых, и раненых сотня. Кто не успел убежать, тот в тюрьме. Ты езжай в Хэрроугейт спокойно, привози тетю Изабеллу и детей. В Лидсе объявлено военное положение, у нас три полка, все будет в порядке».
Франческо сидел за деревянным столом, положив на него большие руки, в царапинах и пятнах краски. Он поднял заплаканные глаза: «Никогда себе не прощу…, Я с ним хотел пойти, надо мне было…»
Жюль погладил темноволосую голову: «Это звери, милый мой. Дикие звери, для которых один путь сейчас — на виселицу. Если они священника не пожалели…, Ты подожди, пока твой отец проснется, и езжай. Пока Рэйчел в себя придет…»
— Она теперь никогда в себя не придет, — Франческо смотрел в окно, за которым разгоралось нежное сияние рассвета. «А папа…, Я ему дал настой, успокоительный, и Рэйчел тоже…, Сначала Констанца, теперь Пьетро…, Ведь ему только тридцать три года было… — Франческо вытер глаза и решительно сказал: «Ты иди. У тебя дела. И спасибо тебе. Ты их не забывай, пока я в Хэрроугейте».
— Нет, конечно, — Жюль обнял его. Они помолчали, слушая, как тикают часы на стене.
Аарон робко прошел через сад. Мамы и папы не было. Выглянув из калитки, мальчик увидел открытую дверь церкви.
— Они там! — обрадовался мальчик. Аарон любил церковь — в ней было тепло, уютно, пахло чем-то приятным. Он сидел на коленях у мамы, и, широко открыв глаза, смотрел вокруг — на простое, темного дерева распятие, на отца, который непременно, даже стоя у алтаря, ловил его взгляд и улыбался.
Аарон задержался на пороге — пахло знакомым, и еще чем-то — странным, неприятным. Он увидел мать — она стояла на коленях посреди прохода, белокурая голова была накрыта темной шалью. «Почему папа лежит? — подумал Аарон. «Здесь не спят, дома только спят».
Он неуверенно позвал: «Папа! Папа!». Аарон пошел к нему, твердо держась на ногах.
— Папа! — крикнул мальчик, оказавшись рядом. Рэйчел подняла сухие глаза. Взяв сына, прикрыв его шалью, она шепнула: «Не надо, не надо, милый».
Мальчик плакал, — горестно, отчаянно, цепляясь за нее. Она, взяв окровавленную Библию, что лежала на груди у мужа, открыла книгу. Страница была испачкана, но слова были видны.
— Господи, — Рэйчел шевелила губами, — Господи, за что? Господи, упокой его в садах райских, — она, так и удерживая всхлипывающего ребенка, легла рядом с трупом.
— Ты это читал? — тихо спросила Рэйчел, устроив голову на его покрытой грязью, рваной сутане. «Это, милый мой? Это видел там, в свой последний час?».
Строки из «Песни Песней» были залиты кровью.
— Очи твои, — тихо сказала Рэйчел, укачивая сына, прижавшись щекой к мертвому плечу мужа, — очи голубиные.
В открытые окна церкви вливался солнечный свет. В летнем небе, порхали, перекликались птицы.
Лондон
На галерее Палаты Общин было тихо. Мужчины, — двое были в траурных, черных сюртуках, — сидели отдельно от всех, смотря вниз.
Мартин покосился на седые виски отца, — лазоревые, холодные глаза Питера следили за спикером. Юноша скрыл тяжелый вздох: «Хоть разрешил мне на север с ним поехать. Там работы до осени хватит, и даже больше. Все восстанавливать надо». Он вспомнил обшитый дубовыми панелями коридор их особняка на Ганновер-сквер. Из-за двери, ведущей в библиотеку, доносился жесткий голос отца.
— Речь не об убытках, Джон, — Питер прошагал к ореховому столику у камина и разлил виски. «Речь идет о человеческих жизнях. Ты передашь мое письмо принцу-регенту, и сделаешь так, что он его прочтет».
